«Люди не меняются» и «все лгут» — не стоит спорить с этими хаусовскими аксиомами, оправданными каждым новым днем этой ущемленной социальными компромиссами жизни.
Всю свою телевизионную
Хаус на футболках, чашках, в «лайках» и рейтингах, а изучает его все восемь лет — планктон, сам не интересный для изучения. Изучает с вниманием и фамильярностью. Куда ни плюнь, попадешь в хаусоманьяка, только без трости и горсти викодина в кармане. Цинизм Хауса возвели в культ ветеринары, педиатры и тупые интерны, «волчанка» стала именем нарицательным для любого неопознанного симптома.
Но кто такой Хаус — небритый лузер-аутист или единственный ученик из класса, намеренно прогулявший нудную теорию, чтобы сразу приступить к практике. «Нельзя всегда получать то, что хочешь...но если попробовать, окажется, что иногда можно».
Три маленьких попытки объяснить сущность Хауса: «Хаус не находит нужным притворяться, считает, что жизнь слишком коротка и болезненна, и потому говорит все, что думает» (доктор Кэмерон). «Говорю все, что думаю, и сволочь — это синонимы?» (доктор Форман). «Вам кажется, что жизнь вас обманула, поэтому хотите поквитаться с миром» (пациентка). Так вот, две последних — вопиюще фальшивая попытка втиснуть сущность Хауса в обывательское видение с явными симптомами чумы нового века, пробивающимися из прошлых веков: единообразием, двуличностью и рабской лояльностью ко всем переменам в жизни.
Хаус (наткнувшись на Кадди): Привет, а мы как раз о тебе болтали!.. Ну, не конкретно о тебе — о шлюхах и лицемерии.
Шерлок, Хаус и кровавый Декстер вполне могли бы любить людей, если бы люди так не облажались. И сценаристы не раз давали слабину: боясь попасть в ад, они предавали своего героя, заталкивая его в неловкие ситуации, где даже броненосный Хаус, краснея от сценарной наглости, чувствовал себя последней сволочью. Жизнь в этом веке перестала играть по правилам, и многим стало страшно на краю пропасти, в которую с треском рушатся все привычные представления о собственном доме.
Пациент: Вы и вправду так хороши, как о вас говорят?
Хаус: А вы и в правду так несчастны, как о вас говорят?
Пациент: Я просто хочу делать что-то важное.
Хаус: Нет ничего важного. Мы все тараканы, антилопы гибнущие у реки. Чтобы мы ни сделали, это ненадолго.
Пациент: И вы меня несчастным называете?
Хаус: Не нравится в самолете? Прыгайте!
Пациент: Хотел бы, но не могу.
Хаус: Вот так всегда с метафорами, приходится объяснять. Выпрыгивать из самолета — глупо!
Пациент: А если я не в самолете? Если я просто там, где не хочу быть?
Хаус: С метафорами и вправду непросто. Да! А что если вы в киоске с мороженым, а снаружи море конфет, цветов и девиц?.. Вы в самолете! Мы все в самолетах! Жизнь опасна и сложна, и всегда кончается смертью.
Пациент: То есть, вы боитесь перемен?
Хаус: Нет, это вы боитесь. Вам проще мечтать о побеге, вместо того, чтобы и вправду сбежать. Ведь если не удастся, у вас ничего не останется, а потому легче отказаться от реального побега и продолжать жить вечной надеждой.
Только вот в чем штука — надежда для трусов.
Приходит время одиночек, которые выбирают сами: работу, друзей, жизнь, вредные привычки и не меняются, а потому — бессмертны. В отличие от бренного хрупкого поколения менеджеров, которое тут же расклеилось, стоило отнять у них машины, зарплату, айпад и дом в кредит.
За все восемь накопительских лет в лексиконе Хауса так и не появились слова «продвижение», «статус», «достичь результатов», «поднять бабосы» и «хочу власти».
Хаус (о мальчике с аутизмом): За что жалеть человека, легко обходящего пустые правила приличия, бессмысленные, лицемерные, а потому унизительные? Ему не нужно делать вид, что его волнуют твои боли в спине или выделения, или почесунчик у твоей бабушки. Представь, как легко было бы жить без всех этих идиотских общепринятых норм... Мне его не жаль... я ему завидую.
