Герой Украины, народный депутат Юрий-Богдан Шухевич в интервью «Фразе» рассказал об истинной независимости, работе парламента, связи с диссидентами и дружбе с еврейской девочкой.
Протекторат от МВФ
— На днях мы будем отмечать 26-ю годовщину независимости, за которую вы много лет своей жизни отсидели в тюрьме. Фактическая независимость в Украине уже есть?
— На бумаге наша независимость есть уже 26 лет, но в реальности наш народ постиг ее лишь в результате Революции достоинства. А наше правительство и вовсе двумя ногами стоит в прошлой эпохе. Мы освободились от Москвы, так давайте теперь упадем в объятия Евросоюза! Без независимости в нашей стране многим страшно, некомфортно, и правительство боится остаться один на один с проблемами страны. Украина, как ребенок, который начинает ходить и постоянно держится то за мамину руку, то за какие-то предметы, а оторваться и сделать самостоятельные шаги пока боится. И это очень нехорошо, ведь таким образом правительство превращает нас в протекторат. Когда немцы в 1939 году оккупировали Чехословакию, то в Чехии они создали протекторат. Вроде бы и правительство свое, и президент свой, и полиция, но судьбу страны решал немецкий протектор. У нас же сейчас Международный валютный фонд играет роль такого же протектора.
— С правительством все понятно, а как вы оцениваете работу парламента?
— Парламент пришел на волне Майдана, Революции достоинства, на крови жертв боев на ул. Институтской, Грушевского — как раз тех мест, где мы сейчас с вами мирно беседуем. Но отвечает ли парламент тем надеждам и устремлениям, ради которых те парни и девушки шли на смерть? Нет, не отвечает. В этот парламент пришли некоторые люди, которые действительно были преданы идеям Майдана, но одни остались им верны, а другие погрязли в ветхой грязи Верховной Рады, попали под влияние «решал», которые пришли в парламент решать свои дела. Потому парламент очень двоякий. Да, в самом начале на волне Майдана парламент принял ряд необходимых, правильных законов, но энтузиазм быстро угас. Да и в Украине принять закон и исполнить его — две большие разницы. Признание борцов за волю Украины, декоммунизационный пакет, рассекречивание всех архивов спецслужб Союза и так далее — это все прекрасно. Но многое не доведено до конца, даже озвученные мною законы. К примеру, до сих пор не принят закон о реабилитации людей, которые стали жертвами коммунистического режима. То же касается и пенсионного обеспечения бывших политзаключенных и репрессированных. Но я надеюсь, что осенью в первую неделю работы Рады мы его также примем.
— А что скажете насчет реформ? Одни говорят, что реформы внедряются и все прекрасно, другие говорят, что это лишь косметический ремонт, создающий внешнюю картинку...
— Многие реформы мы делаем наспех. Взять, к примеру, медицинскую, образовательную, пенсионную реформу — правительство регистрирует свои законопроекты, которые являются посмешищем. Нам, многим миллионам людей, по этим законам жить годами, потому каждый законопроект необходимо вылизать, максимально предусмотреть все нюансы. Тем более что есть и альтернативные законопроекты, в которых также много прекрасных идей. Однако никто до сих пор так и не решился скомпилировать их, взять от каждого самое лучшее, отсечь ненужное и т. д. Конечно, правительство должно считаться с мнением депутатов и принимать во внимание альтернативные законопроекты, которые они регистрируют, но пока этого нет.
— Пенсионная реформа вызвала шквал критики со стороны экспертов. Вам, как человеку пенсионного возраста, эта тема близка и понятна, потому расскажите о вашем отношении к этим изменениям.
— Законопроект о пенсионной реформе был внесен еще в 2015 году, 2 года назад. И все это время он не рассматривался, поскольку правительство то отзывало его, то возвращало. А теперь нам бросили непонятно что! И это при том, что было наработано 4 альтернативных законопроекта, однако в итоге об их существовании лишь упомянули перед голосованием, но так и не рассмотрели. Законопроект пока принят лишь в первом чтении, но то, что предложило правительство, — это не пенсионная реформа. Новая пенсионная реформа не учла многих проблем и нюансов, с которыми пенсионеры сталкиваются многие годы, к тому же они увеличили страховой стаж. Вы только представьте себе, что человек, которому завтра, скажем, нужно было выходить на пенсию, вдруг должен еще 10 лет поработать!
— В парламенте разделились мнения насчет неприкосновенности. Нужна она все-таки депутатам или нет?
— Нам стоило бы чаще возвращаться к некоторым страницам истории во избежание ошибок прошлого. Неприкосновенность должна быть, но не в том виде, в котором она присутствует у нас сейчас — такая всеобъемлющая, общая. Ну нельзя так! Вспомните историю с Лозинским (Виктор Лозинский, экс-БЮТовец, отсидел 7 лет в колонии за убийство человека. — Ред.), который застрелил человека, а потом еще с трибуны Рады звучали слова о том, что его орденом нужно наградить... Да, его в конце концов, конечно, судили, но подобные вопиющие инциденты повторяться не должны, ведь каждый человек, который преступил закон, должен нести за это ответственность. Я хочу сказать, что для депутатов необходимо сохранить уголовную ответственность, а неприкосновенность должна касаться исключительно политической деятельности, чтобы депутат не боялся за свое голосование, политические взгляды. Но есть много «но» даже в случае снятия этой неприкосновенности. Вы же понимаете, что в таком случае у нас легко смогут посадить и за политические убеждения, прикрыв их сфабрикованным криминалом. Конечно, открыто никто этого делать не будет — засудят, к примеру, за наркотики, которые подбросят, или за сфальсифицированные документы и т. д. Тем не менее неприкосновенность в части уголовной ответственности однозначно нужно со всех снимать. Причем не только с депутатов, но и с судей, и с президента также. Именно поэтому должен быть принят полноценный законопроект об импичменте, причем все это должно быть принято одновременно, иначе случится так, что с депутатов снимут неприкосновенность, а президент останется неприкосновенным и будет диктовать всем, что делать.
— Избирательное снятие неприкосновенности с ряда депутатов также привлекло немало внимания общественности. Это политическая расправа, показательное выступление или что?
— То, что сейчас делают, мне напоминает времена Французской революции, когда в результате переворота к власти пришли якобинцы. Сначала они устранили фельянов, то есть «оппоблок» в наших реалиях. Затем термидорианцев, которые были им значительно ближе по политическим воззрениям. А потом они своего же Жоржа Дантона осудили и казнили. Почему так произошло? Люди взбунтовались, и страх вынудил их пойти на такие меры и отправить на гильотину своих же, даже самого Максимилиана Робеспьера. А не приведет ли это к тому же у нас, когда так избирательно снимают неприкосновенность? У нас также из страха могут взбунтоваться, отстранить от власти и осудить. Так что современным украинским якобинцам стоило бы над этим задуматься.
Приемы большевиков
— Почему современные украинские националисты так часто проявляют антисемитизм?
— А в чем тот антисемитизм проявляется? В Украине что, людей бьют, мордуют, насилуют, грабят или даже позволяют себе какие-то словесные выпады? Тут следует вспомнить о провокаторах, которые специально подбрасывают поленья в огонь. Это старый большевистский прием, когда НКВ-дистов переодевали в наших, и потом они вытворяли все, что хотели, а любые преступления сваливали на националистов. Им же хватило наглости сказать, что немцы расстреляли в Катыни тех польских офицеров! Им же хватило наглости сказать, что изувеченные тела пленных, которые вытягивали во времена прихода немцев во Львов, это якобы тоже дело рук немцев! И сейчас происходит то же самое! Да, эти переодетые провокаторы евреев не мордуют, но, выдавая себя за националистов, могут кому-то дать по голове и прокричать: «Ах ты жид паршивый!». За хорошие московские деньги они могут так делать и делают. Но это не националисты, это провокаторы. Знаете, когда в Верховную Раду из Израиля приехал президент Реувен Ривлин, кто-то ему сказал: «Ну о каком антисемитизме здесь, в этом парламенте, можно говорить, если его возглавляет Гройсман?». Вы сами подумайте, Гройсман не скрывает того, что он по вероисповеданию иудаист, при этом он абсолютно спокойно работает, многие его уважают, и это о многом говорит.
— В открытых источниках иногда встречается неподтвержденная информация о еврейской девочке Ирине Райхенберг, которую ваша семья якобы прятала от немцев. И, собственно, эта история могла бы разрушить миф об антисемитизме среди националистов. Как все происходило в те годы?
— История действительно была, однако с Ириной Райхенберг уже в мирное время я, к сожалению, не общался. Во времена Советского Союза это было невозможно, поскольку я был в заключении, но я очень хотел разыскать ее. Уже после освобождения в независимой Украине я обращался в правоохранительные органы, чтобы ее найти, и сообщал им о ее последних перемещениях, о которых мне было известно. Однако мне они отвечали одно и то же, что найти ее не могут. Ирина, как я узнал позже, переехала в Киев, вышла замуж, взяла фамилию мужа, потому я собственными силами в свое время не смог ее разыскать. Правоохранители, конечно же, прекрасно знали, где она живет, но очень не хотели, чтобы я наконец начал с ней контактировать. Это было не в их интересах, иначе миф о националистах-антисемитах был бы разрушен. Но сын Райхенберг жив, он живет в Киеве, и мы встречаемся с ним время от времени. Его зовут Владимир Гуща — он носит отцовскую фамилию. Он уже пенсионер, бывший военный. Его мама умерла в 2006 году, когда уже к власти пришел Ющенко и поставил главой СБУ Валентина Наливайченко. С их помощью мы очень быстро разыскали семью Ирины, но я очень сожалею, что так и не успел ее увидеть, поскольку за год до этого она умерла. Я, конечно, чувствую в этом и свою вину, потому что, вернувшись из ссылок, тюрем уже во времена независимой Украины, не приложил максимум усилий, чтобы найти ее и застать живой. Это действительно мое упущение.
— Диссидент Натан Щаранский, глава Еврейского агентства «Сохнут», рассказывал, как вы общались, находясь в тюремном заключении. Тогда, по его словам, вас объединяла идеология борьбы против Советской власти. Общаетесь ли сейчас?
— Это было в Чистополе, в тюрьме. Знаете, как мы общались? В каждой камере был унитаз, общий стояк. Мы оба одновременно откачивали воду и через унитазы говорили. Но как только надзиратель подходил, мы сразу же спускали воду, как будто ничего и не было (смеется). Нас что так сплотило? Он же родился и вырос в Украине, жил в Донецке до 18 лет, в школе учил украинский язык. А потом его отец переехал в Московскую область, где был редактором районной газеты, и он уже с тех пор находился в России, там поступил в университет, и именно там началось это диссидентское движение, которое объединило тех, кто хотел выехать из Союза. Мы говорили с ним о жизни, между прочим, по-украински. Правда, он извинялся, что уже немного подзабыл язык. Действительно, прошли годы, и украинский он не использовал. Но дело не в этом, а в том, что мы действительно общались, рассказывали друг другу, кто где родился, как жили. В те семидесятые годы нас объединял дух диссидентства. Но, уже будучи на свободе, мы так ни разу и не встречались. Когда он приезжал в Украину, мы никак не могли состыковаться, расходились наши дороги. Если вдруг придется вам с ним когда-нибудь общаться, передайте от меня привет, и пусть вспомнит, как мы с ним контактировали в тюрьме, он посмеется (смеется)!
