...Автора этой книги называют Ричардом Докинзом от точных наук и Вуди Алленом от теоретической физики. Он читает лекции и дискутирует с Джонни Деппом о природе сумасшествия, пишет книги и снимается в кино, его в последнее время вообще стало очень много. А еще он умеет сделать из всего конфетку, и в посвящении в его новой книге прямо так и написано: «Томасу, Пэтти, Нэнси и Робину — за то, что вдохновили меня на создание чего-то из ничего». На самом деле «Всё из ничего: Как возникла Вселенная» Лоуренса Краусса (М.: Альпина нон-фикшн) — это новаторский взгляд на то, как возникло в начале времен все, что существует вокруг нас. «Откуда взялась Вселенная? — вопрошает автор, один из немногих видных ученых наших дней, кому удалось преодолеть пропасть между наукой и популярной культурой. — Что было до нее? Что принесет будущее? И, наконец, почему вообще существует что-то, а не ничто?». Его наблюдения и новые теории не только наглядно показывают, что нечто может возникнуть из ничего, но и утверждают, что нечто возникает из ничего всегда, понимаете?
Таким образом, автор привычно жонглирует понятиями, цитирует великих, и его мысль вьется плавным серпантином, никогда при этом не углубляясь настолько, чтобы оказаться преступно далеко от народа. То есть, конечно же, от массового читателя. Примерно то же самое делал Бодрийяр в современной философии. И, как правило, на контрасте с прошлым, которое обязательно надо попирать, иначе как мы заглянем в будущее, не став на спину всем черепахам бывшего прогресса?
Ну и развенчивание священных теорий, естественно, прилагается. Так, например, в науке, как известно, нет слова «почему», а есть удивление, «как» все случилось. Один-единственный раз прославленному астроному Иоганну Кеплеру удалось ответить на имеющий глубокое значение вопрос: «Почему планет шесть?», когда на него снизошло откровение, и на тебе — ерунда все это оказалось для потомков. Ведь атеисты наших дней как на самом деле рассуждают? Поскольку вопрос связан с Платоновыми телами — священными объектами геометрии (каковая, утверждал Пифагор, священна), и тот факт, что планет ровно шесть, раскрывает перед человеком мысль Бога-математика, то надо все это дело, как говаривал Шариков, разъяснить.
В общем, и планет оказалось не шесть, а девять, и Солнечная наша система не уникальна, и давно уже открыто более двух тысяч планет, обращающихся вокруг других звезд, а Бога в космосе Гагарин так и не увидел. Словом, нигилизм полный. «Но самое главное, — утверждает автор, — что мы понимаем: в числе шесть (или восемь, или девять) нет никакого скрытого смысла, нет ничего, что указывало бы на цель или замысел... В распределении планет во Вселенной нет никаких указаний на «цель».
Дальше, конечно, разброд и шатание, схоластика и популизм, почерпнутый из буддизма, когда наша жизнь не имеет никакой «цели», поскольку она не артиллерист на учениях. Шесть планет, шестигранный стакан, шестеренка в шестидневной нашей неделе... Казалось бы, махни рукой и спиши все на высший разум или хотя бы на утреннее похмелье и головокружение от успехов глобализации. Так нет же, надо все «разъяснить», иначе не будет популярных теорий, университетской кафедры и лайков в сетях! «Существует множество „чудес“ природы, — сообщают нам, — которые кажутся настолько устрашающими, что многие уже отказались от мысли найти разумное объяснение нашего появления на свете и просто списывают все на Бога».
Но, как говорится в книге этого модного физика, «полагаться на невидимые чудеса — дело религии, не науки», а в науке, по утверждению еще одного популярного героя, «вы не церкви, вас не обманут». И поэтому тот же бозон Хиггса, который ученые таки сумели «разъяснить» в июле 2012 года, очень важен для автора. «Идея о том, что в самом начале существования Вселенная прошла через период сверхсветового расширения, в результате которого возникли, по существу, все пространство и вещество в наблюдаемой Вселенной почти из ничего, — пишет он, — опирается на возможность того, что в начале времен господствовало другое поле, во многом похожее на поле Хиггса, которое мы, кажется, теперь открыли». Откроем же и мы эту книгу, чтобы, наконец, закрыть тему.
...К тому же подобные чудаки в науке важны, ведь уже в конце XIX века отчётливо прослеживается тренд, что основные усилия учёных больше направлены на систематизацию накопившегося материала, а не на оригинальные исследования. Как, например, в книге Майкла Ч. Джералда «Великая биология. От происхождения жизни до эпигенетики» (М.: Бином, 2018). «За относительно короткий промежуток времени наука сделала огромные шаги во всевозможных направлениях, — подтверждает предисловие к ней. — И если бы мы сейчас стали подробно разбирать каждое достижение и каждое открытие, то получили бы учебник, сопоставимый по размеру с Советской энциклопедией». Собственно, такая книга и подоспела, и стоило бы вспомнить, сколько томов было в упомянутом энциклопедическом издании, чтобы, как говорится, почувствовать разницу.
И хотя задумка не особо оригинальна, поскольку и Брокгауз с Эфроном — это та же БСЭ только без космонавтов, но спасает ее личность автора, почетного профессора фармакологии в Университете Коннектикута и консультанта Всемирной организации здравоохранения в Женеве. Поэтому «биология» здесь уж точно на высоте. Микробная теория заболеваний и путешествие Дарвина на «Бигле», происхождение жизни на Земле и расшифровка генетического кода, ВиЧ, СПИД. ГМО, геном и микробиом человека. Словом, от зарождения жизни до эпигенетики, как и было сказано — всего 250 основных вех в истории биологии. Биохимия, молекулярная и клеточная биология, анатомия и физиология, микробиология, эволюционная биология, генетика и экология — вот лишь часть тем, упоминаемых в книге.
А еще вопросы, вечные и не очень. Альтруистичны ли братья наши меньшие, животные? Почему вообще бьется сердце? Что общего у мельчайшего микроба и крупнейшего млекопитающего? Помимо таких курьезных феноменов, как мумифицирование или «живое ископаемое» латимерия, нам расскажут о сельском хозяйстве, миграции животных, естественном отборе, природе и воспитании, теории возникновения заболеваний, глобальном потеплении, пробиотиках, обмене холестерина и других разнообразных темах. О великих естествоиспытателях тоже немало — Аристотель, Уильям Гарвей, Чарльз Дарвин, Клод Бернар, Рэйчел Карсон, Джеймс Уотсон и Френсис Крик. Да, еще динозавры. «Около 66 млн лет назад все они вымерли, — скорбит вслед за нами автор. — Причина этого события была и остается предметом множества споров и предположений. Одна из теорий предполагает падение метеорита, в результате которого атмосфера оказалась загрязненной токсичными продуктами и плохо проницаемой для солнечного света. Хотя динозавры и ушли в небытие, они не забыты».
В отличие от динозавров о Боге, как известно из предыдущих наших книг, все ученые давно и надежно стали забывать. Ни тебе музыки сфер не слышат, ни хрустальных нитей, на которых планеты висят, не наблюдают. «Нас убедили в этом запуск во внешнюю Солнечную систему космических аппаратов с акустическими датчиками микрометеоритов и отсутствие хрустального звона при прохождении ими орбит Марса, Юпитера, Сатурна», — всерьез пишут в книге лекций Карла Сагана «Наука в поисках Бога» (М.: Альпина нон-фикшн). То есть ни сфер, ни вечернего звона, понимаете?
Впрочем, отчего такие книжки все равно продолжают выходить, понять как раз нетрудно. Ведь тот же Гагарин, который Бога в космосе не видел и на которого все атеисты испокон веков авторитетно ссылаются, по жизни был набожным человеком. Жертвовал на храм, крест людям, на церкви снесенный, обещал вернуть, в ЦК написал. Не вернули. Вот как это объяснить? У Карла нашего Сагана и об этом есть. Причем классическое, из книги в книгу повторяющееся, афоризмом уж стать успевшее. «По мере развития науки Господь все больше и больше оказывается не у дел, — пишет он в духе слоганов Пелевина вроде „Богатый Господь для богатых господ“. — Вселенная, конечно, велика, поэтому Он, Она или Оно может найти для себя много полезных занятий. Однако мы отчетливо видим, как на наших глазах возникает некий „бог пробелов“, то есть на бога списывается все то, что мы сейчас не можем объяснить».
Начинал объяснять нам подобные вещи, помнится, еще Розанов, сомневаясь, в частности, в том, что пироги с мясом, рыбой — это тоже Бог? Продолжает уже даже не автор книги, рассказывающий обо всем на свете (от Марса и Плутона до оливкового масла и этилена), а его приятельница из Арканзаса, написавшая для него такие стихи:
Неужели вправду копошился
Когда-то род наш в прибрежном иле?
Боже, дай мне поверить,
Что Ты нас создал:
Мы так ничтожны здесь внизу.
Впрочем, корм оказался не в динозавра. Автор книги всегда был не против науки в ризах любой из существующих религий, если уж только в таком виде можно было убедить в полезности кетчупа и эпоксидной смолы. Он всегда, при малейшей возможности, усматривал «важный фактор», который «упускали из вида те, кто, присмотревшись к природному миру, усматривает в нем божественное вмешательство». Слава Богу, в его собственной книге мы этого не увидим.
