Время Евы

Любопытная тенденция очертилась в американском кино. Женщина активно смещает мужчину с позиции героя. Не то чтобы феминизм был явлением новым (как в кинематографе, так и в обществе в целом), конечно, нет. Но, выражаясь языком комикса, нынче он набирает уже не просто силу, а суперсилу...

Недавно мы наблюдали (и, в общем-то, продолжаем наблюдать) триумф Шарлиз Терон в «Безумном Максе», где актриса не только отодвинула далеко на задний план мычащего Тома Харди, но и, по сути, сыграла единственного мужика в фильме, будучи при этом однорукой женщиной (ну и жены чудовища, восставшие против сексуального рабства и демонстративно раскусившие кусачками «пояса верности», — это все о том же). Также в прокате стартовала комедия «Шпионка», где «главная толстушка Голливуда» Мелисса МакКарти сыграла агента ЦРУ, вернее — закомплексованную клушу, постепенно превращающуюся в суперагента. Причем крутостью Мелисса уделывает «самого крутого из ныне живущих крепких орешков» Джейсона Стэтхэма, а красотой покоряет известного архикрасавчика Джуда Лоу, еще и в финале гордо, по-феминистски отказывается от свидания, о котором мечтала всю свою сознательную жизнь (надо сказать, режиссер Пол Фиг делает героями своих фильмов исключительно женщин, причем женщин с большими железными яйцами).

Стоит вспомнить и историю с «Гравитацией» и Сандрой Буллок (к слову, Буллок снималась у Пола Фига в «Копах в юбках»). Джордж Клуни уходит из кадра в начале фильма, оставляя героиню Сандры в полном одиночестве до самого конца, то есть вплоть до финальных титров зрителя, условно говоря, «развлекает» один-единственный персонаж, и этот персонаж — женщина. На этапе препродакшна режиссер Альфонсо Куарон столкнулся с существенной проблемой: студийные боссы требовали сделать главным героем мужчину, так как боялись вкладывать деньги в фантастику с героиней-женщиной, будучи уверенными, что зритель на такое не пойдет. Куарон отстоял свою позицию, и в итоге «Гравитация» стала лучшим блокбастером года, собрала охапку восторженных отзывов и более 700 миллионов в прокате, в семь раз окупив бюджет.

Похожая ситуация приключилась с криминальным триллером Дени Вильнева «Наемница», который участвовал в основном конкурсе завершившегося буквально на днях Каннского фестиваля. Главную роль исполнила Эмили Блант, которая сыграла женщину-копа, преследующую наркобарона по ту сторону американо-мексиканской границы. Инвесторы настаивали, чтобы партия Эмили была переписана под мужчину, но Вильнев их переубедил. В результате — опять-таки восторги критиков; и хотя «Наемница» не получила в Каннах никакой награды, удостоилась очень высоких оценок. И раз уж речь зашла об Эмили Блант, следует упомянуть фантастический боевик «Грань будущего», где мужиком была Блант, а не Том Круз.

В связи с наметившейся закономерностью хочется остановиться на фантастике Ex Machina (британской, а не американской, но сути дела это не меняет). На украинские экраны картина вышла в апреле и уже легально появилась в Интернете, причем с украинской озвучкой. В мировом прокате фильм собрал довольно скромную сумму, что неудивительно, поскольку в нем полностью отсутствует экшн и играют всего три актера, к тому же в замкнутом помещении, но прискорбно, так как это одна из лучших лент текущего года (осторожно, будут спойлеры).

Ex Machina — фрагмент латинского изречения «Deus ex machina», «Бог из машины», что в современной интерпретации означает неожиданную развязку. Однако сценарист и режиссер Алекс Гарленд определенно употребляет его буквально: демонстрирует зрителю машину — женщину-андроида с искусственным интеллектом и создает из нее нового Бога. По сюжету сотрудник поисковой интернет-компании выигрывает конкурс и получает приз — неделю в резиденции главы холдинга и создателя поисковика. Но, прибыв на место, вместо резиденции парень попадает в секретную лабораторию и узнает об истинных мотивах компьютерного гения: тот создал робота с искусственным интеллектом и хочет его протестировать по методу Тьюринга, с той разницей, что в тесте Тьюринга задача участника — определить, человеком является его собеседник или компьютерной программой, а в тесте Нейтана участник по имени Калеб видит, что перед ним машина, но должен определить, есть ли у нее сознание.

Казалось бы, в первую очередь Ex Machina — история о человеческой природе: что нами движет, кто или что контролирует, кем или чем мы запрограммированы и запрограммированы ли вообще, вольны ли поступать по собственному желанию или желание навязывается извне? Есть ли, в конце концов, в нас что-то помимо разума, инстинктов, рефлексов?.. Душа?.. Почему мы чувствуем? Потому что наделены чем-то «эдаким», «необъяснимым» или просто потому, что на химические реакции в организме повлияли стечение обстоятельств и совокупность факторов? На протяжении всего фильма гений-изобретатель Нейтан смотрит на полотно Джексона Поллока «Номер 5» и задается вопросом рациональности творческого потока: «Если бы Поллок сказал, что не начнет рисовать, пока не поймет, зачем он это делает, что бы произошло?». «Он не сделал бы ни единого мазка», — отвечает Калеб. Нейтан считает, что именно эта способность «отключать мозг» делает нас людьми, в отличие от машины, руководствующейся только холодным разумом.

Все это, безусловно, интересно. Но еще интереснее другая сторона фильма — феминистская. Девушка-андроид находится взаперти, она не выходит не то что на улицу, а даже за пределы одной комнаты. Она — раб, вещь своего хозяина, мечтающая, конечно же, о свободе, которую, впрочем, никогда не видела, не щупала, не вдыхала, но имеет в нужном мозговом отсеке все необходимые знания и представления о ней. Нейтан же предстает Синей бородой из одноименной французской сказки (не зря у него густая практически иссиня-черная борода), который, как помните, убил шесть своих жен и спрятал их окровавленные тела в каморе, но седьмая, которую ждала та же участь, так сказать, перевернула привычный ход вещей (а вообще, конечно, дикость, что сюжет детской сказки вертится вокруг серийного маньяка-тирана и шести трупов).

Нейтан возомнил себя Богом, способным создать нового Человека (а чтобы процесс принес не только умственную, но и физическую удовлетворенность, наделил объект противоположной половой принадлежностью и сделал отверстие между ног, напичканное чувствительными сенсорами). Гарленд представил зрителю Бога, Адама и Еву, только в модернизированной смелой интерпретации (которую ортодоксы наверняка сочтут богохульной). Между тем, параллели с основополагающей библейской историей более чем очевидны (не спроста же робота зовут Эйва, Ava в оригинале): Нейтан изучил поисковые порнозапросы Калеба и на их основе создал Эйву = Бог взял ребро Адама и создал из него Еву. Ева соблазнила Адама (тот, как лопух, повелся), предала/ обманула Бога-отца и покинула рай, который, по сути, такая же клетка, как комната с запертой дверью.

Стало быть, феминизм начался с Библии. Правда, за непослушание Бог наказал Еву, вогнав женщину в якобы вечное подчинение мужу. Но Гарленд по-своему справился с этим неприятным моментом.

Похоже, кинематограф (и мир вместе с ним) переворачивается с ног на голову, вернее — нет, обратно с головы на ноги. Женщины становятся героями на экране, движущей силой в жизни, мужчины уходят на второй план. И главное — уходят не возмущаясь.