Вчера он вернулся из АТО. Нет, не насовсем. Он приехал в отпуск после ранения, чтобы увидеть мать и залечить раны...
Собираясь на встречу с этим парнем, впервые за 20 с лишним лет журналистской практики я понимала, что иду на интервью совершенно неподготовленной. Весь мой опыт общения с министрами, нардепами и прочими дармоедами моментально обнулился.
Готовясь к общению с политиком, достаточно прочесть пару-тройку его предыдущих интервью, порыться в его биографии, и уже понимаешь, о чем можно с ним говорить, а самое главное — о чем лучше даже не заикаться, чтобы «звезда» вдруг не огорчилась и интервью не оборвалось на полуслове. Но то политики, а это простой смертный, и это совсем другая история.
О чем можно спрашивать человека, который собирал части своего разорванного взрывом товарища? Не страшно ли тебе на войне? Я бы на его месте ответила: «А ты сходи, посмотри своими глазами».
Еще договариваясь по телефону о встрече, я пообещала, что в статье не будут указаны ни паспортные данные, ни номер части, в которой служит мой собеседник. Просто потому, что ему туда еще возвращаться. Да мне и не нужны эти данные. Я не выведывала военные тайны о количестве танков и бронетехники. Я хотела просто поговорить и пообещала, что не буду вытягивать из него больше, чем он сам захочет мне рассказать.
Мы договорись встретиться в небольшом сквере в одном из «спальников» Киева. Вместо двухметрового амбала в военной форме (почему-то именно так я себе его представляла) ко мне подошел самый обычный парень в джинсах и свитере. На вид лет 35, не больше. Рука от запястья по самое плечо в гипсе, на лице множественные мелкие швы, еще совсем свежие.
— Здравствуйте, вы Лена? Очень приятно. Может, сразу на «ты»?
В этот момент даже моя жалкая попытка подготовиться к встрече с точки зрения психологии тоже дала трещину. Можно прочесть сотню умных статей в журналах по психиатрии, можно даже наизусть выучить все признаки посттравматического синдрома у солдат, но ни один психиатр никогда не расскажет, как себя вести, когда на тебя смотрит молодой красивый парень с глазами старика.
***
— Ну а что я могу рассказать? Да и зачем? Если уж писать, то писать правду, а кому это нужно? — это была первая его фраза после приветствия.
И я пообещала ему написать правду... Такую, какая она есть, простую солдатскую правду.
Мы сели на скамейку, он закурил и минут пять молчал. Было видно, что парень просто собирается с мыслями. Это было похоже на то, как человек берет паузу перед прыжком с вышки, когда еще какое-то время раздумывает, а стоит ли вообще прыгать. Он выкурил две сигареты, потом еще две и наконец очень тихо выдавил из себя первые слова... А я слушала. Не пребивая и не задавая лишних вопросов
Не звоните матери!
Знаешь, что там самое страшное? Смерть? Да нет, о ней как-то не думаешь. Вернее, до конца не осознаешь, что ты тоже смертный и что тебя тоже могут убить.
Самое страшное, что если тебя зацепит, матери сообщат о ранении. Со мной паренек служил, совсем пацан еще. Ему взрывом ногу оторвало. И вот представь себе, его несут к машине, чтобы в санчасть отправить, кровь льет, словно кабана закололи, а он истошно кричит: «Только матери ничего не говорите, не звоните ей. У нее сердце больное, она не переживет!».
Отец и сын
Были у нас тут отец и сын. Хороший толковый мужик, все нас «сынками» называл. Ну и пацан у него где-то чуть старше 20-ти. Сына призвали, попал под мобилизацию, отец в тот же день подал документы и пошел добровольцем. Какое-то время они вообще воевали рядом, потом их перевели в разные части.
Мы первое время все подшучивали: «Дядь Толь, как тебя в твои 60 угораздило в солдаты податься, чего возле жены не сиделось-то на теплой печке?».
Знаешь, он так спокойно поднял на нас глаза и по-отцовски так говорит: «Пацаны, у меня ж сын здесь, кто ж его от пули закроет, если не батя?». Мы и заткнулись сразу.
Вот так они служили вместе, правда, не долго... Теперь отец служит один, а сын погиб. Вот так. Мужик пошел на войну, чтобы, в случае чего, собой сына от пули закрыть, а не получилось закрыть. Их в разные части разбросали перед самой гибелью пацана. Может, потому и погиб, может, был бы отец рядом и правда закрыл бы собой от пули...
***
В ход пошла сигарета, потом вторая, третья. Он молчал и очень быстро курил одну за другой, а дрожащие руки выдавали его с головой.
Я жду... Ничего не спрашиваю, не тороплю и не пытаюсь выдавить из себя какие-то нелепые фразы из серии: «Ну ты держись, жизнь продолжается, нужно как-то жить». Что я могу ему сказать? Что я знаю, что он чувствует? Нет, не знаю. Я понимаю, что это плохо, больно и страшно. Но, слава Богу, я знаю это лишь в теории.
Только не тушенку
Давай о веселом, а? Хочешь я тебе про тушенку расскажу? Я когда матери позвонил, что в отпуск еду, она все спрашивала, что приготовить. Да, говорю, хоть гвоздей нажарь, только не тушенку. Так, представляешь, она панически боялась, что у нее курица с картошкой получится слишком мягкая и будет мне тушенку напоминать.
А вообще на еду грех жаловаться, кормят и правда нормально. Во всяком случае, не голодные, а если кто и похудел, то скорее от нервов да недосыпа, но уж никак не с голодухи. Да и девчонки-волонтеры, дай им Бог здоровья, даже торты умудряются привозить. Серьезно, сами пекут и привозят. Вкусно и главное, что домашнее. У нас тут все домашнее втройне ценится, это же, как от своих. Словно не чья-то мама или жена пекла, а твоя родная.
Вот только на тушенку я, наверное, в мирной жизни и правда смотреть уже никогда не смогу. Если ,конечно, она у меня будет, эта мирная жизнь...
А брат у меня один
Ну а если о серьезном... Я не хочу сказать ничего плохого ни о власти, ни о политиках наших. Я далек от политики, я самый простой человек, просто так уж случилось, что мне пришлось взять в руки оружие. Но это неправильно, что когда мужик уходит на войну, бронежилет, каску, наколенники да, считай, всю защиту ему покупает семья.
Мне повезло, мне выдали то, что привезли волонтеры. Да и некому было бы покупать. У меня мать-пенсионерка, а больше никого. А вот моему сослуживцу все это добро купила родная сестра. Покупала в Киеве на радиорынке, выбросила больше 2 тысяч долларов. Он рассказывал, что перед отправкой притащила ему все это барахло со словами: «Не ругайся, просто возьми. Брат у меня один, и стоит он дороже денег».
Конечно, он все взял, и броник, и наколенники, и что там еще было. И знаешь, что самое обидное? Бронежилет она купила паленый. Да и какой она могла купить, ничего в этом не понимая? Я с тех пор всем, кому только можно, миллион раз повторяю: женщины, родные вы наши, ну нельзя такие вещи покупать ни в Интернете, ни на рынке. Только в спецмагазинах, а еще лучше взять с собой в консультанты военного.
И дело даже не в потраченных впустую деньгах. Люди же на последние деньги покупают эти чертовы броники, думая, что тем самым покупают жизнь своим родным, а им барыги на рынке подсовывают откровенный хлам... Вот как с этим быть? А ведь мы одна страна. Мы же этих самых барыг тоже защищаем.
Я понимаю сестер, жен и матерей, которые готовы сами купить для нас и бронежилеты, и каски. А в случае необходимости они и танки, наверное, купят. Но ведь это неправильно, так не должно быть. А если бы не было волонтеров, которые под пулями едут на передовую, чтобы привезти нам все необходимое, что бы тогда было? Воевали бы, вооружившись граблями?
Сейчас бронежилеты уже выдают централизованно, Миноборны вроде как 24 тысячи штук закупило. По крайне мере, у нас тут такие разговоры ходили. Но знаешь, в чем прикол? На этих бронежилетах есть карманы для боковых пластин, а самих пластин, как ты понимаешь, нет. Видимо, забыли в спешке положить. А может, изначально эти боковые пластины шли как дополнительная опция, не знаю. Но факт остается фактом: карманы для пластин есть, а самих пластин нет.
Поэтому, если тем, кто попал под первые мобилизации, родные покупали броники целиком, то для тех, кого призывают сейчас, пытаются найти по военторгам эти самые боковые пластины. Раньше такие пластины можно было найти гривен по 500, сейчас не знаю.
Ну что еще? Еще покупают противоосколочные бронежилеты, камуфляж натовского образца, балаклавы, разгрузочные жилеты. Да много всего покупают, все, наверное, и не перечислишь вот так сразу.
Потратиться придется
А, в принципе, сейчас, после года войны... Ой, простите, у нас же не война, у нас же АТО (смеется). Так вот, после года АТО со снаряжением стало полегче. Что-то таки начали выдавать, да и волонтеры опыта поднабрались. Они уже знают, что где достать, и, главное, уже хорошо понимают, что к чему, и некачественный товар им уже не подсунешь.
Хотя полностью рассчитывать, что солдат получит абсолютно все, обычно не приходится. Берцы получит, конечно, но если есть возможность, то лучше купить за свои деньги качественные. Сколько они стоят сейчас, не знаю, но пару месяцев назад можно было найти до тысячи гривен. У кого с деньгами напряг, искали б/ушные — нам там в них не на дискотеку ходить, нам там не красота, а прочность нужна.
Почему именно берцы, а не просто хорошие ботинки? Да потому, что даже очень хорошие ботинки в тех условиях разлезутся, а берцы какое-то время поживут. К тому же в берцах не так потеют ноги.
Со шлемами намного сложнее. Нам шлемы выдают, но они очень тяжелые. Я не взвешивал, но когда говорят, что шлемы весят по 3 кг, не сильно преувеличивают, поверь. Кому повезло, тем достались кевлавровые шлемы. Прикол в том, что они раз в пять крепче стальных и намного легче. Стоят они около 4 тысяч гривен, но найти их практически нереально даже в военторгах. Правда, говорят, в некоторых частях уже начали и их выдавать.
Самое ходовое
Не поверишь, но если вот задуматься, что у нас там самое ходовое из самых простых повседневных вещей, то, наверное, сигареты, носки и уж простите, трусы. Да просто потому, что не везде есть возможность стирать и сушить.
Подальше от передовой, то, конечно, там тебе и прачечная, и кухня. А вот на передовой кто будет стирать белье? Как, где и зачем? Гораздо проще и быстрее выбросить и надеть новое.
Старье вместо оружия
Об оружии... Хотя, что о нем говорить? Первое время ребята реально воевали на голом патриотизме, так как выдавали откровенное старье. Ну можно было еще, наверное, камни бросать в противника или дули ему тыкать. Эффект был бы примерно такой же. Сейчас уже как-то полегче.
Да что там оружие?! Если бы только оно! Тепловизоров не хватает. Приборов ночного видения тоже критически мало. Нужен? Звоните родным, поднимайте волонтеров, пусть суетятся, пусть привозят. Они привезут. Но мы же большая страна. Ну не должны наши матери и сестры покупать нам тепловизоры! Ну не должно так быть!
Вот смотри: тепловизор — штука дорогая, стоит от 100 тысяч гривен. Ну какая украинская семья его купит? У 90% семей таких денег попросту нет.Те же, у кого они есть, ну давай начистоту, скорее с их помощью, попытаются решить вопрос армии.
Так что в случае с дорогостоящим оборудованием вся надежда только на волонтеров.
Патриотизм
Я украинец, я не пытался избежать мобилизации, вызвали — пошел, и не жалею об этом. Но я не могу понять, почему еду, обмундирование и даже оружие нам везут волонтеры, по сути, такие же рядовые граждане, как и мы с тобой. Везут, теряя свои деньги, время и рискуя своей жизнью, а в это время военное начальство, которое периодически должно наведываться на передовую, если и появляется там, то в окружении 15 человек охраны.
Ну не понимаю я, как это все может сосуществовать вместе. Понятное дело, охрана должна быть, так положено. Но вот тут реально идет разрыв шаблона и такое переосмысление всего и вся.
Я патриот, это моя страна, и я буду ее защищать до последнего, но чем больше видишь вокруг себя маразма, тем сложнее оставаться патриотом.
Что такое плен?
Что такое попасть в плен? Я, слава Богу, не попадал. Слышал, что там делают с нашими ребятами, видел тех, кого обменивали. Я не хочу об этом говорить. Ты взрослая девочка, ты сама все понимаешь... Не нужно об этом...
Перемирие...
Да нет там никакого перемирия и не было никогда. Сегодня стреляли больше, завтра — меньше. Но это не значит, что после объявления очередного режима тишины они перестанут стрелять вообще. Это значит только то, что нам нельзя стрелять в ответ. Плевать они хотели на наши запреты. А вот мы на них плевать не можем и должны выполнять приказ. Вот и получается абсурд: они по нам палят, а у нас вроде как «режим тишины», и мы не стреляем в ответ.
А какой нам тогда вообще смысл там быть? Так можно из картона вырезать солдатиков в человеческий рост, расставить вдоль границы, и пусть себе стоят. Эффект будет тот же — стоят и ничего не делают. А мы бы на работу ходили да семьи кормили бы. Больше толку было бы.
***
Я впервые взглянула на часы, только когда в парке зажгли фонари. Оказывается, мы проговорили почти 5 часов. Вернее, говорил только он, а я просто слушала и уже давно перестала поглядывать на мигающую кнопку диктофона.
Диктофон писал, я слушала, а парень, пришедший с войны, обрывисто и рвано перепрыгивал с одного на другое и рассказывал об обстрелах, о проблемах со снаряжением, о погибших ребятах, о своем ранении. Потом он в который раз вспоминал вкусные торты девчонок-волонтерш, и его лицо озаряла блаженнейшая улыбка. Помните, как маленькие дети радуются мороженому? Они прыгают, смеются и визжат от счастья. Точно такие же детские эмоции были на лице парня, когда он вспоминал об этих тортах: он улыбался искренне и нараспашку, как ребенок.
Он все говорил, на смену одному воспоминанию приходило другое, и блаженную детскую улыбку тут же сменяла повисшая пауза, а в стоящую рядом урну летела очередная пустая пачка из-под сигарет.
Рассказ был сложным и рваным, как и его жизнь. Именно поэтому я и оставила его таким, какой он есть, без приукрашивания и редакторского «причесывания».
Сейчас вся Украина живет этой сложной и рваной жизнью. Так может не журналисты должны «причесывать» рассказы об АТО, а наша власть должна «причесать» то, что происходит в нашей стране, чтобы рассказы были повеселее?
