«... В странах Западной Европы на рубеже XIX-XX веков вполне сложилось национальное сознание. Построенное частично на фактах истории, частично на исторических мифах, оно стало основой патриотизма. Необходимость защищать свою страну масса населения воспринимала как неприятную, тяжелую, но все же обязанность. В России национальное сознание отсутствовало у большей части населения, причем именно у той, на которую легли основные тяготы войны.
Российское крестьянство — самый многочисленный класс — почти не было затронуто современной цивилизацией. Большинство из них не имело понятия о собственном отечестве, а тем более о других странах.
Вот свидетельство А. А. Брусилова, одного из самых известных русских генералов Первой мировой войны: «Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герц-перц с женой были кем-то убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы — не знал почти никто, что такое славяне — было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать — совершенно неизвестно. Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу царя... Солдат не только не знал, что такое Германия и тем более Австрия, но он понятия не имел о своей матушке России. Он знал свой уезд и, пожалуй, губернию, знал, что есть Петербург и Москва, и на этом заканчивалось его знакомство со своим отечеством. Откуда же было взяться тут патриотизму, сознательной любви к великой родине?!». (Алексеев А. Россия в 1914-1915 годах. Война на два фронта. «Наука и жизнь» № 8, 2007)
Известный российский историк Александр Алексеев препарировал загадочное явление — экстатическую природу массового патриотизма. На примере Великой войны 1914-1918 годов он провел своеобразную лоботомию национального самосознания и показал жизненный цикл «народной любви» к Родине: от эмоционального взрыва, к усталости и отрицанию национальных интересов, которые нужно защищать.
Эмоциональный взрыв
Первая мировая война началась 28 июля 1914 года, однако стихийные народные манифестации в российских городах произошли раньше. 16 июля, после бомбардировки Белграда австро-венгерской армией, в Калуге собрался многолюдный митинг в поддержку братской Сербии. На следующий день 10-тысячная манифестация обывателей Тулы выразила свою солидарность с борющимися сербами.
20 июля император Николай II вышел на балкон Зимнего дворца огласить свой манифест. Вот как описывает это событие репортер «Биржевых ведомостей»: «... 150-тысячная толпа мгновенно замерла, затем народное море опустилось на колени. Настала такая тишина и безветрие, что заломило в ушах, и вдруг тысячи хоругвей и портреты Государя взметнулись над головами. Люди все, как один, запели „Боже Царя храни“, а затем без перерыва перешли к „Спаси, Господи, люди Твоя“. У взрослых мужчин текли слезы от умиления, женщины рыдали... Громогласное „Ура!“ было ответом на приветствие государя... После зачтения манифеста толпы мастеровых разгромили на Литейном все немецкие магазины...».
Экстатический порыв верности Государю и Отечеству охватил не только простолюдинов, но и все сословия российского общества. Губернаторы по собственной инициативе (до выхода сенатского указа) выселяли из прифронтовых уездов во внутренние губернии страны всех этнических немцев, как потенциальных пособников врага.
Рабочие на заводах и в частных мастерских отказывались работать с обрусевшими немцами, а крестьяне громили усадьбы немецких управляющих. В январе 1915 года вышло постановление правительства с перечнем видов коммерческой деятельности и «пребывания в должностях», которые были запрещены «к занятию и исполнению из Германии переселившихся обывателей». По нынешней терминологии — это запреты на профессии.
Дальше — больше. Осенью 1914 года по стране прокатилась волна переименований городов, улиц, торговых фирм и замены немецких фамилий на русские. Хронология плотная.
31 августа (12 сентября) в ходе борьбы против «германского засилья» Санкт-Петербург был переименован в Петроград.
25 декабря, на Рождество Христово, постановлением Святейшего Синода было запрещено ставить новогодние елки в офицерских и дворянских собраниях, купеческих, ремесленных и земских управах потому, что елка — «есть немецкая языческая традиция».
13 февраля 1915 года из репертуара императорских театральных трупп были запрещены к постановке пьесы немецких драматургов. Через два дня специально для всех оркестров был издан проскрипционный список произведений композиторов, куда попали Бах, Бетховен, Брамс, Моцарт, Вагнер (всего 32 немца и 11 австрийцев).
В мае-июне 1915 года катастрофа постигла Москву. Толпы «патриотов» полностью разгромили около пятисот фабрик, магазинов и домов, принадлежавших людям с немецкими фамилиями. Булочные стояли с выбитыми стеклами, из музыкальных магазинов выбрасывали рояли, пианино «Бехштейн» и «Бютнер».
Однако экстатический патриотизм народа выражался не только в погромах и репрессиях. В 1914 году перед смертельной угрозой, впервые за полвека либеральных реформ, в стране появилась реальная почва для национального согласия.
Большевики с программным лозунгом «Превратить войну империалистическую в войну гражданскую» были вынуждены уйти в глухое подполье. Только за четыре месяца с начала боевых действий социал-демократы утратили более 60% своих агитаторов на местах. Публичных ораторов убивала разъяренная толпа и, в лучшем случае, арестовывала полиция.
Национальное согласие способствовало единению фронта и тыла. В 1914 году императорская семья сняла со своих счетов в Лондонском банке 20 миллионов фунтов стерлингов и направила эти средства на вспомоществование семьям погибших и раненых воинов.
За царем «потянулись» все: высшая аристократия, титулованное дворянство, крупные промышленники, купцы, ремесленники, простые крестьяне и духовенство.
С сентября по декабрь 1914 года император Николай II объехал все губернии европейской России и Кавказ с целью сбора средств на военные нужды. Результаты были впечатляющими. Курское земство пожертвовало на войну 1 миллион рублей, дворянство — 75 тысяч, крестьянство — 60 тысяч.
В Туле дворянство вручило императору 40 тысяч рублей. В Орле крестьянская депутация заверила царя о готовности отдать армии весь хлеб до последнего зерна. В Воронеже земство и дворянство пожертвовало по 25 тысяч рублей, город — 10 тысяч, купечество — 17 тысяч. В Рязани ремесленная и мещанская управы передали государю по 10 тысяч рублей, а также мёд, холст и прочие продукты.
Херсонская губерния дала 230 тысяч рублей, 1,5 миллиона пудов хлеба и 1300 строевых лошадей. Киевские купцы и промышленники раскошелились на 1 миллион 300 тысяч рублей, а губернское земство дало еще 800 тысяч. Кроме этого киевляне заверили государя о подготовке 14 крупных лазаретов на 650 койко-мест с содержанием раненых за счет местных сборов и благотворительных взносов.
В первые два месяца войны кустарная промышленность Николаева поставила на фронт 8 тысяч комплектов конской упряжи, а к зиме в действующую армию отправили 1800 овчинных полушубков. В городе возникло целое движение по содержанию в армейских лазаретах больничных коек. Свои именные койки в госпиталях оплачивали дворяне, купцы, личные почетные граждане и мещане, а в январе 1915 года заключенные Николаевской тюрьмы сбросились и подали коллективное прошение «о дозволении содержать в госпитале два больничных места для излечения раненых».
Экстатический патриотизм населения был тотальным. Гимназисты и студенты реальных училищ собирали на фронт посылки. Почти непрерывно организовывались благотворительные вечера, концерты и лотереи. В 1914 году 810 молодых николаевцев отправились к театру боевых действий в качестве вольноопределяющихся.
Эмоциональное единение фронта и тыла имело высокий накал, но... «взрывная любовь к Родине» оказалась непродолжительной, она требовала подпитки, которой, к сожалению, не было. Война превратилась в позиционную и затягивалась на неопределенное время. Неудачные войсковые операции, слухи о предательстве, огромное количество убитых и рассказы калек, возвращающихся в тыл, заставляли о многом задуматься. Топка патриотического экстаза стала остывать, наступила усталость и циничный нигилизм — полное отрицание национальных интересов, которые нужно было защищать.
Усталость и нигилизм
Первая мировая война была не похожа на все предыдущие военные конфликты. Современники называли ее Великой войной или Второй Отечественной.
В сознании русского обывателя картинка боевых действий состояла из традиционного набора нравственных представлений о войне, где имело место рыцарское благородство, воинское великодушие, красивые панорамные сражения с развивающимися знаменами и лихие атаки гусарской кавалерии. В общем, всё казалось чистым, красивым и галантным.
Реальность была другой. В сборнике документов, «Первая мировая. (Воспоминания, репортажи, очерки, документы)», выпущенном «Воениздатом» в 1989 году, опубликована статья военного корреспондента Алексея Николаевича Толстого, который художественно размышляет о военной нравственности. Вот выдержка:
«В кровавой бойне отныне были попраны все законы морали и нравственности, в том числе воинской. Людей травили газами, втихомолку подкравшись, топили суда и корабли из-под воды... Людей убивали с воздуха, появились бронированные машины — танки, и тысячи солдат были раздавлены их стальными гусеницами, словно люди эти и сами были не людьми, а гусеницами. Такого, да еще в массовом масштабе, не происходило в любых прежних войнах, даже самых истребительных».
К началу 1916 года основная масса кадрового офицерского корпуса и солдат срочной службы была выбита. В действующую армию пришла четвертая волна новобранцев. Это были неграмотные крестьяне, которые не понимали, за что сражаются. Боевые действия вдали от родного дома их совершенно не интересовали.
Селяне в солдатских мундирах были равнодушны к тому, кто будет победителем в этой большой драке. Это безразличие существовало до тех пор, пока война не затянулась, и не было нарушено царское обещание, что к Рождеству всё закончится, и их отпустят домой.
Ничего не закончилось и домой никого не отпустили. Под влиянием леворадикальных агитаторов крестьяне стали смотреть на войну, как на чужую затею в интересах «хранцузских и аглицких мироедов», сводивших счеты с германцами. Воевать за иностранных олигархов никто не хотел. Эти нигилистические настроения подогревали письма из родной деревни.
В сборнике документов «Чаша скорбная», выпущенном московским издательством «Воля» в 1918 году, опубликована целая коллекция писем из тыла на фронт. Вот что пишет Глафира Фаренец из села Веселиново Херсонской губернии своему брату на фронт:
«...Недоимки по этому году составили у нас 18 рублей с четвертью, дальнюю пустошь пришлось продать Андроновым... Трех лошадей забрали на мобилизацию и основной надел пахать тоже будет не на чем. К осени придется его продать. Будем как-то жить с огорода. Всех наших хлопцев забрали в войско, уже и похоронные письма на многих пришли... Борщаговские, Тушины, Андроновы и вдова Жилинская своих сыновей откупили. Так и сказали на сходе, что, дескать, оставили дома своих, чтоб местным девкам завять не дали...».
Такие вести не добавляли бодрости. По самым осторожным подсчетам из русской армии к декабрю 1916 года дезертировали 360 тысяч солдат, унтер-офицеров и нижних офицерских чинов. Единство фронта и тыла разрушилось. Крестьянские семьи, оставшись без кормильцев, массово разорялись. Кулачество и богатые землевладельцы в деревнях скупали земельные наделы погибших солдат. Благотворительность населения сменилась корыстолюбием, сопереживание — равнодушием, подвижничество — эгоизмом.
Экстатический патриотизм населения, столкнувшись с трудностями и лишениями войны, умер, так и не переродившись в глубокое, внутренне осознанное нравственное убеждение — любовь к Родине и сопричастность с ее судьбой.
Почему народ с тысячелетней историей, переживший княжеские усобицы, татарское иго, опричнину и великую смуту, так легко «сломался» на третий год Великой войны?
Историки, социопсихологи и политологи дают на этот вопрос ответы разные и, в то же время, одинаковые. «Одинаковость» позиций можно сублимировать так:
Экстатический патриотизм — недолговечен. Он характерен для наций и народов, которые не обрели или утратили гомогенное (одинаковое) восприятие своего общего прошлого и теперь не в состоянии осмыслить модель будущего бытия. Патриотический экстаз всегда неискренен и публичен.
После полувека либеральных реформ у многосословного общества Российской империи сложились (корпоративные) модели будущего мироустройства. У аристократов, купцов, мещан, ремесленников и крестьян была разная мыслительная картинка справедливого «завтра». Данное представление лежало в основе глубинного (не экстатического) патриотизма — настоящей любви к Родине.
За своё справедливое «завтра» можно было отдать жизнь. Именно эта мотивация развела уставших от Великой войны солдат по враждебным лагерям Гражданской войны, именно она заставила воевать прежде единый народ за свою Правду и Родину еще целых два года.
***
Этот авторский текст написан не для того, чтобы читатель проводил банальные параллели между Первой мировой войной и сегодняшним украинско-российским конфликтом. Тем не менее, события столетней давности принуждают к определенным умозаключениям.
Из открытых источников (печатных и электронных СМИ) удалось сформировать поверхностную статистику. За время проведения антитеррористической операции население перечислило на счета Министерства обороны Украины в рамках акции «Поддержи украинскую армию» 173 миллиона гривен.
Кроме того, по состоянию на 28 июля на счета Минобороны поступило 121500 долларов США, 58000 евро, 5000 чешских крон, 450 канадских долларов и 140 швейцарских франков.
Было сформировано несколько крупных фондов. аккумулирующих материальную помощь населения и доставляющих в армию, продовольствие, воду, медикаменты, средства гигиены и др.
В зоне АТО самодеятельные и профессиональные художественные коллективы провели 14 концертов для поднятия боевого духа украинских солдат и офицеров.
Николаевские предприятия: морской торговый порт, тепловозоремонтный завод отремонтировали для армии за свой счет по одному БТР. Специалисты Львовского бронетанкового завода провели ремонт 100 единиц техники, находящейся в длительной консервации.
Массовые организации волонтеров (приблизительно 30 тысяч человек) постоянно заняты сбором денежных средств, медикаментов и средств гигиены для бойцов, получивших ранения в зоне АТО и находящихся в госпиталях.
Члены организации «Информационное сопротивление» разоблачают фальсификации российских СМИ о событиях в Донецке и Луганске, обнародуют сведения о перемещении российской техники через украинскую границу и обстрелах русской артиллерией позиций наших войск... И т.д., и т.п.
Нет смысла в газетной статье перечислять все факты единения украинского фронта и тыла. Обращает на себя внимание другое — экстатическая природа народного патриотизма. Антитеррористическая операция только началась, и Украина официально не находится в состоянии войны с Россией.
Однако в зоне АТО погибли уже 360 наших солдат, боевики взрывают мосты, жилые дома и разрушают промышленную инфраструктуру, террористы занимаются мародерством, убивают мирных жителей.
В связи с ситуацией на востоке страны и ухудшением взаимоотношений с Российской Федерацией Кабинет министров Украины прогнозирует падение объемов экспорта в 2014 году на 11,6%, импорта — на 21,1%.
Но...плохое время для народа еще не наступило и никто внутренне не готов затягивать пояса. По прогнозам экономистов, реальные лишения, которые коснуться всех, наступят осенью этого года. Умрет ли сегодняшняя экстатическая любовь к Родине или претворится в более глубокое национальное чувство? Неизвестно. Зато известно, что в переломные периоды истории нация становится монолитной, очищаясь от ненужного балласта — дезертиров, предателей и истеричных паникеров.
