Эти несколько дней в Украине всколыхнули все цвета политической элиты и обрушились информационным потоком во все масс-медиа. Тут и декабрьское видео из СИЗО, и попытка вылечить Тимошенко, и её заявление о нанесении побоев работниками колонии, и провокации против сокамерницы Юлии Абапловой о записи видеоинтервью «Интера» и «Первого Национального».
Особое место в информационном поле занимают сообщения об объявлении голодовки и еще масса всяких «сопровождающих» новостей. Обвинения и опротестования. Мнения разделились в зависимости от политических привязанностей, от личных симпатий и восприятия ситуации. Но ведь кроме эмоций, амбиций и желания слышать то, что хочется, еще существуют факты и необходимость в объективном представлении дела всех сторон. Донести это — основная задача журналиста. Конечно, первая информационная колыбель этой недели — Качановская женская исправительная колония № 54.
Узнав о том, что после двух недель «добывания» разрешения на посещение этого учреждения телевизионной студии
Прежде всего я был заинтересован выяснить, насколько все, что происходит в колонии, соответствует тому, о чем так много написано в СМИ. Пока ждали разрешения на вход возле колонии, прочитал в интернете о том, что сокамерницу Юли. Абаплову уже перевели от Тимошенко, якобы по ее желанию. В то время, как оператор с журналистом брали интервью у заключенных — я попросил у подполковника внутренней службы Оксаны Кошлыч разрешение поговорить один на один с Юлией Абапловой. Получив очередной отказ, (это как видно тут самая распространенная форма общения), я настоял, объясняя — «...если Вы действительно говорите правду и на самом деле нечего скрывать, то Вам в первую очередь выгодно дать нам возможность поговорить. Если на Ваше учреждение клевещут, то только общаясь с людьми можно удостовериться в чьей-то правде. Если Вам нужна правда — то я ее напишу...» Через 20 минут меня пригласили в кабинет психоэмоциональной разгрузки, куда вскоре привели миловидную женщину, лет
Я представился и, просмотрев свои заранее подготовленные вопросы, начал интервью.
Как Вам здесь живется? Как Вам эти несколько дней?
Вы знаете, последние несколько дней для меня целое испытание. В начале, конечно, была рада тому, что у меня такая соседка. Это совершенно другие «условия содержания», как тут говорят. Люди, попавшие в тюрьму, да и некоторые, вероятно, на свободе — могут только мечтать о таких условиях. Где в тюрьме и СВЧ-печь, холодильник, душ, плазменный телевизор, мебель, посуда и так далее. Вы, наверное, видели по телевидению? Но это не компенсирует, конечно, того дискомфорта физического и морального, который я испытываю.
А в чем конкретно дискомфорт?
Какая б ни была клетка, хоть золотая — это клетка. Это тюрьма и мне трудно находиться здесь. Кроме того, что отсутствует свобода — появился еще и политический фактор. Дома... то есть там, на свободе... Я жила своей жизнью и не особо интересовалась политикой. А здесь я внезапно была втянута в этот круговорот и понимаю, что меня все хотят как-то использовать.
А как конкретно используют Вас?
А ведь и Вы зачем-то пришли и тоже хотите как-то использовать меня?
Я как раз хочу разобраться с тем, что происходит и получить объективную информацию. Вы ведь знаете, что в прессе появилась информация Тимошенко о том, что Вас запугивают, угрожают и принуждают давать какое-то интервью. И мне просто непонятен ажиотаж вокруг Вас — какой информацией Вы можете обладать, что одни якобы Вас заставляют ее сказать, а другие обвиняют в том, что Вы можете оговорить Тимошенко. Что это за информация?
Да никакой информацией я не обладаю и не знаю, о чем Вы говорите. Естественно с такой сокамерницей и ко мне повышенное внимание. Когда я иду по лагерю, на меня показывают пальцем и, конечно, задают всякие вопросы. Но я стараюсь вообще молчать. Никаких тайн Юлия Владимировна мне не сообщала и, естественно, не делится со мной своими политическими планами. Мы просто вынужденные сокамерницы, и я стараюсь к этому так и относится.
Так что у Вас вымогала за информацию и интервью администрация?
Да не было никакого интервью. Просто недавно приходил «опер», то есть — оперативный работник и задавал мне всякие вопросы. О камере, конфликтах, претензиях, здоровье Тимошенко, быте и так далее. Как, типа, она после выезда в больницу себя чувствует, есть ли претензии и так далее. Естественно, что я поделилась об этом с Юлией Владимировной, не ожидая такого развития событий. Она мне говорит — этот разговор записан и теперь... В общем, у всех свое кино. И я уже не хочу об этом всем говорить.
Так были все-таки какие-то угрозы и требования интервью?
Да не было никаких угроз. Какие угрозы? Что я могу конкретно рассказать о Тимошенко? Ну, сами подумайте — что? Как мы чай пьем, или кушаем?
А в самом деле — как Вы чай пьете и какой Ваш рацион питания? Чем кормят в этом учреждении? Что любит Юлия Тимошенко?
Рацион самый разнообразный, «пайку» мы в камере не брали вообще. Тимошенко постоянно передают все самое свежее и дорогое, много продуктов и блюд с этикетками дорогих кафе и ресторанов. Воду передают питьевую... А какие блюда она хочет — заказывает, такое и приносят. Я разогреваю эту еду, нарезаю салаты, накрываю на стол, потом убираю и мою посуду...
Это не обременительно Вам? Тимошенко что-то делает в камере?
Трудно сказать... По выходным она много пишет что-то за кухонным столом. А убираю и по хозяйству справляюсь я сама. Она мне не помогает. А наоборот просит приготовить чай, часто лежит в постели, и я его туда ей подаю. Ну, я не в обиде какой-то. Времени тут очень много, и она вроде болеет и говорит, что спина болит. Я стараюсь помогать ей во всем. Вернее старалась. Волосы помогаю красить, хоть краска в колонии «запрет», но видно администрация закрывает на это глаза.
А на что еще закрывают глаза?
Да нет. Тут такого запретного особо нет. У нее тут как дом советов и без запретного — постоянно приходит администрация, два-три раза в день — врачи, к слову сказать, медицинский персонал и оборудование — на свободе могут позавидовать. Начальник медчасти ежедневно обход делает. Лечащий врач...
Раз есть такое внимание со стороны врачей — есть ли прогресс в лечении?
Я не врач и не могу судить об этом, но она отказывается от лечения, по своим каким-то политическим соображениям. Что и как там, я откровенно — не знаю. В больницу она собиралась ехать — это точно. Просила меня собрать и подготовить ее вещи. Я все аккуратно собрала и сложила перед входом, а что уж потом началось — я просто не понимаю.
А что началось?
Сначала собралась ехать, а потом внезапно отказалась. Я в этой политике особенно не понимаю, может ей это зачем-то надо, но я этого не понимаю. Лечиться — так лечиться. Я бы в любую больницу поехала, если бы мне предложили сразу ... (улыбается)
Что Вы слышали по поводу голодовки?
Говорили, что она объявила голодовку, но вроде как-то непонятно. Я же уже там не сижу. Холодильник там полностью был забит продуктами. Голодовка в тюрьме — это когда голодающего обязательно переводят в карцер, чтобы там реально видеть, что он ничего не ест и как меру устрашения что ли, чтоб прекращал голодать. А так в камере, с продуктами — какая голодовка... (улыбается) Юлия Владимировна любит вкусно поесть и следит за собой.
Почему, все таки, возвращаясь к нашей теме, Вы захотели перевестись в другое место?
Да я Вам повторяю, что я хочу просто отбыть это время и попасть домой, к сыну, семье. И мне не хочется принимать участие в чьих-то интригах, политических разборках, и потом разбираться со всеми, что я кому говорила, что не говорила... Меня этим непонятным интервью «Интеру» уже просто извели, то пиши одну объяснительную, то другую, кто брал интервью, когда... А никто не брал. Вы первый кто пришел и надеюсь последний. Я то и к Вам не хотела идти, но в администрации сказали: «Не захочешь дать интервью — начнут ходить другие и будут постоянно писать, мы — брать у тебя объяснительные и так бесконечно. Давай остановим этот круг». Я согласна все рассказать, чтоб только оставили меня в покое. И тем более, что чего-то особенного я просто не знаю. Я и так Вам уже все рассказала.
Что ж, спасибо за интервью. Возможно, Вы хотите что-то сказать напоследок?
Знакомо. Как последнее слово. Я не желаю никому зла и не хочу просто, чтобы меня использовали. Мне нужно время побыть наедине, чтобы принять то, что на меня обрушилось. Мне и так нелегко. Я довольна, что была в камере с такой известной сокамерницей, это большой опыт, есть теперь что рассказывать... Мы нормально провели это время. Она тихая и спокойная... когда не в политике.
Я желаю Всем Добра, любить своих близких и не совершать роковых ошибок...
