«... Чтобы сделать „мертвую петлю“, вам надо набрать скорость в прямолинейном горизонтальном полёте, а затем потянуть ручку на себя, как в виражах. Сначала попробуйте тянуть не сильно, затем тяните всё сильнее и сильнее...
У петли есть две точки, нижняя и верхняя. Нижняя — это начало „мертвой петли“ и её конца. Верхняя — это, когда самолёт из набора высоты переходит в снижение...
Стоит помнить, что петля, в первую очередь, манёвр нападения. Если самолёт менее манёвренный на вертикалях, чем у противника, не стоит выполнять „мертвую петлю“. Двигаясь вверх, вы будете терять скорость, и враг, имея более манёвренную машину, без труда вас достанет и расстреляет в упор.
Есть два варианта применения „мертвой петли“: первый, когда у вас неповоротливый аппарат, но вы летите с большей скоростью, чем противник. В данном случае, вы можете утянуться вверх, и противник повиснет под вами, а вы, подходя к верхней точке петли, перейдёте в пикирование и, набрав скорость, атакуете его сверху. В результате получается, что вы вытягиваете верхнюю точку петли, превращая круг в овал.
Такая методика позволит вам сохранить превосходство в скорости и высоте над противником...»
Перед Новым годом освобождаю книжные полки от макулатуры. В самом нижнем углу, за баррикадой каких-то авторефератов, обнаружилась, прошитая суровой ниткой, подборка древнего ведомственного журнала «Вестник воздушного флота» за 1953 год.
Как он попал сюда? Не знаю. Cреди друзей нет летчиков, никто из знакомых не бредит самолетами. Открываю наугад... Статья кандидата военных наук полковника В. А. Трубачева: «Тактические приемы воздушного боя истребителей на больших высотах».
Много пространственных схем, диаграмм и математических формул, «тяжелых» для гуманитария. Удобоваримый текст — только в начале статьи: «Сорок лет назад 9 сентября 1913 года на Сырецком аэродроме в городе Киеве произошло событие чрезвычайной важности. Русский летчик П. Н. Нестеров на самолете „Ньюпор-4“ с двигателем в 70 лошадиных сил совершил полет по замкнутой кривой в вертикальной плоскости. Этот воздушный маневр, который гипотетически называли „мертвая петля“, теперь стали именовать „петлей Нестерова“. Именно он положил начало боевому воздушному пилотажу...».
Романтическое время
Начало ХХ века. Заря авиации. Пилот сидит на маленькой скамеечке, под ним — бензиновый моторчик в семьдесят лошадей, по бокам — два крыла авиационной фанеры, впереди — деревянный пропеллер и пеньковые веревки тянутся назад к хвостовому оперению.
Полутораплан французского конструктора Эдуарда Ньюпора весит всего 192 килограмма. В практическом наставлении летчикам не рекомендуют «перед подъемом на аппарате плотно закусывать, дабы не утяжелять общую конструкцию».
Вооружения на самолете — никакого. Авиаторы противоборствующих армий, встречаясь на высоте во время разведывательных полетов, приветливо раскланиваются друг с другом.
Романтическое время общего воздушного братства закончится во время Балканских войн 1912 — 1913 годов, когда сербский летчик из пистолета застрелит в воздухе своего болгарского «коллегу».
«Револьверный» период в авиации будет недолгим. Пилоты перестанут палить друг в друга и научатся уходить в вираж под углом в сорок пять градусов. До этого летчики поворачивали свои самолеты в воздухе так, как поворачивают автомобили на земле.
Накануне Первой мировой войны в полуторамиллионной российской императорской армии служили всего двести пилотов. Это была экзотическая корпорация, где люди знали друг друга в лицо, а между солдатами и офицерами устанавливались неформальные «обращения по имени».
Консервативные генералы от пехоты и кавалерии морщились, но... терпели воздушных пижонов. Данные авиаразведки обеспечивали эффективность наземных операций и помогали решать проблемы тактического и стратегического планирования.
Высокий риск полетов был связан с несовершенством конструкции самолетов, погодными условиями и недостатком у летчиков навыков пилотирования. Даже в мирное время авиационные отряды теряли до четверти своего личного состава.
Летательные аппараты часто и беспричинно «сваливались в штопор», из которого выход был только один — «на тот свет» (парашюты изобретут позднее). Поиск «опоры в воздухе» — математических расчетов безопасного пилотирования — головная боль теоретиков и практиков военной авиации начала ХХ века.
Петр Николаевич Нестеров появился в нужное время и в нужном месте. Он пробыл в авиации всего два года и за это время разработал основные приемы боевого пилотажа, научив летчиков разумному риску.
«Мертвая петля», которую русский авиатор впервые продемонстрировал сто лет назад на Сырецком аэродроме в Киеве, в реальности стала «живой», и спасала пилотов от неминуемой гибели.
«Живая петля»
Пётр Нестеров родился в Нижнем Новгороде 15 февраля 1887 года в семье офицера. После неожиданной смерти отца на руках у матери осталось четверо детей. Небольшая пенсия не позволяла оплачивать квартиру, и она со всем семейством вынуждена была переехать в специальный приют. Во «вдовьей богадельне» прошло детство будущего авиатора. В одиннадцатилетнем возрасте его как сына офицера приняли в закрытое военное учебное заведение на полный государственный кошт.
В
7 октября 1911 года Петр Нестеров поступает в Санкт-Петербургскую офицерскую воздухоплавательную школу. 11 месяцев занятий пролетают, как один день. Двадцатичетырехлетний поручик много экспериментирует с пилотированием самолета. Он первым вводит практику горизонтальных виражей на средних высотах, что помогает эффективно уходить от винтовочного и пулеметного огня с земли. Придумывает «парение восьмерками» с выключенным мотором, позволяющим увеличить время пребывания в воздухе.
Под занавес обучения курсант самостоятельно разрабатывает проект летательного аппарата без вертикального хвостового оперения и успешно испытывает его «малую копию». Однако военное ведомство отклоняет изобретение офицера.
28 сентября 1912 года бывший артиллерист успешно выдерживает испытание на звание военного летчика и через полгода назначается пилотом в Киевский авиационный отряд.
Начались гарнизонные будни. Молодой офицер поселился с семьей на Печерске по адресу: Московская, 5. Дважды в неделю в его квартире собиралось многочисленное общество, велись дискуссии об авиации, литературе, искусстве, звучала фортепьянная музыка.
Киев в начале ХХ века стал неформальной авиационной столицей российской империи. Местное общество воздухоплавания возглавлял ученик Н. Жуковского профессор КПИ Н. Делоне, здесь начинали свою конструкторскую деятельность Г. Адлер, Ф. Андерс, Д. Григорович, В. Иордан, К. Калинин, А. Карпека, трое братьев Касьяненко, А. Кудашев, И. Сикорский и Ф. Терещенко.
Петр Нестеров, по мнению биографов, «варился в авиационном бульоне», именно здесь ему пришла мысль сделать на практике, казалось, неосуществимое — «мертвую петлю». Два месяца бессонных ночей и математических расчетов, еще две недели полетов с рискованными виражами. В солнечный день 9 сентября 1913 года он позвал своих приятелей на аэродром.
Друзья, среди которых находились кинооператор Иоганн (Иван) Герфельд и два журналиста «Киевского телеграфа», должны были стать очевидцами «невозможного трюка».
Вот цитата из журналистского отчета: «...Поручик Нестеров спокоен и не выказывает никаких признаков волнения. Он снимает наплечные ремни, одевает кожаные перчатки и шлем, подходит к аппарату и тихо дает распоряжения солдатам. Мотор немного чихает, но пропеллер завертелся с первого раза.
Тело аппарата „Ньюпор“, специально укорочено для этого трюка на 2,5 фута. Нестеров садится и поднимается в безоблачное небо, затем самолет делает круг над нами и стремительно взмывает вверх. Против солнца его плохо видно, но Иван Герфельд за фильмафотографическим аппаратом уже кричит: „Пошел! Пошел!“. Самолет перевернулся на спину и тут же опрокинулся вниз. Через несколько секунд заработал мотор, „Ньюпор“ выровнялся и сел в 50 саженях от публики на взлетное поле. Мы все закричали и бросились к аппарату героя Нестерова...»
Нестеров стал героем. Все газеты мира поместили репортажи «Киевского телеграфа» о подвиге летчика. Ему присвоили очередное воинское звание штабс-капитана, а Киевское общество воздухоплавания вручило пилоту золотой жетон.
Международная слава не испортила авиатора. Он по-прежнему много работает с пилотами своего отряда, экспериментирует с артиллерийскими снарядами, которые кустарным способом переделывает в авиабомбы. Через полгода его летчики становятся лучшими в российской армии.
Нестеров подумывает об отставке, чтобы плотно заняться теорией боевого пилотирования и разработкой вооружения для летательных аппаратов, но... начавшаяся война внесла свои коррективы.
Новое оружие
В августе 1914 года самолеты
Опять началась дуэльная стрельба. Пилоты стремились убить друг друга, но пистолеты и револьверы в воздухе — малоэффективное оружие. Виражные маневры надежно защищали летчиков от вражеских пуль.
Андрей Кованько, сослуживец Нестерова, вспоминал: «После очередного вылета командир за обедом раздраженно бросил: «Черт знает что! Не война, а Черная речка какая-то. Осталось привести секундантов и достать „Ле пажи“ из футляров»...
Раздражение русского авиатора вылилось в конкретный поступок. 23 августа 1914 года генерал-квартирмейстер
«Почему австрийский „Альбатрос“ уже две недели безнаказанно осматривает наши позиции? — Я зажег папиросу. — Наша кавалерийская разведка попала третьего дня в засаду противника. Зачем вы нам нужны? Давайте отправим вас к Духонину, он любит передовые идеи и носится с вашим братом...
— Мы отгоним австрийца, — штабс-капитан подтянулся и внутренне напрягся, — разрешите выполнять?!»
Этот диалог взят из книжки Бонч-Бруевича «Вся власть Советам», которая вышла в Москве в 1957 году. Будущий начальник полевого генштаба РККА спровоцировал конфликт армейского начальства с прикомандированными пилотами.
26 августа Петр Нестеров сел в автомобиль и отправился в казначейство за финансовым довольствием для своего отряда. Он получил деньги и вернулся в Жолкву. На аэродроме он застал толпу своих пилотов и механиков, которые смотрели в небо. Австрийский летчик явно издевался. Он барражировал над полем, делал красивые виражи и опускался ниже ста метров.
Нестеров выпрыгнул из машины и приказал механику заводить «Моран». Дальше цитата из мемуаров очевидца — поручика Соколова.
Обрабатывать эту мемуарную литературу не надо, все равно лучше не перескажешь:
«Нестеров подъехал на автомобиле прямо к «Морану», около которого уже стоял Кованько, и спешно сел в самолет. Кованько хотел занять место наблюдателя, но Петр Николаевич сказал ему:
— Не надо, Саша, я полечу один.
— Но что же ты будешь делать? Возьми по крайней мере хоть браунинг, — сказал Кованько.
— Ничего, я как-нибудь обойдусь, — ответил Нестеров и поднялся в воздух.
Около 11 часов утра, когда появился австрийский аэроплан, я был в штабе армии. Услышав звук мотора и крики: «Летит! Летит!» — я выскочил на площадь перед замком. Австриец сделал круг над городом на высоте
Когда я услышал знакомый шум мотора «Гном» и увидел маленький моноплан Нестерова, я решил, что Петр Николаевич хочет только испугать австрийца, так как ни в коем случае не мог предположить, что Нестеров пойдет сразу же на таран.
Австриец же в это время, сделав круг, шел над городом прямо на запад, слегка набирая высоту. Очевидно, он увидел все, что ему было нужно. А Нестеров обходил город с южной стороны и, быстро поднимаясь, шел наперерез противнику, заметно догоняя его. Было ясно, что скорость «Морана» намного выше скорости «Альбатроса» австрийца.
Вот они уже на одной высоте. Вот Нестеров уже выше противника и делает над ним круг.
Австриец заметил появление страшного врага, видно было, как его аэроплан начал снижаться на полном газу. Но уйти от быстроходного «Морана» было нельзя. Нестеров зашел сзади, догнал врага и как сокол бьет неуклюжую цаплю, так и он ударил противника. Сверкнули на солнце серебристые крылья «Морана», и он врезался в австрийский аэроплан.
После удара «Моран» на мгновение как бы остановился в воздухе, а потом начал падать носом вниз, медленно кружась вокруг продольной оси.
— Планирует! — крикнул кто-то.
Но для меня было ясно, что аэроплан не управляется и это падение смертельно.
Австриец же после удара некоторый момент еще держался в воздухе и летел прямо.
«Неужели напрасная жертва?!» — мелькнуло у меня в голове.
Но вот и громоздкий «Альбатрос» медленно повалился на левый бок, потом повернулся носом вниз и стал стремительно падать. Более тяжелый, чем «Моран», он быстро обогнал его в воздухе и упал на землю первым.
Стоявшая на площади толпа, тихо и напряженно следившая за воздушным боем, вдруг задвигалась и закричала. Из окна второго этажа замка выглянул командующий армией генерал Рузский и, увидев меня, спросил:
— Что случилось, поручик Соколов?
— Капитан Нестеров таранил австрийский аэроплан, сбил его, но и сам упал, — ответил я.
Командующий схватился за голову.
— Зачем он это сделал?! — воскликнул он.
Я вскочил в уже отъезжавший штабной автомобиль и помчался с несколькими офицерами к месту катастрофы».
А дальше совсем криминальная история от этого же поручика:
«Моран» Нестерова лежал шагах в тридцати от дороги, на невспаханном поле. Шасси у него было разбито, крылья сложились, мотора не было, рули погнуты.
Перед самолетом шагах в двадцати лежал Нестеров. Его уже кто-то прибрал как покойника, сложив ему руки на груди. Тело, руки и ноги были целы, даже одежда нигде не была порвана. Только на правом виске виднелась вмятина с капелькой крови.
Мне сразу бросилось в глаза, что на голове у Петра Николаевича не было шлема, а на ногах ботинок: он лежал в шерстяных чулках.
Шагах в пятидесяти от «Морана» было небольшое болото, упиравшееся в дорогу. Часть его была покрыта камышами, среди которых был виден «Альбатрос» с задранным кверху отломанным хвостом. На берегу болота в луже крови лежал разбившийся вдребезги австрийский солдат. Он, очевидно, выпал с падающего австрийского самолета.
После нескольких минут молчания я спросил у Кованько, который после смерти Нестерова вступал в командование
— Александр Александрович, почему Петр Николаевич без ботинок?
Кованько пришел в себя.
— Действительно... Странно... Улетал он в ботинках.
— А где его шлем? — спросил Передков.
— Непонятно... Я хорошо помню, что он, улетая, застегнул шлем, — сказал, вытирая слезы, Кованько. — Надо посмотреть документы.
Он начал осматривать карманы куртки. Нашел записную книжку, носовой платок, перочинный нож, но бумажника не было.
— Его обокрали! Обокрали сволочи мародеры! — закричал Александр Александрович. — Ведь Петр Николаевич приехал на аэродром прямо из казначейства, где он получил деньги для отряда... Кто первым подбежал к аэроплану? — обратился он к толпе солдат.
Из расспросов выяснилось, что первыми подбежали к «Морану» четыре обозных солдата, но они не прикасались к Нестерову, который лежал в том же положении, как и сейчас. Издалека они видели двух человек, которые были около погибшего летчика, а потом побежали по направлению к казачьему лагерю. Но когда обозники подбежали близко и увидели аккуратно уложенное тело со сложенными на груди руками, то они подумали, что те двое, которые были около летчика, прибрали его как покойника. Поэтому они и не смотрели, куда девались те люди. Показание подтвердили другие солдаты, подбежавшие тотчас же после четырех обозников...»
Эта криминальная история поручика Соколова не подтверждается другими источниками, но... и никем не опровергается. Впрочем, она никоим образом не отменяет того факта, что родоночальник высшего пилотажа в авиации Петр Николаевич Нестеров изобрел еще и новый, губительный для противника, тактический прием — воздушный таран.
Воздушный таран стал едва ли не «визитной карточкой» советских пилотов (свыше 600 примений в годы Великой Отечественной войны, данные неполные). Причем речь не обязательно шла о «героическим суициде», как у японских камикадзе. По статистике, при совершении тарана погибло примерно 37% летчиков. Некоторые умудрялись за время войны совершить два и даже три воздушных тарана. Абсолютный рекорд принадлежит Борису Ивановичу Ковзану, который четыре (!) раза таранил вражеские самолеты и остался жив.
***
Советское правительство не предало забвению подвиги царского офицера Нестерова. В Украине в его честь назвали город Жолква Львовской области. Здесь возвели большую гранитную стелу с металлической конструкцией «мертвой петли» и основали музей пилота. В 1962 году Международная авиационная федерация ввела переходный приз имени Нестерова для победителя первенства мира по высшему пилотажу. Улицы Нестерова появилась в Москве и в Киеве, на Шулявке, вблизи бывшего Сырецкого ипподрома. Авиатору установлены памятники Нижнем Новгороде и в Казани. Имя «Нестеров» присвоено астероиду № 3071.
В
