Характерное описание одного из киевских Гаврошей дал в начале февраля мой киевский корреспондент: «На днях после митинга на Крещатике я зашел за сэндвичем в ’’Макдоналдс’’. Рядом скромную еду покупал мальчик-майдановец лет 17-ти. Глуховат от контузий гранатами (плохо слышал, когда продавщица спрашивала о сдаче), правое крыло носа отстрелено пластиковой пулей и наскоро пришито, пол-лица залито зеленкой. острижен под машинку, одет в камуфляж.
Сердце сжалось — этот мальчик приехал сюда из какого-то села и совсем еще ребенок. Я ему: «Ты хоть очки надевай, они ведь по глазам и шее бьют, скоты» (отговаривать его лезть на Грушевского бесполезно, видно, он свой выбор сделал). Он с невинной улыбкой подростка: «Так, дядьку, одягаю! — и добавил, чуть посерьезнев. — Там вам не ’’Макдоналдс’’ с гарными дивчатами, там справжня вийна».
Вопрос в том, на какой войне ощущает себя этот паренек? За свободу? За обретение жизненной перспективы, которую у него и его родных похитили наследники советской номенклатуры? За достоинство личности, которую постоянно унижают в олигархическом, манипулятивном и мафиозном государстве? Осознает ли он порыв, который привел его на баррикады? Или его понесли мутные волны массового карнавала? Ясно одно, что на Майдане есть люди, которые готовы стоять до последнего, потому что власть их не слышит, как не слышала все последние 22 года независимости.
Даже на фоне выдающейся российской коррупции бюрократы соседней Украины при Януковиче вырвались в лидеры в своеобразном соревновании по обворовыванию своих народов. Выходят ли киевские события за рамки типичных для коррумпированных государств конфликтов? Схожие бунты регулярно происходят в странах Третьего мира и не имеют в перспективе даже видимого разрешения.
В 1917-м в колыбели восточноевропейского православия восставшие массы отреклись от старых преданий, и тела тысяч убитых усеяли улицы, склоны и парки древнего города. Как случилось, что живописные холмы, населенные добродушными киевскими «антиками», стали ареной долгих и крайне ожесточенных насилий и издевательств над человеком? Историки отмечают, что к революции основные массы украинского населения пришли без «выкристаллизованного национального самосознания». В последней четверти XIX в. проект «большой русской нации», в которую на равных правах включались все три ветви восточного славянства, потерпел крах. Близкие ментально, по языку, бытовой культуре, традициям, эти три народа не смогли слиться в единый национальный организм. Лишь одна из причин — догматизм царской бюрократии.
Растерянность Временного правительства, приведшая к развалу на фронтах и разливу большевистской агитации в армии, вытолкнула на поверхность местной политической жизни деятелей радикального социалистического настроя: Винниченко, Петлюру, Голубовича... Чтобы встать у руля власти, они повели соревнование с коммунистами в крайности лозунгов и жестокости действий. Один из ярких теоретиков национального движения Дмитрий Донцов так объяснял провал украинской революции: ее вожди лихорадочно подражали в своей политике московским большевикам. Известно, «публика хочет оригинал, а не дурную копию». Дезертиры массово записывались в формировавшиеся украинские части, Киев наводнили декоративные «казаки», меняя общественную атмосферу к худшему. Один из столпов украинского демократического движения Владимир Науменко (1852-1919) в отчаянии писал: «Сразу же в широких кругах новоявленных украинцев стало замечаться уклонение в сторону шовинистического пути... Угар власти все более и более сгущал удушливую атмосферу насильственных методов».
Руководители национальной революции, вслед за большевиками, считали, что все средства хороши для достижения своей мечты. То же можно сказать и о предводителях добровольческих сил.
Солдаты-селяне хотели лишь одного: жить по-своему на своей земле, очерченной околицей. Все, что мешало этому, подлежало уничтожению. Подобным настроем поначалу умело воспользовались такие лидеры, как Петлюра и Махно, а затем и ленинцы. Расплата пришла в 1930-1933 гг., во времена Голодомора и Большого террора, когда сельский мир Украины превратился в пустошь, усеянную трупами. Так началась огромная эпоха беспамятства.
УССР стала заповедником правоверных коммунистических кадров, полигоном для экспериментов КГБ. Август 1991 г. жители Украины, как и остальных республик советской империи, встретили в состоянии потерянности. После 70 лет тоталитаризма люди в своей массе утеряли и национальную, и духовную идентичность.
Реформы 1990-х, необъясненные, непонятные, стали шоком и для Украины. Процессы обнищания здесь переживались сильнее, чем в России, поскольку страна была беднее, а местная номенклатура привыкла держать себя более нагло и вызывающе. Достаточно указать на то, что первым президентом возрожденной независимой Украины оказался бывший секретарь ЦК КПУ по идеологии Леонид Кравчук. Не так давно он возглавлял антирелигиозные кампании в республике, а тут вдруг стал в публичных выступлениях ссылаться на Священное писание, поучая народ.
Еще в начале 1980-х свирепствовал республиканский КГБ. Вокруг его резиденции на Владимирской улице, как на дрожжах, разросся целый квартал, отданный во владение спецслужбам. В то же время на местное гражданское общество обратило пристальное внимание и другое могущественное ведомство — ГРУ. Это казалось невероятным, но в столице мирной республики среди населения активно действовали агенты военной разведки, вербуя молодых людей для своих специфических заданий. Неудивительно, что уже в 1990-е в самостийном Киеве спецслужбисты чувствовали себя, как сыр в масле. Один из моих бывших следователей по линии прокуратуры оказался во главе отдела по борьбе с организованной преступностью. Схожая картина была и с другими гонителями украинских диссидентов. Естественно, что первую частную и «независимую» газету Украины «Киевские Ведомости» «учредил» выходец из ГРУ, а ее главный редактор сотрудничал с КГБ.
Вольную Украину, как и свободную Россию, с самого начала насквозь пронизывали метастазы коммунистического прошлого. Откровенный популизм и патернализм правящих кругов, продолжение ими советской стратегии «промывки мозгов» — все это заглушало рост сознательности в обществе. Добавим ко всему сказанному экономическое давление на обычного человека, его растущее бесправие и ощущение обездоленности и мы увидим аналог нынешней тупиковой ситуации, сложившейся в России. При этом имеется небольшая, но очевидная разница в положении.
В Украине сказывается большая однородность общества, члены которого сохранили в себе ощущение единства, общности культурно-бытового пространства. Большая сохранность малых деревенских и провинциальных городских миров привела к тому, что здесь никогда до конца не пресекался ток религиозных традиций и семейных преданий, оказывавших на людей медленное оздоровляющее влияние. Экономическая миграция на Запад постепенно способствовала возникновению даже в самых социально запущенных слоях народа вполне адекватного представления о современном мире. Еще отличие: украинцы привыкли к воровству чиновников. Но при Януковиче бюрократическая камарилья начала, как в России, подчеркивать свое превосходство над обычными гражданами. Многие люди стали понимать, что находятся на социальном дне, подняться с которого при этой власти у них не получится. Они стали рассуждать по-простому: если так будет продолжаться, то мы и наши семьи окажемся в стойле, как россияне. Все это вместе взятое вдруг заработало в условиях, сложившихся в Украине к концу 2013 г.
Крайне важно, на каких ценностях держится человек, дошедший до последней черты. Одно дело, когда им движет оскорбленное чувство, и тогда все может обернуться срывом в хаос и большой кровью, как это случилось в Гражданскую войну. И совсем иное, когда человек, поднявшийся с колен, ощущает собственное достоинство: божественное право личности на свободу. Судя по всему, люди Майдана не воспринимают «трех богатырей» — лидеров оппозиции — своими полномочными представителями. Ведь и «Батькивщина» Яценюка, и «Свобода» Тягнибока опосредованно вышли из советского идеологического наследия, и у них совсем иные цели, чем у пробуждающегося общества.
И все же в этих тяжелых обстоятельствах политической смуты есть надежда на скрытую логику новой эпохи, начавшей с конца XX в. изживать мифологию красного тоталитаризма. Граждане СНГ, после краха левой утопии попавшие под пяту ее наследников, задумываются о простых вещах: законности, справедливости, правовой защищенности, однажды проросших в истории на европейской почве. Если на Майдане есть те, кто понимает, сколь терниста тропа, ведущая к завоеванию достойной жизни, то последующие события могут принять новое измерение. Измерение духовное, которое так быстро выветрилось из демократического движения в России.
Бернар Леви, посетивший на днях Украину, заявил, что сердце Европы сейчас находится в Киеве. Так ли это? Во всяком случае, это не то сердце, что когда-то забилось мечтой о всемирной революции на площади Бастилии. Скорее, прав другой мыслитель, усвоивший христианские ценности в горниле ГУЛАГа, президент украинского Пен-клуба Евгений Сверстюк. Недавно он афористично обратился к касте постсоветских правителей: «Несчастные наследники школы насилия, ваше время миновало!». Для Сверстюка сам факт нынешнего Майдана уже явил победу «морально сплоченных людей». Правда, дело остается лишь за малым: не сдать свою победу политиканам.
