Всего месяц прошел, а уже мало кто вспоминает, что саммит «Двадцатки» в Санкт-Петербурге принял ряд важных решений, которые так и остались в тени интриг вокруг Сирии. В частности речь шла об определении списка финансовых учреждений, государственная и межгосударственная помощь которым должна оказываться независимо от «глубины падения». Их расценивают как «too big to fall» («слишком большими, чтобы пасть»). И оригинал, детальную роспись этого списка, хотели бы заполучить все международные СМИ.
Но задумаемся о другом — что означает этот шаг в контексте всемирной истории?
Ведь лет через десять он появится как некий факт в школьных учебниках и университетских пособиях, а если не появится, то мы поймём, что исследователи мирового заговора, возможно, не так безумны, как кажутся. Вопрос, однако, в ином — понимаем ли мы, что всё это означает?
А вот что: складывается костяк эмбриона глобального финансового госсектора! Эмбриона глобальной экономики, который носит в себе наша матушка-Земля, впрочем, не как планета, а как «существо», в котором переплетаются биосфера и ноосфера. Возникновение которой, напомним, предсказал ещё наш земляк Вернадский.
Ведь «Двадцатка» решилась на шаги, которые расширяют круг акционеров мировой структуры принятия решений. По сравнению с «Большой восьмёркой» G20 воспринимается как более демократическая по участию и уровню сочувствия к глобальным имущественным низам (но так ли это?).
Кстати, забавно, что этот прорыв остался периферийным практически везде по фронту «глобальных» СМИ, хотя ничего более глобального, кроме, разве что, падения на нас крупного метеорита, или ядерного конфликта (не дай Бог!) по линии Израиль-Иран или Индия-Пакистан, произойти просто не могло.
Немного углубимся.
Давайте проследим за руками. С одной стороны, еще в июне на Петербургском экономическом форуме Путин резко высказался против политики конфискаций вкладов. Его поддержала Меркель, но сдержанно. Речь шла о недопустимости покрытия банковских долгов за счет вкладчиков. Теперь речь идет о чем-то похожем: «обезличенные» средства национальных налогоплательщиков, которые можно влить в «ключевые» финучреждения через госструктуры. Опять — национализация долгов. Неудивительно, что на словах Путин против. А на практике?
Ведь почти тут же глава Минфина РФ Антон Силуанов (давно вызывающий у автора этих строк любопытство — на кого это Антон Германович работает?) на встрече министров финансов стран G20 в Москве
Любопытно, что G20 появилась в августе 1998 года. Через несколько недель, после замораживания рынка ГКО в Москве, воочию демонстрируя факт глобализации, в далеком Коннектикуте обанкротился хеджевый фонд Long Term Capital Management (LTCM), учредителями которого были нобелевские лауреаты, получившие премии за компьютерное моделирование торговли деривативами, а ведущий стратег LTCM Альберто Джованни был одним из идеологов евро — единой валюты Евросоюза. Кстати, над всеми этими стратегами открыто издевается Нассим Талеб в книге «Черный лебедь».
Однако G20 оставалась в тени до 2008 года. Но это в политическом смысле. Еще в 1999 году была создана структура, которая сформирует профиль G20 — ФФС, Форум финансовой стабильности. Путевку в жизнь ФФС получил от G7, размещался он и управлялся «Банком для международных расчетов в Базеле». Там же обслуживается... и его действующий преемник — Совет по финансовой стабильности G20.
В деталях о все более подозрительной финансовой роли «Двадцатки», создававшейся якобы для демократизации принятия глобальных решений можно прочесть в фундаментальной статье Рэйчел Дуглас «Путинский парадокс G20» в журнале Executive Intelligence Review. Издатель этого журнала Линдон Ларуш, конечно, конспиролог со стажем, но часто угадывает с наблюдательными авторами.
Но стоит ли драматизировать ситуацию так, как это делают сторонники теории заговора?
Этот костяк глобального «госфинсектора» становится базой для межгосударственной и межказначейской поддержки такой валюты, как доллар США, хотя не данном этапе ещё возможны варианты вроде мирового аналога «экю» (в своё время «съеденного» введённой наличной валютой Европы).
По сути, вызов первого подлинного полностью глобального экономического кризиса наконец стал получать реакцию: создание механизмов его преодоления, которые уже не могут быть национальными, региональными, или таковыми, которые зависят от рутины секретариатов международных организаций, какими мы привыкли их знать: сонм отставных политиков, ленивых чиновников, мотовство бюджетов, обтекаемые заявления и нерешительные, часто анекдотические, действия.
Даже ЕС, обладающий высокой внутренней интегрированностью, и тот недавно стал объектом тихой иронии международного секретаря Лиги умеренной молодежи Швеции Джонотана Ланделла. Он сказал, что ЕС очень эффективен в фазе стабилизации и восстановления в зонах конфликта, но беспомощен в первой, агрессивной фазе.
Что ж, видимо, и это начнёт меняться.
Только представить себе, какой вес и оценку получат бонды этих «неприкосновенных» финучреждений в качестве инвестиций со всего земного шара! Пусть даже основными инвесторами будут те же самые крупные и мелкие спекулянты — по крайней мере, сначала. Нельзя, кстати, не отметить и символическую, как минимум, роль России в процессе — мировой порядок второй половины ХХ века был определён в Ялте, тогда советском курортном городе. Теперь глобальный финансовый порядок приобрёл форму эскиза в российской северной столице.
К сожалению, Украина выпала из «Двадцатки». Сегодня мы — на 38 месте в мире по объёму национального ВВП (рассчитанного по методу сравнительной покупательной способности). Хотя в середине
Если помните, Виктор Янукович поставил задачу добиться вхождения по этому показателю в ТОП-20 к
Как там шутили при Хрущёве-Брежневе? «Догоняем штат Айова! Как дела? Пока ...»
Но не всегда это должно быть так.
