На столе у известного волонтера, теперь уже экс-губернатора Луганщины, а ныне замминистра, назначенного курировать Донбасс, Георгия Туки — тоже не густо. Пепельница и ноутбук. И в приемной — никого.
Я как будто прошла по чистому листу в нужную точку, присела и включила диктофон. Вот если бы только можно было не чувствовать, что за этой пустотой и тишиной — тысячи погибших солдат и мирных жителей, десятки тысяч людей, потерявших свой дом, уехавших и вернувшихся, разочаровавшихся, борющихся, отчаявшихся, выбившихся из сил... Стоит только приподнять край — и тебя ошпарит чужая боль. И никакое противоожоговое не помогает.
Когда узнала о новом заме у министра Вадима Черныша, честно говоря, не соотнесла ни фигуры, ни их позиции. Два короля на одном поле. «Белый», мирный и толерантный Черныш, с планом реинтеграции оккупированных территорий и восстановления Донбасса, который он безуспешно продвигал, будучи еще главой Нацагентства по восстановлению. И, мягко говоря, «черный», не в меру эмоциональный и воинствующий Тука. Однако за три недели своего пребывания в должности Георгий Борисович успел высказать столько неожиданного, смешав все фигуры на поле, что захотелось как-то прояснить ситуацию: это Туке с Чернышом позволили поиграть в стратегию, или власть в целом данным вопросом озаботилась?
Что из этого получилось — судить, однако, вам.
Усталость, разочарование, невозможность собрать свою профессиональную команду в области — «никто из волонтеров не стал работать системно», проваленный властью тест с расследованием дела Эндрю и экспертизой в семь (!) месяцев, ваш неуход в отставку после того, как обещали, нежелание задавать прямые вопросы президенту, потому что заранее знаете, что ответа не будет... Это все, Георгий Борисович, проистекает из ваших последних многочисленных интервью. А что вы в таком случае вообще здесь делаете?
В этом кабинете?
Да понимайте, как хотите. В этом кабинете, в команде президента, во власти...
Я не расстаюсь с надеждой реализовать планы, ради которых был на Майдане.
Достаточно банальный, я бы даже сказала, конформистский ответ. Особенно в контексте мироощущений тех, кто оперативно «расфрендил» вас в Фейсбуке после перехода на другую работу, и ваших неожиданных заявлений о поддержке плана реинтеграции оккупированных территорий вместе со снятием блокады. «Место сидения определяет точку зрения», — так сейчас некоторые говорят о некогда непримиримом и эмоциональном Туке.
Ключевое — эмоциональном. Место сидения в кресле губернатора воюющей области действительно определило точку зрения. Изменило кардинально, если хотите. Да, друзья мои и недруги, я изменил свое отношение к войне. У меня больше нет эмоций. Зато ума прибавилось. Когда ты постоянно общаешься с ребятами на передке, а потом вдруг оказываешься в Киеве... Я не хочу никого обвинять. Невозможно обвинять человеческую психику. Человек ставит барьеры, защищается от чужого горя, блокирует страх, не пускает в душу... И чем дальше он от войны, тем больше у него возможностей для такой самозащиты и обороны. Только и всего. Еще во время Тахрира, где я был, меня мучил вопрос: почему на одной улице с плачем хоронят убитого, а на соседней спокойно пьют кофе и слушают легкую музыку?..
В какой-то момент, где-то полгода назад, я понял, что исключительно военным путем проблему Донбасса не решить никогда. Попробуйте просто посчитать количество возможных жертв — как с нашей стороны, так и со стороны мирных жителей оккупированных территорий. Их при активных боевых действиях гибнет на порядок больше, чем военных. А теперь еще поедьте туда и посмотрите прямо в глаза главе семьи, оставшейся жить в полуразрушенном доме в серой зоне. Его 12-летнему все понимающему сыну. Вот я глаза опускал. И не хочу, и не готов платить такую цену за победу. Не готов продолжать смотреть, как в войну вовлекается все больше детей, как они страдают от жестокости и сексуального насилия. Причем с обеих сторон. Как расползается гниль мародерства. Мы и так слишком долго замалчивали эти проблемы, спутав патриотизм с покрывательством.
Чего греха таить, раньше вообще не воспринимал ни этих людей, ни их позицию, ни эту землю. Но проработав и прожив там год — напитался, надышался, надумался... Если бы мы говорили с ними раньше, если бы не профукали и эти два с половиной года войны, то не имели бы таких проблем, которые имеем сейчас. Так что «расфрендивай», бросайся камнями, Киев, продолжай жить крайностями и эмоциями. Или начинай думать и видеть причины случившейся с нами трагедии.
Психика отдельного человека или группы людей — одно, обязанность государства — другое. Механизмов слышать, говорить, налаживать диалог, помогать, решать проблемы — нет до сих пор. Почему?
Известный разрушенный дом в Лисичанске. У меня были сложные отношения с его жильцами. Людьми, потерявшими крышу над головой, а значит — основу под ногами. Я много бился на разных уровнях. Как-то опять поехал туда. Много не обещал, но в очередной раз сказал, что добьюсь помощи. Они в очередной раз обещали подождать. Но уже в спину одна женщина вдруг крикнула: «Скажите спасибо Дунаеву за то, что дал нам по 200 гривен». Вы понимаете? Прекрасно осознавая роль этих мерзавцев, усилиями которых, по сути, развязана эта война, люди благодарят их за 200 гривен.
Почему?
Потому что «немерзавцам» и патриотам по барабану, что здесь происходит.
Когда я это ощутил кожей, когда вдруг почувствовал хотя бы приблизительно то, что чувствуют они, что-то во мне перевернулось. В каком-то смысле потянуло назад. Еще глубже. 25 лет Донбасс был анклавом одной партии, одного олигарха, одной идеологии. Его создал Киев своими руками, точнее, руками Кучмы. И забыл. Так вправе ли я сегодня обвинять этих людей? Вправе ли не видеть миллионы глаз за гектарами нашей территории?
Вы говорите о государственной политике, которой действительно не было ни в Донбассе, ни в Крыму 25 лет. Мысль не нова.
Еще я думаю и говорю о том, какие неправильные сигналы мы им посылали во время и после Майдана. Ведь я выходил туда не против Донбасса, а против банды Януковича. Против Семьи, которая отжимала бизнес и в Киеве, и во Львове, и в Донецке. Где наказанные за это представители режима? Отжимали одинаково! Грабили одинаково! И в этой банде, кстати, были не только представители Донбасса. А нам кинули крючок — «свой-чужой», мы и проглотили. Справедливый же суд и наказание — были бы первым и четким сигналом для всех. Плюс Киев вообще не посылал какие-либо месседжи, связанные с четкой позицией власти и защитой Родины. И в Крым, и в Донбасс. Оказались не готовы, растерялись, упустили, озлобились... Не уловили момент, когда можно было погасить искру, оперативно закрыв организаторов беспорядков, а людям и громадам дать какие-то полномочия, которые сейчас бы вполне вписались в процесс децентрализации. В результате ситуацией воспользовались, людей дезориентировали, Украину разорвали... Два года войны и оккупировано полрегиона.
А самое главное: на оставшуюся, т.н. контролируемую территорию Донбасса, украинская власть так и не пришла.
И о чем это вам говорит?
По сути, в самом начале войны все мы и государство действовали, реагируя на события, которыми в какой-то момент перестали управлять. Эмоционально реагируя. Однако потом было достаточно времени взять себя, страну и ситуацию в руки. Тем не менее, за эти два с половиной года не появилось никакой государственной стратегии в отношении Донбасса. Ни военной, ни экономической, ни гуманитарной, ни социальной. И здесь маркер один: если не появилось ничего там — на передовой, где каждый день стреляют, и льется кровь, то вряд ли что-либо могло появиться в Киеве, где продолжали спокойно пить кофе, осваивать бюджет, «помогать» переселенцам et cetera.
Более того, мы потеряли не только время, но и не нашли, не наработали аргументов для того, чтобы после горячей фазы войны, после Дебальцево и Иловайска, когда Минск-1 и Минск-2 заключались под давлением тысяч жертв наших солдат и мирного населения, перестраивать как формат переговоров, так и условия соглашения. Мы не стали сильными, потому что сами не захотели этого. И это данность, реальность, и здесь вряд ли стоит указывать в сторону Путина или «все порешавшей за нас Европы». Коррумпированная страна, имитирующая реформы (исключение — децентрализация), без стратегии мира и войны, способная в любой момент стать очагом нестабильности и нового Майдана, априори не может быть равным игроком и переговорщиком. Вот о чем нужно говорить, и что нужно анализировать.
Погрузившись в Минск-2, мы оказались в некой вялотекущей истории, которая продолжает уносить жизни, указывая на ориентиры, по которым в обществе нет согласия. Особый статус, выборы, амнистия... Никто не понимает, чего же мы хотим и к чему идем на самом деле — к отсечению или реинтеграции оккупированных территорий. Роман Бессмертный много говорил в СМИ после завершения работы в контактной группе в Минске, но, как по мне, мог ограничиться всего одной фразой: «У меня на руках были все тактические инструменты для ведения переговоров, но за этот год я так и не понял — какова наша окончательная стратегическая цель». Вам это пояснил президент, когда направлял на работу в Кабмин?
Мы действительно стоим на раздорожье. Под «мы» я подразумеваю и государство, и власть, и общество. У нас по-прежнему есть три варианта. Первый — война до победы, к которой, как я уже сказал, я лично как человек, гражданин, бывший губернатор воюющей области не готов. Отсечение? «Китайская стена»? Не факт. Я не могу смириться с тем, что мы потеряем часть своей территории. Более того, глубоко убежден, что сценарий с таким финалом окажется лишь первой частью трагедии. Агрессор не остановится. У гибридной войны достаточно инструментов, чтобы продолжать дробить страну. А с учетом наших «успехов» в реформах и «повышения» уровня жизни — это вполне подъемная задача. И, наконец, экономика. Вы можете закрывать глаза, уши, отключать мозг и биться в патриотической истерике, но на Алчевском меткомбинате все-равно продолжают свою работу 8 тыс. человек. Плюс смежники. Все они кормят еще 20 тыс. членов своих семей. И знают, что их предприятие зарегистрировано в Украине и платит сюда налоги. Если их завтра оставить без работы, то мы получим 30 тыс. голодных и злых людей, которые пополнят ополчение. Потому что другой работы там просто нет. Но даже если мы плюнем и на этот факт — «пусть подыхают», через две недели остановится Днепровский меткомбинат, работающий на сырье Алчевска. А это еще 15 тыс. работающих плюс 50 тыс. членов их семей. Со смежниками — под 100 тыс. наберется. И что?
Мы находимся в экономической ловушке?
Почему в ловушке? Мы же заранее не готовились к тому, что такое может произойти.
Но мы уже два года знаем о том, что это произошло.
Если вы про уголь из ЮАР, то я как недавний губернатор Луганской области вам говорю: «Я этого угля не видел». Но вот если, к примеру, сейчас остановить поставки антрацита на Луганскую станцию в г. Счастье, то больше 1 млн жителей области, проживающих на нашей территории, останутся без электроэнергии. Альтернативы до сих пор нет. Только сейчас вроде бы начали задумываться о том, что нужно замкнуть Луганскую область на общую систему, ликвидировав этот энергетический остров. С другой стороны, 95% ресурса водоканала Попасной идет на оккупированные территории. Так что, взять и отключить людям воду? За что? На самом деле таких экономических завязок огромное количество. И без реального скрупулезного поиска альтернатив даже начинать разговор о каком-то отсечении — лукавство или некомпетентность.
Поэтому реинтеграция в рамках мертворожденного Минска-2?
Если вы заметили, я стал менее категоричен в оценках.
Это не мое определение, это из интервью с европейским экспертом Натальей Миримановой, у которой за плечами 20-летний опыт работы с конфликтами. Сначала выборы, а потом закрытие границы — это изначально мертворожденный пункт соглашения. Как и специальный статус в этом контексте.
Давайте по порядку. Во-первых, переговоры — это архисложный процесс. И моим условием было неучастие в них при любых обстоятельствах. Во-вторых, я сюда пришел на проект, план, называйте, как хотите, — реинтеграции оккупированных территорий в Украину. В силу каких причин и мотивов, я уже пояснил.
То есть мы сейчас говорим о юридической и фактической позиции Украины, закрепленной в минских соглашениях? И именно под это было создано отдельное министерство, а вы приняли предложение стать заместителем министра? Я правильно вас поняла?
Абсолютно.
Тогда перечислите, пожалуйста, по пунктам план реинтеграции. Не вашего личного проекта, как прозвучало в медиа, а план Агентства по восстановлению Донбасса, которым руководил Вадим Черныш, возглавивший министерство, которое стало правопреемником агентства. На какой стадии создания находится документ? Есть ли уже утвержденные сроки проведения конкретных мероприятий? Что будет считаться успехом на выходе? Как может противодействовать Россия? Кто заплатит за реинтеграцию?
Европейскими экспертами-конфликтологами уже предложен алгоритм конкретных действий. Результатом должно стать возвращение в Украину оккупированных территорий вместе с людьми. Предстоит серьезная дискуссия. Для того, чтобы ее начать во властных кабинетах и в обществе, опять-таки стоит вернуться к азам нашей войны.
В момент, когда начались активные боевые действия, когда гибли сотни наших солдат, когда образовалась линия разграничения, Украина приняла для себя достаточно резкое решение — отказаться от поставок на оккупированные территории воды, еды, перекрыла финансовые и социальные потоки. Я на тот момент не был причастен к этим решениям, но как человек, как гражданин их поддерживал. Потому что тогда этими мерами мне, как и всем, хотелось наказать население, которое кричало: «Путин, приди!». Это было эмоционально, но честно. И со стороны простых людей, и со стороны государства, которое, по сути, было повергнуто в шок от происходящего. Скажу больше, такие действия часто использовались метрополиями в качестве именно шоковой терапии для очагов сепаратизма. Дабы вызвать недовольство населения новыми «правителями». Однако этот шаг, справедливый на каком-то краткосрочном этапе, может превратиться в глупость и недальновидность в перспективе.
Что у нас, к сожалению, и произошло. Разум так и не возобладал. Эмоции растерянного государства, не трансформировавшиеся в долгосрочную стратегию, если кому и сослужили службу, то врагу — России, которая зашла на оккупированные территории рублем и товаром. А также нашему родному коррупционеру и контрабандисту, оперативно усевшемуся на потоки и схемы блокпостов и бюджета. Мы не сделали обязательный второй шаг — не открыли закупоренный вентиль, не дали понять людям, что они нам нужны, они наши, и мы будем их кормить и заботиться о них. Это был достаточно краткосрочный люфт, когда мы отрезали, а Россия не решалась зайти. Когда нам надо было поворачиваться к людям лицом и всеми силами тянуть их на свою сторону.
В то же время мы и сейчас продолжаем заводить на ту территорию гривню, выплачивая зарплаты людям, которые работают на украинских предприятиях. Эти деньги тратятся на повседневные нужды и товары российского производителя. Получается, что мы своими деньгами субсидируем предприятия страны-агрессора. Теперь же, говоря о реинтеграции, нам придется постепенно открывать торговые шлюзы и снимать блокаду, а также дополнительно бороться и с рублем, и с российскими производителями.
Следующий пункт плана — демилитаризация.
Давайте прежде определимся с социальной блокадой. Открытие торговых шлюзов, надо полагать, подразумевает и смещение с тумбочки сегодняшнего спикера Кабмина, экс-министра социальной политики, вице-премьера Розенко? А значит: выплату пенсий людям, проживающим на оккупированных территориях без привязки к ВПЛ; создание единого реестра ВПЛ, чего не сделал Розенко за два года; окончание реальной верификации соцвыплат ВПЛ и пенсионерам, которую ведет Минфин, и закрытие бутафорного пиар-проекта под прикрытием того же Розенко. Если вы реально пришли в этот кабинет заниматься реинтеграцией и переселенцами, то вам нужно как можно быстрее вникнуть в эту историю, сформировать позицию и помочь своему сегодняшнему непосредственному руководителю обозначить ее как премьеру, так и президенту.
Еще не вникнув глубоко в описанную вами проблему, я вряд ли имею моральное право судить Розенко или еще кого бы то ни было. Возможно, вы неверно истолковали его позицию. Потому как все вышеперечисленные вами пункты снятия социальной блокады абсолютно логичны и верны. И мне будет очень жаль, если вице-премьер озвучивает что-то другое. В связи с созданием нашего министерства и разработкой плана реинтеграции государственная позиция здесь будет уточнена. Единый реестр переселенцев будет. Верификацию Минфин доведет до конца и огласит результаты. Все схемы и потоки мы перекроем.
Вы на самом деле считаете, что вам дадут уточнить позицию государства после того, как Минфин заявил о возможном выводе из бюджета на социальные выплаты 60 млрд грн ежегодно, и Розенко все равно стал вице-премьером, курирующим социальную политику? Представителю Минфина Рязанцеву, курирующему верификацию, закрыли рот, запретив общаться с прессой. Вы не спите, Георгий Борисович?
Поверьте, если я почувствую, что наше министерство — лишь бутафория для освоения средств доноров и будущего трастового фонда на восстановление Донбасса (а некие намеки от заинтересованных лиц я уже слышу), и я, и Черныш уйдем в отставку.
Георгий Борисович, вы уже «ушли» в отставку аж через год после того, как власть провалила расследование по делу расстрела мобильной группы «Эндрю»! Хотя дали ей на этот тест месяц.
С Эндрю не все так просто. Картина уже ясна, составлена по косвенным уликам, так как прямые были профессионально зачищены, противодействие масштабнейшее, и я остался, чтобы быть в курсе и помогать.
Кстати, это правда, что вам предлагали доходное место главы бывшего ДОСААФ? С его землями, аэродромами и прочим?
Предлагали. Но это не мое место.
Хорошо, давайте вернемся к демилитаризации. Продолжим уменьшать количество ваших друзей.
Исключительно виртуальных. Реальные мыслят вместе со мной. На самом деле абсолютно не случайно президент в рамках минских соглашений выступил с идеей вооруженной миссии ОБСЕ на оккупированных территориях. А это подразумевает взятие под контроль границы, обеспечение правопорядка и постепенную передачу региона под контроль Украины.
Через выборы? Закон, подготовленный группой Князевича, вот-вот будет в ВР.
Да, через выборы, которых, однако, этим летом априори быть не может. А закон может лежать в ВР годами. Пока не придет момент, и наши интересы не будут реально учтены. После выборов — возвращение на оккупированные территории законных институтов государственной власти. Здесь достаточно много проблем, задач, нюансов и деталей. Части боевиков необходимо будет обеспечить возможность возврата к мирной жизни. Надо понимать, что среди тех, кто сейчас на той стороне держит в руках оружие, не так много реальных фанатиков, которые ненавидят Украину. Большая часть людей сегодня в ополчении потому, что просто нет другой работы. На ком нет крови, должны вернуться к мирной жизни или быть интегрированы в местные силовые структуры. Остальных мы либо судим, либо вытесняем на территорию России, либо уничтожаем силами специальных подразделений.
Как вы себе представляете процесс выявления того, на ком нет крови, а на ком — есть? В Северной Ирландии все бойцы ИРА были амнистированы, а их руководители избраны в парламент.
Там не было такой большой войны. У нас, слава Богу, нет религиозного и этнического противостояния. Нужно садиться с экспертами и думать. Что касается всеобщей амнистии, то лично я сейчас эмоционально не готов пойти на такой шаг. Вместе с тем я не хочу зарекаться, что не изменю свою точку зрения в случае, если того потребует развитие ситуации. Если будут веские аргументы. Но на сегодня — я противник всеобщей амнистии. Каждый случай надо разбирать в суде и наказывать.
Общеизвестно, что ОБСЕ — организация с достаточно мощным российским фактором влияния. Социальные сети стабильно постят фото с машинами ОБСЕ, представители которой завтракают, обедают и ужинают вместе с боевиками. Миссия может случиться такой же бутафорной, как и ваше министерство.
Может быть всякое. А может и не быть. Позиция России меняется. Она ослабляется и экономически, и политически. Поэтому минский переговорный процесс — это прежде всего процесс. Где появляются новые грани. Миссия ОБСЕ — одна из них. Скажу вам больше. Не одна вы, и не один я понимаем, в чем проблема этих переговоров и подписанного соглашения. Это понимают и Россия, и наши европейские партнеры. Однако упорное обращение последних к Минским договоренностям говорит лишь об одном — они не хотят, боятся или не считают нужным менять формат переговоров и откатываться назад. Но они готовы развивать и перенаправлять процесс в рамках существующего. Со спецстатусом и Конституцией сделали шаг назад, так как настроения в обществе и политикуме не располагают к изменению Конституции. Акцент смещен на выборы. Но! Параллельно президент получил поддержку в инициативе с миссией ОБСЕ. Потому что всем понятно, что без контроля границы выборы — блеф. И даже если нужный нам уровень миссии мы получим не с первого раза, у нас есть шансы додавить Россию. Есть глаза, уши и мозги. Переговоры — это процесс.
Вообще основная наша ошибка в том, что мы до сих пор рассматриваем войну как некую статическую величину. А это динамический процесс со своими всплесками и падением интенсивности, с отступлениями и наступлениями... Главное — различать эти фазы, адекватно реагировать на них, а еще лучше — принимать участие в продуцировании последовательности этих фаз. Не плестись в хвосте событий, не реагировать на события, а генерировать их в своих интересах.
Что касается качества и уровня вооруженной миссии ОБСЕ, то слишком большие силы заинтересованы в том, чтобы она не стала ширмой. У России не так много союзников. Достаточно посмотреть их популярные телешоу (а я делаю это регулярно), чтобы понимать температуру по палате. Сейчас уже про санкции говорят аккуратно, признают, что тяжело, косятся на Медведева... Более того, миссия ОБСЕ — не самоцель, а инструмент для восстановления там институтов государственной власти Украины.
Вы так рассуждаете, как будто все россияне уже перестали сублимировать недовольство Путиным на Медведева, встали с колен, скинули диктатора и стали на колени перед нами. Россия заинтересована в постоянном очаге нестабильности. Это ее геополитический инструмент, который из рук Путина автоматически перейдет к Иванову или Шойгу. И на вооруженную миссию ОБСЕ она, кажется, добро не дала.
Инструмент-то может и перейдет, а вот силы в руках может оказаться недостаточно. Поэтому договоримся. Уже сейчас, заранее, нужно рассматривать варианты создания там после выборов военно-гражданских администраций по примеру уже существующих у нас в Донецкой и Луганской областях. Которые и возьмут на себя функции управления территориями.
Главы — из Киева?
Это вопрос для обсуждения. Здесь существуют разные точки зрения, есть разный опыт других стран и конфликтов. Нужно садиться и думать, что нам подходит больше. Если там есть компетентные люди, не замешанные в преступлениях, то почему не могут встать у руля они?
А у руля поезда, который вы уже собираетесь запускать из Попасной в Марьинку, чей машинист будет стоять? Кто и где договаривается на этот счет?
Да, это еще не Донецк—Киев, но задача стоит конкретная: упростить людям пересечение линии разграничения. Чтобы не стояли сутками на блокпостах и пропускных пунктах. Все переговоры ведутся только в Минске.
Разоружение?
Закономерный и достаточно длительный процесс. Плюс разминирование территории. Это как минимум 10 лет.
Скажите, а почему никто из власти обо всем этом никогда с народом не говорит? Ни президент, ни очередной премьер. Один Розенко занимается активным очковтирательством. В итоге нас запутали, дезориентировали, разорвали на куски...
Вопрос не ко мне. Но это колоссальная проблема власти. На самом деле и в политикуме, и во властных кабинетах, да и в обществе на сегодня нет единства в отношении к Донбассу и нашему совместному будущему. Вот мы с вами сейчас говорим о реинтеграции, а кто-то возмущенно перечисляет аргументы в защиту «китайской стены» и отсечения. Да, тот же Бессмертный, которого я очень уважаю. Поэтому нам давно нужна честная дискуссия. Открытая, горькая, но откровенная. И прямой ответ на вопрос: что мы делаем с Донбассом — реинтегрируем или отсекаем? Мы должны говорить об этом в парламенте, в правительстве, в обществе. Мы должны прийти к какому-то консенсусу, разобраться в причинах, проанализировать собственные ошибки.
Но на это у власти должно быть мужество. Создав наше министерство, она вроде бы и сделала шаг в нужном направлении. Мы говорим о стратегии государства по ключевому на сегодня вопросу — войны и мира. Мы начинаем важное дело. Но вот дадут ли нам его закончить?
