Котляревский – пророк украинского народа (продолжение)

Автор: Андрей Подволоцкий

18.10.07 09:39

84118

Котляревский – пророк украинского народа (продолжение)

Как-то г-н РУФУС в дискуссии высказал мысль, что «…Появление Википедии на "Сибирском языке" вызвано, очевидно, теми же причинами, что и появление "Энеиды" Котляревского. Почитайте, может, поймёте. (А если не поймёте, то при чтении подставляйте вместо "энеиды" "сибирский язык")... ...Жаль только, что Котляревского, который "ничего такого не думал", используют теперь "национально озабоченные" и "в хвост и в гриву". А так поэма ничего, смешная. И "Сибирский язык" тоже юморной». Г-н РУФУС воспринял «Энеиду» Котляревского, просто как «выгон», «стёб», «прикол». Захотел мужик «повыганяться» - вот и накатал целую поэму на неком «несуществующем» языке. Во-первых, «московствующим» пора зарубить на носу, что Котляревский не «выдумал» язык, а положил на бумагу УЖЕ СУЩЕСТВУЮЩИЙ народный украинский язык, полтавское его наречие. Во-вторых, за пределом понимания РУФУСОВ осталась образность Котляревского. Помню, когда я еще в школе начал читать «Энеиду», у меня не возникло вопросов О ЧЕМ писал Котляревский. Он описывал не просто некую украинскую жизнь, а конкретное событие. Но какое? Если присмотреться, все окажется очень просто. Если Эней Котляревского – «хлопець хоть куди козак», и «козак» запорожский, то сожженная Троя – это образ Запорожской Сечи. «Та греки, як спаливши Трою». Сечь разрушили не греки, а российские войска во главе с генералом Текели, сербом по национальности. Да и «подсиживали» Сечь именно приглашенные российским правительством сербы. Сербы – не так чтобы и «греки», но – балканцы. Покровительствовала «грекам»-сербам богиня Юнона: Но зла Юнона, суча дочка, Розкудкудакалась, як квочка, — Енея не любила — страх; Давно уже вона хотіла, Його щоб душка полетіла К чортам і щоб і дух не пах. Ну, «суча дочка» Юнона – это без комментариев. Хочу лишь сказать, что Шевченко в поэме «Сон» назвал жену Николая Первого «цаплей» и 10 лет после этого прожил в цветущих песках Казахстана. А древняя богиня Юнона – это ж не царица. Такая вот lasha tumbai получается. Интересный анализ поэмы провела исследовательница Нила Зборовська в своей работе «Код української літератури». Говоря об античных «Илиаде» и «Энеиде», она обратила внимание, что «…і національний грецький епос, й імперський римський епос символічно ввібрали у себе апокаліпсис Трої заради власних цілей: для Гомера Троянська війна – привід утвердити грецький народ, якому загрожує імперія; для Вергілія – освічений шлях порятунку імперії. Для І.Котляревського Троя з його героєм-державотворцем – інтуїтивний пошук українського самозбереження на основі архетипної пам’яті. Котляревський, як і Вергілій, використав афективну психологію для характеристики героїв поеми, але змінив тональність подачі: похмурі й могутні апокаліптичні настрої стали веселими і радісними. Якщо трагічні події у Вергілія є явищем космічно грандіозним (завдяки іманентно-трансцендентній двоплановості), то у Котляревського афективні події зливаються не з космізмом, а з комізмом, що зумовлює сміхову деконструкцію імперського універсалізму». Котляревский устами верховного божества Юпитера пророчит о будущем Энея: Еней збудує сильне царство І заведе своє там панство; Не малий буде він панок. На панщину ввесь світ погонить, Багацько хлопців там наплодить І всім їм буде ватажок. Ясно-понятно, что никакой феодальной «панщины» в античную эпоху и быть не могло, а «погонит» Эней на панщину тех, кто сейчас над ним и его «троянцами» измывается. В дальнейшем, как мы знаем, Котляревский описывает, борьбу Энея с царем то ли рутулов, то ли этрусков Турном (Дурном?), которого Эней в конце поэмы убивает самым жестоким образом: 3 сим словом меч свій устромляє В роззявлений рутульця рот І тричі в рані повертає, Щоб більше не було хлопот. Душа рутульська полетіла До пекла, хоть і не хотіла, К пану Плутону на бенькет. Живе хто в світі необачно, Тому нігде не буде смачно, А більш, коли і совість жметь. Как сказал РУФУС, «поэма ничего, смешная». И тут я с ним согласен. Обхохочешься. Хотя И. П. Котляревский "ничего такого не думал". Однако современники его восприняли по-своему. Во время очередной российско-турецкой войны офицер российской армии Иван Котляревский оказывается среди задунайских козаков. Надо знать, кто были сии козаки, и как они оказались там, чтобы понять, как неблагоприятно могла обернуться ситуация для «москаля». Но, узнав, что перед ними сам автор «Энеиды», козаки тут же пригласили Ивана Петровича… в кошевые отаманы!... Еще одно наблюдение. Готовя данную статью, перечитал поэму и обратил внимание на богатую лексику Ивана Петровича. Как утверждают исследователи, при написании поэмы Котляревский использовал свыше 7 тыс. слов. На некоторые используемые слова стоит обратить внимание. Например, «Впрягла в гринджолята павичку». Стоп-стоп-стоп. А мы ж то думаем, что «Гринджоли» - слово «западенское». «Разом нас багато, нас не подолати!». А оказывается – исконно полтавское – на момент написания этих строк Иван Петрович за границы родной губернии не выезжал. Или вот еще: А послі танців варенухи По филижанці піднесли; Опять «непонятка» - откуда у запорожского козака «бандеровская» филижанка? Тут одно из двух – или Иван Петрович был прожженным «бандерой» из ОУН-УПА, или… или хреново мы родной язык знаем, особенно полтавское его наречие, паны-товарисчи. И, конечно, не мог «первый классик» не «выдумать» такое сакраментальное украинское слово, как «москаль». Куда ж без него! Вот так взял и выдумал – еще в первой части. У него Эней, когда жил у Дидоны, «мутив, як на селі москаль!». Еще один эпизод, связанный со словом «москаль». Проплывая мимо острова волшебницы Цирцеи, которая превращала… Нет, это у Гомера волшебница всех заблудших путников превращала в свиней. У Ивана Петровича каждой народности соответствовала своя тварь. Троянцы, «по хахлацьку строю», могут обратиться волами. А вот и прочий европейский зверин… пардон, интернационал: Лях цвенькати уже не буде, Загубить чуйку і жупан, І “не позвалям” там забуде, А заблеє так, як баран. Москаль — бодай би не козою Замекекекав з бородою; А прус хвостом не завиляв, Як, знаєш, лис хвостом виляє… Цесарці ходять журавлями, Цирцеї служать за гусар І в острові тім сторожами. Італіянець же маляр… …Сей переряжен в обезяну, Ошийник носить із сап'яну І осужден людей смішить. Французи ж, давнії сіпаки, Головорізи-різники, Сі перевернуті в собаки, Чужі щоб гризли маслаки… Повзуть швейцарці черв'яками, Голландці квакають в багні, Чухонці лазять мурав'ями, Пізнаєш жида там в свині. Індиком ходить там гишпанець, Кротом же лазить португалець, Звірку є шведин вовком там, Датчанин добре жеребцює, Ведмедем турчин там танцює; Побачите, що буде нам”. В 1821 г. Иван Петрович в письме другу Николаю Ивановичу Гнедичу писал: «…Я над малор(оссийскою) «Энеидою» 26 лет баюшки баю, а надеюсь, что воскреснет, или, потерявши терпение, пошлю ее в огонь вечный. Ежели «Энеида» моя значит что-нибудь, то всесожжение ее будет еще значительнее». Нет, что бы там РУФУСЫ не болтали - ТАК о «стебе» никто убиваться не будет. После «Энеиды» Иван Петрович не стал почивать на лаврах. Он любил театр, а тут еще за перо драматурга пришлось взяться – поневоле. Мне тут припоминается российский военный фильм (увы! названия не упомню). Сцена такая. «Хлопец с лесу» увидев доблестных советских энкеведистов, несется во всю прыть к своим и кричит. А что кричит-то? «мАскАли! мАскАли!». В общем, отпадное правдоподобие и полный тунец. Но подобные «Бондарчуки» существовали и во времена Ивана Петровича. К примеру, драматург кн. Александр Александрович Шаховской. Его светлости делать было нечего, кроме как пьески писать. Одна из таких «халтурок» патриотического, ясно-понятно, содержания (о Полтавской битве), стала популярной аккурат в 1812 г. «Колкий Шаховской», как называл его Пушкин, поставил своего «Казака-стихотворца» как музыкальный водевиль с украинскими песнями, до которых питерско-московская публика и тогда была охоча. А т.к. Сан Саныч не то что, украинского языка – он и малороссийского наречия то не знал – то реплики заменили псевдоукраинской тарабарщиной. Так, как об этом судят истинные «мАскАли». Патриотическая туфта как холера поползла по России, пока ее не увидел Иван Петрович. Посчитав «Казака-стихотворца» за оскорбление, Иван Петрович пишет «свой ответ Чемберлену» - оперу под названием «Полтавка» (более известная в дальнейшем, как «Наталка-Полтавка». В опере «Полтавка» упомнил «незлым тихим словом» и Шаховского с его халтурой. Вот рассказ Петра о посещении «Казака-стихотворца»: «В ы б о р н ы й. Розкажи ж мені, що вони робили, що говорили. П е т р о. Співали московські пісні на наш голос, Климовський танцьовав з москалем. А що говорили, то трудно розібрати, бо сю штуку написав москаль по-нашому і дуже поперевертав слова. В ы б о р н ы й. Москаль? Нічого ж і говорити! Мабуть, вельми нашкодив і наколотив гороху з капустою. П е т р о. Климовський був письменний, компоновав пісні і був виборний козак: служив в полку пана Кочубея на баталії з шведами під нашою Полтавою. В о з н ы й. В полку пана Кочубея? Но в славнії полтавськії времена - теє-то як його - Кочубей не бил полковником і полка не іміл; ібо і пострадавший от ізверга Мазепи за вірность к государю і отечеству Василій Леонтійович Кочубей бил генеральним суддею, а не полковником. В ы б о р н ы й. Так се так не во гнів сказати: буки-барабан-башта, шануючи бога і вас. В о з н ы й. Великая неправда виставлена пред очі публичності. За сіє малоросійськая літопись вправі припозвать сочинителя позвом к отвіту. П е т р о. Там і Іскру почитують. В о з н ы й. Іскра, шурин Кочубея, бил полковником полтавським і пострадал вмісті з Кочубеєм, мало не за год до Полтавськой баталії; то думать треба, що і полк не ему принадлежал во врем'я сраженія при Полтаві.» Как мы видим по отрывку, не только в области музыкальной, но и в знании истории князь Шаховской недалеко от Пармена Посохова ушел. (Или Пармен Посохов – от него.) Меня удивляет другое – как после «Полтавки» можно серьезно говорить о том, что Котляревский «выдумал» украинский язык, который, якобы, был ему безразличен (?!). И в другой своей пьесе - «Москаль-чарівник» - Иван Петрович продолжил вскрывать не только социальную несправедливость, но и защищать от великодержавных нападок свой народ. Казалось бы, комедийный сюжет пьесы не предполагает «ничего такого». Ан нет! И здесь Ивану Петровичу есть что сказать. Вот, к примеру, эпизод, //«Солдат. Ех, кабы теперь подала хозяйка лавреничков, этих, знаешь, треугольничков... Михайло (сміється). Лавреничків! Який то у вас, москалів, язик лубяний! Скільки між нами вештаєтесь, а й досі не вимовиш: ва-ре-ни-ків. Солдат. Ну, вареников... Да что ты. Чупрун, об москалях так плохо думаешь? Да я, как захочу, то по-хохлацки говорить буду не, хуже тебя. Михайло (спокійно). Диво. Може і заспіваєш по-нашому? Солдат. А почему ж и нет? Слушай в оба…»// Еще эпизод. //Солдат. Ну, што и говорить! Вить вы — природные певцы. У нас пословица есть: хахлы никуда не годятся, да голос у них хорош. Михайло. Нікуди не годяться? Ні, служивий, така ваша пословиця нікуди тепер не годиться. Я тобі коротенько скажу. Тепер уже не те, як давно було, іскра дотепу розжеврілась. Ось заглянь у столицю, в одну і в другу, та заглянь в сенат, та кинься по міністрах, та тоді й говори — чи годяться наші куди, чи ні!.. Солдат. Спору нет, что нынче и ваших много есть заслуженных, способных и отличных людей даже в армии, да пословица-то идет, вишь ты. Михайло. Пословиця? Коли на те пішло, так і у нас єсть їх не трохи. Така, напримір: з москалем знайся, а камень за пазухою держи; од чого ж вона вийшла, сам розумний чоловік, догадаєшся…// Чем вам не пикировка на «Фразе»? А если приглядеться к Финтику, главному недотепе «Москаля-чаривныка», то открывается интересная картина. Мало что Финтик – канцелярская крыса, да еще служит в полиции; мало что на войну с Наполеоном его родители не пустили, а ушлый писарчишка набивается теперь в гости к одиноким дамам – так он еще и разговор ведет на канцелярско-московском жаргоне, мать призерает за то что «…в нынешнее просвещенное время одевается по-старинному и носит очіпок, намітку, плахту и прочие мужичие наряды», а про себя заявляет, что «…Я — ветвь масличная от грубого корня. Іосиф во Египте сделался любимцем царя, и старый Іаков, отец его, должен был смиритися пред ним»… Уважаемые читатели! Вы не находите, что Иван Петрович перед нами рисует типичнейшего «московствующего»? Как сказал бы друг РУФУС, «а пьеска ничего, смешная». Иван Петрович «ничего такого и не думал», конечно, в конце пьесы мирный москаль наедается до отвала, Финтик кается в своих грехах, все поют и танцуют, зрители смеются. И как тут не вспомнить гоголевского городничего. Над кем смеетесь? РУФУСАМ кажется, в силу их непонимания происходящего, что над хахлами и их хахлацким языком. Ню-ню… Знать, и Гоголь им впрок не пошел. Конечно, трудно представить себе Ивана Петровича, где-то на Майдане размахивающего флагом, или кандидатом по списку «НУ-НС». Однако он болел душой за Украину-Малороссию, защищал ее от шовинистических нападок «Младшего брата». И уж представить его в стане РУФУСОВ – точно нельзя.