Многие обычные явления — хоть бы из жизни космических монстров, воинствующих моджахедов и водяных с русалками — порой хотелось все-таки объяснить, домахав мысль руками на кухне. Именно этому посвящены все три книги обзора новейшего научпопа, авторы которых интерпретируют жизнь после смерти — искусства, природы, империи.
Так, например, книга «Интерстеллар: наука за кадром» Кипа Торна, ученого с мировым именем, будет интересна тем, у кого остались вопросы после просмотра нашумевшего фильма. Будучи консультантом известной кинокартины, автор рассказывает о зарождении ее замысла, конфликтах с режиссерем, искривлении пространства, передаче сообщений в прошлое и прочей экстремальной физике. По его словам, он всего лишь помогал вплести в ткань повествования элементы науки, но на самом деле, как все уже догадались, без консультаций Торна на первых же минутах фильма его героев накрыли бы гравитационные волны величиной с дом, и поэтому суть его замечаний режиссеру — это смирение перед лицом сюрпризов, преподносимых природой.
Кстати, «межзвездный» — это точный, но непереводимый вариант названия фильма, и научный его консультант именно этим и занимается — переводит «звездный» мир кинематографа в тусклый формат науки с последующим выходом во вселенную зрительского успеха. Да, на пути случались дорожные неувязки, когда режиссер требовал немыслимого, вроде световой скорости света в кадре и прочих туманностей Андромеды при свете ясного как день научного знания. Но даже при этом, как вспоминает создатель фильма, его мудрый консультант лишь деликатно вздыхал, осторожно возвращая начальство в бюджетную реальность и объясняя разницу между научными истинами и фантастическими домыслами. «Он видел себя не „цензором от науки“, а соавтором — без устали выискивая в научных журналах и академических публикациях выходы из сюжетных тупиков, в которые я себя загонял», — уточняет режиссер.
Итак, главное в этой книге — интерпретация ее автором того, что мы увидели на экране, не подозревая о том, какая работа велась за кадром. А рассказать есть о чем! Например, о физических свойствах черной дыры Гаргантюа (поначалу в фильме должен быть и Пантагрюэль, но упомянутый «деликатный вздох» консультанта, вероятно, отменил полную версию романа Франсуа Рабле), о ее сингулярности, горизонте и внешнем виде. А также о том, как приливная гравитация Гаргантюа могла вызвать на планете Миллер волны высотой больше километра, и как тессеракт, объект с четырьмя пространственными измерениями, мог перенести героя Купера, принадлежащего трем измерениям, через пятимерное пространство. «Порой моя интерпретация выходит за пределы непосредственных событий фильма, перерастая в экстраполяцию, — честно предупреждет автор. — Например, я расскажу, как задолго до того, что показано в фильме, профессор Брэнд мог обнаружить червоточину (для этого он исследовал гравитационные волны, исходящие от нейтронной звезды по соседству с Гаргантюа и через червоточину достигающие Земли)».
Как бы то ни было, но даже у такого записного ученого, как Кип Торн, всегда срабатывают критические тормоза, и его фантастические выкладки в этой занимательной книге скромно названы «Кип-версиями», с которыми, поверьте, стоит ознакомиться не только зрителям «Интерстеллара».
В книге известного американского политолога Роберта Каплана «Месть георграфии» также не обошлось без конфликтов и противоречий, правда, не такого мягкого, как в предыдущей космической одиссее, характера. Возможно, оттого, что они менее масштабны и поэтому более локальны в плане «черных дыр», пролегающих порой между тем или иным культурным регионом нашей маленькой планеты. Словом, речь о геополитике. Точнее, о географических особенностях различных регионов, являющихся, по мнению автора, главной причиной всех мировых конфликтов.
Ведь если вспомнить историю дружбы человека с ландшафтом, то на ум сразу приходит доколумбова эпоха, когда воевать было незачем, поскольку легче было открывать и осваивать новые территории. Но после эпохи великих географических открытий, когда самое время было присмотреться к окружающим пейзажам и населяющим их народам, а также случающимся вокруг природным богатствам, ценность территориального ресурса вновь нивелировалась, поскольку человечество вдруг стало ужасно мобильным. Жизнь в отвоеванных у природы и соседа локусах по всей Америке-Европе бурлила со скоростью помещичьей пролетки, выросшей со временем до захватывающей дух стремительности паровых машин и прочей тягловой силы, не зависящей от погодных условий матушки-природы. И близлежащие красоты, а также профессия географа, любовно их изучающего и картографирующего, снова оказались не нужны. Железные дороги, водные пути и воздушное сообщение полностью игнорировали кропотливый труд по освоению неизведанных территорий, которых попросту не стало.
Но пейзаж за окном тепловоза ведь не изменился! И реки, обращенные вспять усилием воли мирового начальства, остались все-таки водной средой, а не сугубо транспортными артериями лесосплавного характера. Таким образом, когда круг отношений человека с природой снова замкнулся и бежать по загаженным рекам и озерам, включительно с обезвоженными лесами и полями стало особо некуда, все вновь обратились к географии. Только, конечно, уже в социальном, а не природном контексте. И речь в книге того же Роберта Каплана о геополитике в ее окончательном изводе, когда зоны мира называются если не «второй ядерной», как Азия, то уж точно «унифицированной», как Европа.
Ведь далеко не глобализацией, по мнению автора книги, объясняется различная степень успешности то ли военных конфликтов, то ли торговых отношений, которыми занято сегодня человечество. Почему в Ираке у американцев получилось, а в Америке не очень? Отчего север Европы, где реки и лодки, живет хорошо, а на юге строят пыльные дороги в глубь страны и находят радость в труде, а не в легкости водных путешествий? И когда, наконец, все поймут, что эпоху плоского мира никто не отменял, берлинскими стенами жизнь на земле не разделишь и что география может мстить?
Между тем некоторые из элементов ландшафта на пути покорения мира могут оказаться не пресловутым рубиконом, а вполне себе мирной, безбрежной и более того — судоходной артерией, соединяющей не только времена, но и народы. Так, в книге Андрея Шарого «Дунай: река империй» речь о трех тысячах километров водного пути в контексте такого же количества времени в истории человечества. Это путешествие в прошлое могущественных империй, раскинувшихся на берегах не менее великой реки — от германских истоков к украинско-румынскому устью с остановкой в сегодняшней Европе. Мифология Дуная и личные впечатления автора от многолетних вояжей, естественно, прилагаются.
Предваряет путешествие по реке специальная «Дунайская азбука» с гидронимами от «водокачки» и «дебаркадера» до «рыбнадзора» и «утопленника». Но главное, все-таки, это сухопутная жизнь, проистекавшая на берегу. Ведь только благодаря местным жителям, обитающим в окрестностях Дуная в течение долгого времени (в империях с не менее длинными нзваниями вроде Австро-Венгерской), могучая река около дюжины раз меняла свой род, пол и заодно имя.
Речная философия, художественные образы, исторические кадры и панорамы жизни румынского Средневековья, империи Габсбургов, а также Османской империи — все это в книге преподнесено с азартом заядлого путешественника, граничащим, тем не менее, с научной точностью. И хотя сам автор признается, что он не историк, не этнолог и даже не гидрограф, а просто журналист, живущий с середины 1996 года в Праге и путешествующий оттуда по Европе, но комплексность темы от этого не страдает. Голубой Дунай, чья слава во все времена не была разменяна на названия местных баров, а мифология живет не только в забытых песнях, несет свои бурные воды в историческую Лету, пускай даже впадая в Черное море. Кое-что из его былого величия выплеснулось на страницы книги.
