Возможно, определения «опасный» и «фикция» могут показаться кому-то слишком сильными. Тогда попробуем отфильтровать такое понятие, как «китайско-российское сотрудничество», с платформы тождественного примера.
Когда-то автор этих строк даже был энтузиастом так называемого (термин Глеба Олеговича Павловского) «Евровостока».
Под «Евровостоком» понималось объединение промышленных стран запада СНГ по модели Европейского Союза.
В ядре этого объединения находился проект ЕЭП («Единого экономического пространства»), формировавшийся приблизительно в период 2001-2004 гг.
Первоначально он предполагал участие России, Украины, Казахстана и Беларуси с распределением прав голосования в институциональном наднациональном органе (формально в нынешнем ЕврАзЭС-ЕАС такую роль играет «Евразийская экономическая комиссия», или ЕЭК) по такой модели: Россия — 40, Украина — 30, Казахстан — 20, Беларусь — 10.
После смены власти в Киеве в 2004-5 гг. этот проект сталкивался с растущей индифферентностью обеих основных сторон — России и Украины, пусть и по разным причинам.
В конце концов Россия принялась создавать этот блок без Украины, и теперь распределение голосов всегда выстраивалось в пользу России — с тем, чтобы решающий голос в любом случае оставался за Москвой.
В такой проект нас пытались затянуть и в 2013 году, мотивируя подобный дизайн якобы «изначальной» неравноправностью, «несопоставимостью» экономического потенциала и прочими аргументами, которые в отношениях договорного характера между суверенными государствами не имели, не имеют и не будут иметь никакого существенного значения.
Сегодня вопрос евразийской интеграции, выродившийся в политику силового формирования москвоцентричного блока в северной Евразии и поэтому совершенно искалеченный как экономически, так и идеологически, на украинской повестке дня не стоит как таковой.
Однако он стоит на российской повестке дня: даже 8 мая 2015 года Москва подписывала с Пекином те или иные деловые соглашения, предваряя ими гротескное военно-патриотическое шоу на День Победы.
А теперь обратите внимание: все эти соглашения, как и ряд прошлых, заключенных в 2013-2014 гг. между Россией и Китаем, полностью игнорируют формат ЕврАзЭС-ЕАС, АТЭС, ШОС, БРИКС ...
Не странно ли это?
Ведь Кремль все время делает акцент на экономической, военно-политической, даже культурно-мировоззренческой интеграции между Россией и Китаем, да еще и в евразийском формате.
На практике получается что-то совершенно иное: разветвленное двустороннее взаимодействие Китая со странами Центральной Азии (включая Пакистан) и отдельное — с Россией, причем исключительно в инфраструктурной сфере и лишь на условиях преференций для китайского участия.
Мало того, Китай выступает как инвестор, кредитор, конечный потребитель и в лице своих фирм со смешанным капиталом — как управляющий партнер проектов. Россия же — в традиционной роли поставщика энергоносителей, причем отнюдь не монопольного и даже не приоритетного. Так что происходит?
Происходит банальное использование Пекином нынешних слабостей Москвы:
а) провала промышленной модернизации;
б) агрессивного отчуждения в отношениях с западными соседями и странами Запада, с которыми Китай старается сотрудничать к обоюдной выгоде, всячески оспаривая «синофобию»;
в) изъятия остатков инженерно-индустриального потенциала России;
г) молчаливого согласия с той внешнеполитической конструкцией, в рамках которой России некуда деваться, разве только в объятия Китая — притом, что эти объятия весьма прохладны, а флирт Москвы Пекином воспринимается более чем высокомерно.
Китай не воспринимает Россию сегодня как дорогу на европейский рынок («чекпойнтами» в Пекине считаются совершенно иные страны, соседи России в том числе), а относится к ней как к КНДР или Судану, в лучшем случае — как к Ирану.
Опасность же этой фикции «партнерства» состоит в тщательно отполированных публично и дипломатически притязаниях Китая на ряд восточных территорий современной Российской Федерации.
Любопытно, что к востоку от Урала эти притязания уже давно не воспринимаются россиянами как некая угроза, а углубление демографического кризиса в Сибири и на Дальнем Востоке позволяет Пекину спокойно ожидать, пока созревшее яблоко само упадет в китайские руки.
Более того, и в Москве достаточно спокойно относятся к подобному сценарию. И отдают Китаю гектар за гектаром — на условиях, чем-то неуловимо похожих на аренду Великобританией территории будущего Гонконга...
В последние годы о постепенной абсорбции продолжающим, пусть и более сдержанно, набирать обороты китайским государственно-экономическим организмом полузаброшенных территорий российской Азии пишут и говорят все чаще.
Неужели в этом и состоит кремлевская концепция «поворота на Восток»?
