Евгения Горячева — двоюродная племянница знаменитой советской певицы и актрисы Клавдии Шульженко: ее бабушка была родной сестрой отца Клавдии Шульженко. Сама артистка в родном Харькове бывала нечасто из-за плотного гастрольного графика, но когда приезжала — всегда старалась выкроить между концертами пару дней, чтобы побыть с родственниками.
Зато любимая племянница была частой гостьей в ее московской квартире. После смерти Шульженко по инициативе Евгении в Харькове открыли единственный на сегодняшний день в СНГ музей певицы. В интервью «Фразе» она рассказала о том, какой была певица вне сцены, за что ее не жаловала власть и почему всенародная любимица отказалась от особняка в Каннах.
Евгения Александровна, как Клавдия Шульженко относилась к родному Харькову и многочисленным харьковским родственникам? К примеру, другая известная харьковчанка Людмила Гурченко о своих корнях говорила неохотно, была обижена на родной город и приезжала сюда всего несколько раз, уже в последние годы жизни...
Ой, нет, у тети ничего подобного не было. Она любила Харьков и при любой возможности старалась приехать сюда. Никакой «звездности» за ней не водилось — при ее сумасшедшей популярности она для нас всегда оставалась «тетей Клавочкой».
В Харькове ее так встречали! Мы шли по улице и за нами бежала толпа мальчишек: все знали, что приехала Шульженко. Мы обязательно все вместе ходили на кладбище, где была похоронена ее мама, а потом накрывали столы, приходили все родственники и соседи, у нас было пианино, тетя Клава пела.
С пустыми руками она никогда не приезжала. Везла ткань рулонами, чтобы хватило на обновки всей родне. А когда она останавливалась в «Интуристе», родственники к ней в гости приходили. Правда, в апартаменты нас не пускали, поэтому тетя «принимала» всех в холле. Обязательно дарила всем по сто рублей — тогда это были огромные деньги. Всегда просила, чтобы в номере поставили вторую кровать — для моей мамы. Они были почти ровесницами и всю жизнь очень близко дружили.
В Москве у нее харьковские родственники тоже часто бывали. Дядя, например, набирал полный чемодан яблок — и гостил у нее по месяцу. Он был краснодеревщиком, а у тети была дорогая антикварная мебель, и он ее реставрировал.
Вы сами часто у тети гостили? Как она вас принимала?
Всегда очень тепло... Я могла приехать к ней «вне графика» — просто так, потому что обе соскучились. И сколько бы я у нее ни гостила — неделю, десять дней — она всегда говорила: «Почему ты так рано уезжаешь?». Из Харькова я всегда везла для тети гостинец — сливки. Она их очень любила и перед отъездом мне напоминала: «Ты ж не забудь сливочки». Я их специально заказывала на молокозаводе, там знали, что это для Шульженко, и готовили самые лучшие, таких в Москве было не найти. Она всегда по утрам любила выпить кофе со сливками — большую чашку. И еще она готовила свой фирменный лосьон: сливки, коньяк, мед и яйцо. Я удивлялась: не жалко такой дорогой коньяк — и в лосьон? Но она всегда говорила: «На личике, Женечка, нельзя экономить»... Тетя очень любила и умела ухаживать за собой.
Секрет красоты — никаких диет
Шульженко была для советских женщин эталоном красоты. Как ей удавалось во времена советского дефицита так роскошно выглядеть?
Тогда было принято все «доставать»... Вот она это и делала, хотя, конечно, возможностей у нее было больше, чем у других. Она, например, пользовалась только самой лучшей французской косметикой, которую ей привозила соседка — актриса, чьи родители жили в Париже. Когда в Харькове в ее честь выпустили духи «Синий платочек» и подарили ей флакончик, она к нему так и не притронулась — ей не понравилось. Это не удивительно: она всю жизнь пользовалась французским парфюмом, запах которого даже у нее в подъезде стоял. Тетя мне тоже часто дарила то французскую пудру, то помаду — при тогдашнем дефиците это были бесценные подарки.
Как-то трудно представить королеву сцены в какой-то дежурной домашней одежде... Дома она тоже всегда была «при параде»?
Да, ее домашней одеждой был длинный шелковый халат, тапочки и чалма — все ее любимого розового цвета. Советские женщины тогда поголовно были одеты в серое, «немаркое», а она этого терпеть не могла — во всем была роскошной. У нее даже спальня и ванная были розовые. Выглядело очень изысканно и необычно для того времени.
Я слышала, что Эдита Пьеха, приехав в харьковский музей Шульженко, встала на колени, чтобы поцеловать подол платья Клавдии Ивановны...
Да, так и было... Ведь многие годы даже выражение существовало: «одеваться по-шульженковски». Обувь она часто заказывала в Варшаве, где у нее жили родственники. А наряды для нее шила личная портниха, и обходилось это тете совсем недешево. Скажем, за одно только концертное платье портниха брала 3 тысячи рублей. Москонцерт покрывал эти расходы лишь частично, основное тетя оплачивала сама. Некоторые платья для нее шил Вячеслав Зайцев — они до сих пор хранятся в музее. Тетя не могла отказать себе в красивой одежде — очень любила наряжаться. Рассказывала, что даже во время войны, когда она давала концерты на фронте, всегда молилась только об одном: чтобы бомба не попала в чемодан с платьями! Это была женщина до мозга костей!
На концертных фотографиях, где Шульженко уже за 70, у нее почти девичья фигура... Наверняка у нее были какие-то особенные диеты?
Да что вы! Никогда никаких диет она не придерживалась! Любимым завтраком Клавдии Ивановны была тарелка жирного домашнего творога со сметаной, к чаю всегда было что-то сладкое: конфеты, тортик, печенье. Очень любила отбивные из телячьей вырезки, а правило «не есть после шести» вообще не признавала. Наоборот — как раз в 18.00 в доме Шульженко был обед, на который все члены семьи должны были являться без опозданий. И при этом она, действительно, умудрялась сохранять отменную форму!
Мы с ней отдыхали вместе в Крыму (у нее были любимые санатории под Гурзуфом, в Ливадии) и ее там называли «осетринкой» — за белоснежную, очень ухоженную кожу и прекрасную фигуру.
Тетя Клава не любила рестораны и шумные банкеты, а вот сама готовила отменно. Этому научила и свою помощницу — Александру Федоровну, — которая была для нее и приятельницей, и поваром, и костюмершей. Шурочка была из числа ее поклонниц, всю жизнь прожила с ней под одной крышей, сопровождала ее и на гастролях. Стирала, готовила не только для Клавдии Ивановны, но и для всех музыкантов оркестра. Ее все очень любили, отовсюду везли ей подарки, но свою личную жизнь Шура так и не устроила. Когда тетя умерла, она перешла работать к Кобзону. Он взял ее не раздумывая — работа у Шульженко была лучшей рекомендацией.
Не просила подарков у власти
При своей сумасшедшей популярности Шульженко жила весьма скромно, особенно по нынешним меркам...
Да, у нее была небольшая двухкомнатная квартира, которую она сама себе и купила после развода с первым мужем Владимиром Коралли. Он говорил: «Клавочка, я развелся с тобой, чтоб сохранить для тебя хоть часть денег, иначе ты бы все растранжирила». Тетя действительно была очень щедрой, деньги у нее не задерживались — она одаривала всех родственников, друзей и знакомых. По этой причине она никогда сама не ездила за зарплатой — посылала мужа. Правда, после развода выяснилось, что все ее деньги он клал себе на книжку, и тетя осталась тогда ни с чем. Одну из комнат в их четырехкомнатной квартире Коралли продал, и там поселились совершенно чужие люди. Так что много лет она, всенародно любимая артистка, жила, можно сказать, в коммуналке. А потом, уже со вторым мужем Владимиром Епифанцевым, который ее буквально боготворил, они вместе купили себе отдельную кооперативную квартиру. Зато уже там тетя все устроила по своему вкусу: старинная мебель, канделябры...
Ей ведь предлагали уехать из СССР?
Предлагали... В
Звание народной артистки Шульженко получила только в 1971 году, когда ей было уже 65 лет. Почему? Ее ведь вся страна обожала!
При сумасшедшей любви зрителей ее недолюбливала Екатерина Фурцева, много лет возглавлявшая Министерство культуры. Как-то тетя пришла к ней на прием и просидела в приемной целый час, так и не дождавшись аудиенции. Потом сказала секретарше: «Передайте вашей начальнице, что она дурно воспитана!». И ушла. Отношения с министром культуры были испорчены. Но, думаю, тетю это не очень задевало — она видела, как ее обожает публика. Именно это она и ценила, а не официальные звания и награды. Едва ли не единственный подарок от советского руководства в знак признания ее заслуг Клавдия Ивановна получила уже в 70 лет.
Что это было?
Подарок от Брежнева. Тетя была с концертами в Германии, в честь Дня победы. В это же время там был и Генсек, и на банкете он попросил ее спеть песню «Записка». А потом поинтересовался, какие у Шульженко есть просьбы. Она никогда своим положением не пользовалась, а тут — я думаю, впервые в жизни, — сказала, что ей нужна квартира, для сына. Леонид Ильич ничего не ответил, но когда вернулись в Москву, тетя получила двухкомнатную квартиру в самом центре Москвы, в правительственном доме. Кроме того, он повысил ей и пенсию — до 250 рублей. До этого она получала 180, что для артистки ее ранга было очень скромно, обычная советская зарплата. Она не добивалась никаких льгот и подарков, всегда пыталась заработать сама, до последних дней давала концерты. Вот хоть бы ее последние харьковские гастроли...
Вы их помните?
Конечно, я тогда «дежурила» за кулисами и подавала тете реквизит. Это было в
А ее отношения с коллегами по сцене?
Она была вне конкуренции, это безоговорочно признавали все. Вот вам только один пример. Как-то у тети Клавы в гостях была Пугачева, и кто-то подбежал к Алле Борисовне с букетом. Она сказала: «В присутствии Шульженко дарить цветы мне?» — и передала букет Клавдии Ивановне... С тетей никто даже не пытался соперничать — она до последних дней оставалась великой женщиной и великой артисткой.
