Максимально правильной реакций Украины на решение польского Сейма относительно признания трагедии на Волыни геноцидом поляков было бы не обвинение в ошибочности такого решения, а наоборот. Так в эксклюзивном комментарии «Фразе» политолог, директор Института глобальных стратегий Вадим Карасев прокомментировал заявление украинского дипломата, министра иностранных дел Украины (2007-2009 гг.) Владимира Огрызко относительно того, что принятие польским Сеймом (нижней палатой парламента) резолюции по Волынской трагедии, в которой она признается геноцидом польского народа, политизирует историю и может негативно отразиться на украинско-польских отношениях.
«Нам нужно меньше эмоций, а больше разбора, больше анализа тех новых карт памяти, которые сегодня характерны для Восточной Европы. Речь идет о разных режимах памяти и разновременных исторических моментах, в которых находятся сегодня Западная Европа, Восточная Европа и Украина. Если говорить о том, что нужно для Украины, то почему мы так эмоционально реагируем? Может быть, это где-то и правильно, но это эмоционально, а не рационально, поскольку наш исторический норотив и норотивы памяти иные, нежели сегодняшняя Польша и Западная Европа. Мы – молодое государство, а для молодого государства все-таки больше характерен героический норотив, выпячивание героев. И это в то время, как в Европе, начиная с конца 60-70-х годов делается акцент на исторических норотивах, на национальной мифологии, на политике и инфраструктуре памяти. Там делается акцент на жертвах, а не на героях. Поэтому, основным доминирующим норотивом в Западной Европе, начиная с 60-х и начала 70-х годов стал норотив Холокоста. Это и есть сердцевина исторической памяти Западной Европы, поскольку трагедия Холокоста и геноцид еврейского народа означал радикальное насилие, и его осуждение, а потом покаяние и вина немцев за это преступление нацизма стало в свою очередь основанием для строительства объединенной Европы начиная с конца 60-х – начала 70-х годов именно в таком пацифистком, мирном ключе.
Таким образом, акцент на жертвах, которые привлекают внимание тем, что это - пассивные жертвы, от которых ничего не зависит, и по отношению к которым были проявления радикального насилия служит глубинной исторической философией не только памяти, но и всей политики.
Отсюда, кстати, и расцвет акцента на правах человека. На этом формировались и глобальные медийное и моральное сообщество, то, что мы называем мировой общественностью. Это то, что ускорило не только экономическую, но и ценностную интеграцию стран в рамках Европейского проекта. Мы же тут находимся в контрапункте, в противоходе, поскольку мы – молодое государство, мы начинаем мерять нашу историю, особенно современную историю, исключительно героями: героями АТО, героями УПА. Отсюда и, безусловно, эффективное и необходимое, но мне кажется иногда чрезмерное восславление УПА. Отсюда мы меньше внимания уделяем жертвам конфликта на Донбассе, жертвам среди мирных украинских граждан, которые страдали и страдают до сих пор в качестве пассивной жертвы.
Посмотрите на медиа-контент украинских СМИ: там пишут о героях, но там не пишут о жертвах, а ведь это украинские граждане. Зацикленность на сокральности национальной памяти, зацикленность на священных, героических славных страницах и недостаток внимания к жертвенным изменениям национальной памяти и вызывает непонимание того, почему поляки именно сейчас, вроде бы ни с того, ни с сего принимают такое решение. Причем решение, которое не просто носит символический характер, а фактически создает новые ритуалы памяти, новые ритуалы памятных дат, поскольку 11 июля – это день национальной памяти Польши, который будет теперь в качестве одного из основных дней национальной польской истории.
Когда у нас, в Украине, при совете Института национальной памяти Украины ряд политиков выступали за переименование Московского проспекта в Киеве в проспект Бандеры и когда мы героизируем УПА и другие фигуры национального освободительного движения Украины 30-х годов мы должны понимать те режимы памяти, которые сегодня имеет каждая европейская страна. Это необходимо для того, чтобы потом не разводить удивленно руками и не обвинять польскую сторону в ошибочности такой политики.
Может быть перед тем, как героизировать украинскую историю, нужно подумать над тем, как ее героизировать, в каких пределах, через какие фигуры, через какие карты памяти? Может быть вместо Бандеры можно было бы назвать этот проспект именем одного из героев АТО? Там тоже есть герои, нынешние, современные герои, а не нарываться на подобного рода ответ, который может рассорить и наши элиты, и наши народы, и наши страны.
Нельзя допускать, чтобы Украина вела войны: гибридные, исторические, войны памяти со всеми своими соседями. Такую войну мы уже ведем с Россией. Понятно, что у нас есть основания, есть аннексия Крыма, есть агрессия на Донбассе, но если начинать войну с Польшей, а затем еще и с Венгрией, если мы будем совершать ошибки в своей исторической политике, то никакая дипломатия нам уже не поможет.
Нужно дорожить дружественными отношениями с соседями, а не замыкаться в своей скорлупе обвиняя всех и вся в том, что они недопонимают Украину и пытаются как-то Украину унизить.
Дружественные отношения с соседями – это и есть одна из задач дипломатии и элиты.
Для того, чтобы сегодня реорганизовывать украинское символическое пространство в русле декомунизации, а у нас, безусловно, есть такая необходимость, мы должны понимать, что тут вопрос заключается не только в декомунизации, тут стоит вопрос о пределах героизма тех или иных фигур национальной истории, которые у нас сегодня пытаются героизитировать, чтобы не подорвать с трудом налаженные отношения с нашими соседями, в том числе и в сфере исторической политики.
Что касается поляков, то понятно, что с одной стороны – это реакция на героизацию украинского политического норотива после Майдана и войны на Донбассе. Мы удивляемся, почему поляки вдруг начали поднимать тему Волынской резни, более того, признали ее геноцидом польского народа со стороны украинских националистов . Стало быть, нужно понимать, что сегодня меняется режим памяти Польши с приходом в власти правых польских националистов, но и нужно понимать, что где-то и мы подтолкнули или по крайней мере дали аргументы для оправдания нынешней польской элиты относительно обвинений УПА в геноциде.
Теперь нужно минимизировать многие риски для того, чтобы это решение в области символической и исторической политики Польши не странформировалось в экономическую политику: т.е. в экономические претензии, возвращение собственности и т.д. Теперь нужно будет минимизировать многие риски, которые стали результатом ошибки, в том числе и нашей исторической политики, которая слишком увлеклась новой неогероизацией и не почувствовала где она перешла какую-то черту.
Поскольку тут не только Украина стала драйвером такого решения, геноцид Волыни теперь будет распространяться на весь польский исторический норотив, а стало быть, и на современную политику. Дело в том, что сегодня у поляков, как и у многих европейцев есть озабоченность тем, что Европа становится все более германизированной, Европу «онемечивают», поскольку сегодня и в связи с ситуацией в США и в связи с выходом Британии из ЕС лидерские позиции, конечно же, будет занимать Германия. Франция будет ей подыгрывать, занимаясь своими проблемами. Дела в Европе будет вершить Германия и на фоне непростой истории поляков и немцев поляки сегодня опасаются, что будет некий новый вариант расширения Германии. Поляки к этому готовятся, в том числе и с помощью внесения изменений новых элементов в режим и инфраструктуру памяти.
Холокост стал тем основанием, на котором произошла окончательная пацификация Европы, возникло чувство немецкой вины. И ведь проблема не только в выплатах жертвам Холокоста, это было в какой-то степени элементом послевоенного сдерживания немцев.
Так вот, для того, чтобы сформировать новый норотив, сдержать Германию и сформировать новый норотив по отношению к Польше Польша переходит на режим своей национальной истории, когда Польша – жертва геноцида, жертва радикального насилия. С одной стороны Польша пытается сдержать Германию и не дать ей возможность расширять свое влияние в Восточной Европе, а с другой стороны – претендовать на особое место в Восточной Европе и в качестве жертвы и качестве возможного будущего лидера Восточной Европы».
Ранее «Фраза» сообщала, что, по словам украинского дипломата, министра иностранных дел Украины (2007-2009 гг.) Владимира Огрызко принятие польским Сеймом (нижней палатой парламента) резолюции по Волынской трагедии, в которой она признается геноцидом польского народа, политизирует историю и может негативно отразиться на украинско-польских отношениях.
