...Еще в 1990-х автор этой книги взялся за подобную тему лишь оттого, что ни одно предыдущее открытие не бросало больший вызов нашему восприятию повседневной реальности. Таким образом, «Нелокальность» Джорджа Массера (М.: Альпина нон-фикшн) — о феномене, меняющем представление о пространстве и времени, и его значении для черных дыр, Большого взрыва и теорий всего.
В обыденном английском «locality» обозначает «район», «город» или другое место. Признаков локальности в нашем мире — на каждом шагу, у нас вообще сильно развито чувство места и чувство связи между местами. Как, например, изменились с тех же 90-х наши спальные районы? Да никак, только пивную перенесли, суши-бар вместо библиотеки открыли, ну и старый участковый уволился. И мы знаем, что Родина где-то здесь, недалеко, то есть природа нашла особое и тонкое равновесие: в большинстве случаев она подчиняется локальности, как это и должно быть, раз уж каждый раз с утра мы все-таки снова существуем.
Но не такова квантовая механика и прочие разделы физики. Та же природа, вспоминая о них, когда куришь на лавочке у подъезда, грустнеет и намекает на то, что не только скоро осень, но и что сама она нелокальна в своих глубинных основах. А не мать ли всех физических загадок, причастная к широкому спектру головоломок, эта самая нелокальность? И странное поведение квантовых частиц на ее счету, и судьба черных дыр, и рождение космоса, и присущее природе единство... «Как мы после этого вообще можем заниматься наукой?» — восклицал Эйнштейн, для которого добрая и понятная локальность с пивной и участковым на своих местах была одним из аспектов более широкого философского вопроса. А именно — почему этот замечательный мир лавочек, подъездов и библиотек таков, что мы запросто можем понять его устройство? В знаменитом эссе 1936 г. Эйнштейн написал, что самое непостижимое в этом мире — это его постижимость.
И все оттого, что с обнадеживающей регулярностью, словно похмелье после суши-бара, всегда и везде проступали «спальные» законы этого мира.
Да вы и сами знаете, ведь подъезды на замок не закрывались, в пивных требовали отстоя пены, в библиотеках была книжка про Незнайку, и люди шли в физику, будучи уверены, что это не просто приятные исключения из анархии жизни, а проблески лежащего в основе порядка. А теперь?
Вдруг стало ясно, что мир не обязан быть упорядоченным. Он не должен подчиняться законам; при других обстоятельствах он бы мог быть совершенно беспорядочным. Когда друг Эйнштейна спросил в письме, что он имеет в виду, говоря о постижимости, тот ответил: «A priori следует ожидать, что мир хаотичен и не может быть понят умом каким-либо образом». «A priori, — с ненавистью прошептал бы Корейко, устремив глаза на старика. — Не может быть понят. Просто свинство какое-то».
Впрочем, хоть и говорил Эйнштейн, что постижимость — чудо, которое мы никогда не поймем, как тайну Мавзолея, это не помешало ему попытаться его понять. И всю свою профессиональную жизнь он посвятил формулированию того, что же именно во Вселенной делает ее постижимой, и его размышления задали курс современной физике. И все же нелокальность... За последние 20 лет она захлестнула господствующие течения физики и вышла далеко за пределы феномена, открытого Эйнштейном. Помните суточные щи как модель времени в «Голубом сале» Сорокина? Это еще цветочки у подъезда, и поскольку пространство нынче совсем не такое, как мы думали раньше, то и определение ему автор этой книги дает соответствующее. «Пространство похоже на ковер с обтрепанными краями и залысинами, — сообщает он. — Подобно тому как разглядывание залысин позволяет нам увидеть основу ковра, изучение проявлений нелокальности может пролить свет на то, как пространство строится из беспространственных составляющих». Нравится вам такая генеральная уборка? Читайте дальше сами.
С другой стороны, материя. Понятно, что Ньютон был прав лишь в «локальном» мире, где она была тем, что обладает массой, а в нашей, мягко говоря, моральной невесомости это не аргумент. И все-таки, несмотря на то, что мы больше не рассматриваем массу в качестве основного свойства материи, она остается важным аспектом реальности. Если, конечно, воспринимать ее не в измененном состоянии. Так вот, «Тонкая физика. Масса, эфир и объединение всемирных сил» Фрэнка Вильчека (СПб.: Питер) поможет нам в нашем желании не меняться.
В этой книге исследуется, так сказать, подоплека новейших физических идей о массе, энергии и природе вакуума. И уж будьте уверены, старая школа не подведет. Возможно, иногда она очень уж старая, но в финале наши все равно победят. Недаром сам Ньютон называл массу «количеством материи», и ничего. Раньше вообще все было лучше, с хлебом ели, а теперь? Да еще недавно все обходились лишь тремя законами Ньютона, думая, что экзамен по физике у них в кармане, а оказалось, что для самого ученого это было так, разминка красненьким, как у Чапаева. Свой главный закон — нулевой закон Ньютона — наш Исаак называл даже не законом, управляющим движением материи, а самим определением материи.
И что же было дальше? Говорят, в науке победили троечники, то есть поборники трех законов Ньютона, ведь главное для них было учинить прогресс во всем мире. «Нулевой закон Ньютона представлял собой глубокую ошибку, — пишет автор книги. — Она была центральной догмой Старого порядка, который на протяжении более двух столетий главенствовал в физике, химии и астрономии. Только в начале XX века работы Планка, Эйнштейна и других ученых начали оспаривать Старый порядок. К середине века под натиском новых экспериментальных открытий Старый порядок рухнул».
Кстати, рухнул этот самый старый порядок не только в науке, и в отдельной главе «Бог и нулевой закон» автор детально рассказывает, для чего именно стоило разрушать «до основанья, а затем». Нет, ничего личного, никакого подпольного Интернационала (только легальный — в самом названии книги об объединении всемирных сил), никаких масонов. Даже Ньютону дали высказаться, вспомнив о его поздней работе «Оптика» 1704 года, где речь шла о более конкретном видении природы материи. Юные безбожники, конечно, списали все на религиозный маразм нашего старца, чтобы, значит, было куда бить на очередном ученом совете, но все равно интересно. «Мне кажется вероятным, — заявлял Ньютон, — что Бог сначала дал материи форму твердых, массивных, непроницаемых, подвижных частиц таких размеров и фигур и с такими свойствами и пропорциями в отношении к пространству, которые более всего подходили бы к той цели, для которой он создал их. Эти первоначальные частицы, будучи твердыми, несравнимо тверже, чем всякое пористое тело, составленное из них, настолько тверже, что они никогда не изнашиваются и не разбиваются на куски. Никакая обычная сила не способна разделить то, что создал сам Бог при первом творении».
И вот таким образом, каждый раз «возвращаясь в реальность», автор книги, «споря с Богом», движется к «тонкой физике» новейших времен. «Теперь мы должны оставить эти опьяняющие философско-богословские идеи», — то и дело предостерегает он, ну а мы — двигаемся дальше?
Следующая книга нашего обзора, кстати, и посвящена этому спасительному во всех отношениях бегству — из тени прошлого в мир будущего. Которое, впрочем, уже наступило, но историю этого самого наступления — на разумное, доброе, вечное — иногда не грех вспомнить. И «Путешествия во времени» Джеймса Глика (М.: Манн, Иванов и Фарбер) вполне с этим справляются. Нам детально и в красках рассказывают о том, как из писательских мечтаний и фантазий возникла настоящая теория перемещения во времени. Вы думаете, это давняя литературная традиция, корни которой уходят в древнюю мифологию, где ковры-самолеты и коньки-горбунки? Как бы не так, ведь путешествие во времени — это феномен новой эпохи, откуда, если помните, вылетел Герберт Уэллс.
Если же не помните, то вам подскажут, что в четвертое измерение в свое время устремились и Мебиус со своей знаменитой лентой, и Клейн с не менее культовой бутылкой, да и Лобачевский тоже не отставал. Все три измерения Эвклида оказались тесными для фантазии, хотя всерьез всех «путешественников» долго не воспринимали. Лишь математики могли безнаказанно чудить в абстрактном мире, не заботясь о том, что их концепции не описывают никаких свойств реальности.
Четвертое измерение, если хотите знать, вообще долгое время было убежищем духа, пристанищем всего загадочного, территорией магов и оккультистов. Чем-то вроде Рая, который в телескоп не увидишь. Но чу, не дремлют юные безбожники всех времен и народов, по сравнению с которыми Уэллс — жалкий фантазер из рассказа Носова. «Никакой мистики, — утверждает автор. — Четвертое измерение — это не мир теней. Это не рай, но это и не ад. Это время». Еще одно направление мысли, ортогональное всем прочим, с бутылками, лентами и коврами включительно. Согласимся, это очень удобно, поскольку время и рассудит, и покажет, и пройдет. «Время — это ярлычок, который мы наклеиваем на различные моменты жизни окружающего мира», — шутил современный физик Шон Кэрролл.
Гораздо интереснее в этой книге то, что нам все-таки напоминают, в чем разница между временем и пространством, куда нас отправляет в путешествие каждая глава. И напоминают почему-то на примере уважаемых, в общем-то, людей, сравнивая их «ошибки» и «заблуждения» с нынешним положением дел в атомной эпохе и ядерной современности. И Августин не туда ходил, и апостол Павел не так странствовал. «Есть ли во времени разные „места“, как в пространстве? — юродствует автор и успокаивает нас, восставших с дивана. — Четвертое измерение отличается от трех остальных. Там все делают иначе». Тем более, добавим, «если Бога нет и все дозволено».
