Данный обзор новейшего научно-популярного чтива выдался на удивление семейным. Причем антропология жанра берет начало в истоках дружбы с гением, теряется в догадках по поводу исчезающего во рту вкуса горячего градусника, вовремя подхваченного мамой, и исчезает в неофициальной дымке невообразимой фауны нашего животного прошлого.
Начинается же книга воспоминаний жены Стивена Хокинга о ее муже-гении вполне литературно, то есть читабельно. «Быть Хокингом» Джейн Хокинг напоминает о том, что даже в научном мире есть много популярных тем, а также не менее занятных способов их транслировать. Например, рассказ о Маленьком Принце из Страны выученных, как ни странно, уроков, который удивил человечество своей жаждой жизни, верой в судьбу и прочими производными человеческого предназначения, проявившимися в гении от физики. До описанных им черных дыр во Вселенной, поглощающих информацию, было далеко, и книга Джейн Хокинг о том, что вы хотели узнать о ее муже, но стеснялись спросить, все-таки успела выйти.
Итак, в далекие неорганические времена, а именно на заре битловской юности, «в соседнем классе у стены какое-то время сидел мальчик с непослушными золотисто-каштановыми волосами». Неудивительно, что линии судьбы будущих супругов сошлись именно здесь, на дне британской империи. Если точнее, то чуть пониже ватерлинии привычных будней будущих клерков, бухгалтеров и прочих не особо творческих пассажиров семейных лимузинов. «Считалось нормальным, если у родителей есть „Роллс-Ройс“ и загородный дом, — сообщает автор, — но если вас, как меня, привозили на довоенной „Стандарт-10“ или, что еще ужаснее, на допотопном лондонском такси, как Хокингов, то вы становились посмешищем или объектом унизительной жалости. Дети Хокингов ложились на пол своего такси, чтобы не попасться на глаза одноклассникам».
Но будущую звезду звали Стивен, и он, словно герой романа из недалекой ирландской литературы и ее изгнанного классика, пускался этаким антиядерным Улиссом не в одно опасное путушествие вроде массовых послевоенных демонстраций в Лондоне под названием «Запретите бомбу».
Автор книги немало внимания уделяет именно раннему периоду наблюдений за объектом своего будущего обожания, когда еще все невзгоды были далеко, дни проходили на пляже, а вечера — на набережной, в ресторанах и барах, где яркие молодые люди «участвовали в фиестах и танцах, слушали хриплоголосых певцов и ахали, любуясь фейерверками». Помните у Джойса: бутерброд с горгонзолой и стаканчик эля в тихом пабе на углу, где-то около шести вечера после войны. Именно на фоне тогдашней британской безмятежности, «небрежно прислонившись к стене в углу комнаты, спиной к свету, сопровождая фразы жестами длинных тонких пальцев, изящно сложенный, с волосами, падающими на лицо поверх очков, в мягком пиджаке из черного бархата и красном бархатном галстуке-бабочке стоял Стивен Хокинг», каким его запомнила его будущая молодая жена. Чья помолвка тоже была осенена тенью присутствия героев «Улисса», и приятель, похожий на Быка Маллигана, весь вечер пялился на нее в фойе гостиницы «Бык», где был забронирован свадебный номер.
Далее случались более экстравагантные поступки, нежели подвиги Дедалуса в романе упомянутого ирландского классика. Наш герой не посещал лекции в Оксфорде, разорвал дипломную работу на глазах у экзаменатора и попытался поступить на службу Ее Величества. И вся эта лихая эксцентрика — транс под оперы Вагнера, демонические гонки на автомобиле и безжалостный цинизм — вызывающая восхищение ближних, отнюдь не закончилась не менее невообразимым событием. А именно — вакцинацией против оспы нестерильной иглой перед безумной поездкой в Персию, вследствие чего вирус поразил позвоночник, вызвав рассеянный склероз. «Извини, что я не танцую», — сказал Стивен. «Ничего страшного», — солгала я«.
Какова была жизнь с полуживым, но неуемным и вздорным гением в инвалидном кресле, с легкостью получавшим премии за работы со сложноподчиненными названиям вроде «Сингулярности и геометрии пространства-времени»? Хокинг доказывал, что искусственные цветы во всех отношениях превосходят живые и что любимый композитор его жены Брамс был второсортным, так как не мог справиться с оркестровой партитурой, Рахманинов годился только в музыкальную мусорку, а Чайковский не умел сочинять ничего, кроме балетов. При этом все вокруг знали, что жизнь Стивена будет короткой, как и период, в который он сможет выполнять свой супружеский долг.
Но живут наши звездные супруги, как известно, уже довольно долго и счастливо, о чем и повествует эта необычная книга, похожая на роман с героем классической одиссеи, причем без особого упоминания его ученых заслуг, но с благодарностью за годы дружбы и любви.
Немало нежных чувств и в «Исчезающей ложке» Сэма Кина, известного американского писателя, общественного деятеля и публициста, лаурета премии Эверта Кларка, вручаемой лучшим молодым авторам научно-популярных книг. Кстати, именно таких, об удивительных, как ни странно, историях из жизни периодической таблицы Меделеева. Например, давно известно, из чего же все-таки были сделаны не только наши мальчишки, покорившие космос и придумавшие Фейсбук. Но о тех из этого вихрастого племени, кто в детстве лечил ангину мороженным и, разбив термометр, навеки увлекся химией, посвятив ей всю свою жизнь, мы знаем не так уж много. И пускай в 1980-х, откуда родом автор этой книги, на уроках истории нам не рассказывали, «как Льюис и Кларк впервые прошли через Южную Дакоту и остальную территорию Французской Луизианы, захватив с собой микроскоп, компасы, секстанты, три ртутных термометра и другие инструменты», но олимпийский медведь в наших палестинах взлетал, как известно, без всякого пороху.
Впрочем, в «Исчезающей ложке» геополитики негусто, здесь речь об иных неорганических ландшафтах нашей жизни и немало ее элементов рассмотрены в контексте всемирной истории, этимологии, алхимии, литературы, криминалистики и психологии. Здесь действительно немало интересных деталей из конструктора памяти физика-теоретика, променявшего свой диплом на детский восторг перед «наукой о пузырьках». Нам расскажут о Ганди и о Годзилле, об ученом-евгенике, который попытался украсть Нобелевскую премию при помощи германия, и о том, как куски металлического натрия бросают в реку, где они взрываются и глушат рыбу. О людях, блаженно задыхающихся азотом в космических шаттлах, и о бывшем профессоре из соседнего кампуса, который экспериментировал с кардиостимулятором, питающимся от плутония, вставленным в его собственную грудь.
Но более всего у автора этой книги — о его любимой химии. По его мнению, таблица Менделеева — это бесценный артефакт, позволяющий понять наше взаимоотношение с миром. Это одновременно и научный шедевр, и сборник увлекательных рассказов. О чем? Ну, например, о том, почему Ганди ненавидел йод, как радий разрушил репутацию Мари Кюри, и правда ли, что на самом деле Моцарт умер от передозировки сурьмы, которую принимал от жара. Перед нами возникнут настоящие Галапагосы периодической системы, мы возможно даже поймем, откуда берутся атомы, элементы-безумцы, элементы-обманщики и прочие ужасы из любимой автором науки.
Таким образом, столбец за столбцом и ряд за рядом нам расскажут увлекательную историю о таблице Менделева. Оказыватся, если рассматривать ее на более сложном уровне, то можно увидеть, что в ней закодирована история каждого атома, и узнать, в какие атомы тот может превращаться и на какие элементы распадаться. А еще из «Исчезающей ложки» Сэма Кина можно узнать о том, что мы едим химические элементы и дышим ими; люди ставят на них и проигрывают огромные суммы; философы обращаются к элементам, задумываясь о значении науки, а также о том, что элементы отравляют людей и порождают войны. «Между водородом в левом верхнем углу и искусственно синтезированными эфемерными веществами, занимающими нижние ряды, вы найдете пузыри, бомбы, деньги, алхимию, политические игры, историю, яды, преступления и любовь», — честно пугает автор, но нам не страшно, поскольку все в этой жизни оказывается на поверку игрой. Словно сама таблица Менделеева в кабинете химии, похожая на какой-то замок с неровными стенами — как будто королевские каменщики немного не достроили левую сторону. С обеих сторон возвышаются высокие бастионы, на одном из которых держат оборону легендарные мушкетеры. Их завтрак длится, затягивается, и все вокруг незаметно исчезает, растворяясь, словно ложка в стакане с серной кислотой из анекдота о нерадивом химике, между делом рассказанного в этой занимательной книге.
Давно исчезнувшими и даже более того — несуществующими считаются также немало живых тварей из «Книги о самых невообразимых животных» Каспара Хендерсона. Да и какое может быть существование, например, у живущего почти в кипятке краба йети, которого ученые обнаружили только в 2005 году? Или у ротоногого гонодактилуса с генитальными пальцами? Забавно, не так ли?
На самом деле, как говаривал Людвиг Витгенштейн, можно написать серьезный философский труд, который будет состоять исключительно из шуток. Хотя автор бестиария ХХІ века вдохновлялся другим героем своих послеполуденных снов и его милые зверушки приходили к нему прямиком из «Книги вымышленных существ» аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса, впервые опубликованной в 1967 году. В ней, как известно, была и Сильная Жаба из чилийских сказок, и хранитель кедрового леса из «Эпоса о Гильгамеше», и даже зверек, придуманный Францем Кафкой. Не было только блохи инженера Куна, жившей на доисторическом кроте, и пачухи оленьей раздражительной, родившейся под бойким пером одного из героев Ярослава Гашека в романе «Похождения бравого солдата Швейка», но разве бочкообразная губка, индийский медоед и андский бакенбардовый сычик из кунсткамеры автора «Книги о самых невообразимых животных» — не замечательные плоды того же рода праздных занятий?
Впрочем, как утверждает Хендерсон, многие реальные животные из его книги еще более необычны, чем те, что населяют наше воображение. Просто наши знания о них настолько отрывочны и неполны, что им будто нет места в нашей жизни: мы едва способны представить их себе. «В эпоху, которую мы называем антропоценом, эпоху, когда многие виды вымирают и изменяются, столь же быстро, как и всегда в истории Земли, — узнаем мы из бестиария ХХІ века, — эта тема требует более пристального внимания».
Так что в целом, как уточняет автор, его «невообразимая» книга — это попытка лучше понять жизнь и живых существ. И сия попытка, стоит заметить, удалась.
