Основная проблема Украины в том, что она видит себя частью Европы. Но никто не удосуживается задаться вопросом, а что такое Европа и насколько реально само это понятие? В конечном итоге «Европа» — это континент, вмещающий огромное количество стран, чей исторический опыт и культура отличаются друг от друга радикальным образом. Мы же, ослепленные исторической близорукостью, упорно стремимся скопировать фасад, отказываясь понимать, что нынешняя иллюзия единства опирается в основном на экономику и геополитику, не имея под собой прочного культурного фундамента.
Выдающийся психотерапевт Фриц Перлз утверждал, что идеалы имеют силу лишь вследствие своей размытости. До тех пор, пока идеал размыт и неясен, он мучает человека, который постоянно ощущает свое несоответствие задекларированным высоким стандартам. Но как только идеал конкретизируется, он уже превращается в цель, которая достижима или нет. Одной из задач психотерапии Перлз считал превращение идеалов в цели, что позволяло людям отвлечься от самокритики и заняться своей жизнью. В рамках этого цикла статей мы будем следовать завету великого психолога и переведем невнятную «европейскость», которую используют для оправдания всего того бардака, что происходит в Украине, на язык политических интересов, а также культурных и геополитических реалий, определяющих лицо Европы. После чего, отрекшись от излишнего «идеализма», попытаемся найти общеукраинский интерес, позволяющий консолидировать нацию в эти трудные времена.
Прежде всего нужно понимать, что Европа делится по двум осям: Север — Юг, Запад — Восток. Такая фрагментация континента обусловлена не причудами климата, а сугубо экономическими причинами, потянувшими за собой культурные различия. Я полагаю, что следует начать с менее привычной для нашего читателя дихотомии Север — Юг.
Разница между Северной и Южной Европой оформилась уже в конце средневековья. Сердцем Юга была Италия, сидевшая на Левантийском торговом пути, через который в Европу шли индийские пряности, что чудовищно ее обогатило. В результате на этом полуострове пышно расцвела городская культура, сделав его центром Ренессанса и породив прекраснейшие произведения искусства.
В XVI веке ситуация изменилась. Географические открытия португальских и испанских моряков принесли Иберийскому полуострову неисчислимые богатства. Началась новая историческая эпоха, а Италия потеряла возможность обогащаться на торговле с восточными странами. Но действительно радикальные изменения, разорвавшие Европу пополам, произошли на севере континента, в Германии.
В 1517 году Мартин Лютер начал Реформацию, провозгласив, что католическая церковь коррумпирована, грешна и мешает верующим прийти к спасению. Потому люди должны самостоятельно изучать Библию и жить во Христе.
Я не буду здесь описывать многочисленные секты и течения, возникшие в процессе становления протестантизма как конфессии. Но важно знать, что питательной средой для протестантизма как движения, выступавшего за систематическую праведную жизнь, стали города. И в тех или иных масштабах это нашло проявление во всех странах Европы. Однако далеко не везде реформаторам удалось закрепиться.
На государственном уровне распространение протестантизма было тесно связано с процессами преодоления феодальной раздробленности и становлением централизованного государства. В тех странах, где налоговая база короны не сводилась исключительно к аграрному сектору экономики, протестантизм побеждал. Поскольку монархи становились относительно независимы от крупной земельной аристократии. Это позволяло им сделать решительный шаг: конфисковать церковные земли в свою пользу, тем самым еще более централизовав государство и увеличив свою фискальную базу. Таким образом, очевидно, что для победы протестантизма было необходимо наличие крепкой центральной власти и мощной городской экономики.
Эта ситуация неизбежно порождала конфликты и привела к многочисленным гражданским войнам, прокатившимся по континенту на протяжении XVI века. Но к концу столетия геополитический расклад стал очевиден.
Протестанты «захватили» северные немецкие государства, Англию, Голландию, Швейцарию, а Юг стал цитаделью католицизма. Поскольку в Италии не было единого монарха, а Испания была слишком аграрной страной для протестантизма. Опять-таки, не стоит сбрасывать со счетов геополитический фактор. Если бы на Юге кто-то попытался выбрать протестантизм, это было бы чудесным поводом для всех соседей объявить ему войну. То же самое было верно и для попытки любого северного владыки выбрать в качестве государственной конфессии католицизм.
Так возникла ситуация «Два мира — две системы», что спровоцировало первый в истории общеевропейский конфликт. «Площадкой для войны» стали земли Священной Римской империи, находившиеся как раз в центре Европы, а разменными пешками — немцы обоих вероисповеданий. Начавшиеся в 1618 году боевые действия длились на протяжении 30 лет, и закончились лишь в 1648 году. Священная Римская империя была превращена в руины, погибло более 8 миллионов человек, что было по тем временам огромной цифрой.
Победили протестанты, сломавшие хребет «католического мира», как представители более экономически развитых и централизованных государств. И хотя формально война шла под религиозными лозунгами, в ее основе лежала вполне прагматичная геополитика. Голландия, Британия и примкнувшая к протестантам католическая Франция стали ведущими колониальными державами, а Швеция получила статус «региональной сверхдержавы» в бассейне Балтийского моря.
Католические государства начали стремительно терять свои позиции, что сделало невозможным продолжение «холодной» войны между двумя блоками. В дальнейшем пропасть между этими культурными регионами лишь нарастала. В XIX веке протестанты даже не трудились скрывать свое презрение к католикам, считая, что эта конфессия прямо повинна в их жалком состоянии. Правда, из картины все так же продолжала выбиваться Франция, демонстрируя, что экономика и религия -- все же разные вещи.
В конечном итоге в 70-х годах прошлого века Италия и государства Пиренейского полуострова по уровню развития вполне соответствовали Латинской Америке. Американцы подтянули их до уровня «белых людей», поскольку опасались, что мягкое «подбрюшье» Европы может поразить красная чума. А это было бы крайне несвоевременно в условиях холодной войны с СССР.
Не хотелось бы, чтобы эта история, в худших традициях советской историографии, выглядела рассказом о том, как «прогрессивные» протестанты сокрушили «реакционных» католиков. Изначально протестанты были христианским «талибаном», что делало их жестоким и жестким противником в любой сфере. Благодаря их деятельности ни в одной протестантской стране, кроме Голландии, нет действительно мощной традиции изобразительного искусства. Уж очень активно эти фанатики боролись с «дьявольскими» искушениями. Красивой Европу сделали именно католики, и потому почти вся Европа, что приятна глазу, -- плод католических рук и умов. А нам теперь следует перейти к оси Запад — Восток.
Как мы помним, XVI век обозначил начало эпохи Великих географических открытий. Пользуясь своим расположением, страны Западной Европы создавали свои первые колонии и грабили все, до чего могли дотянуться. Это дало мощнейший толчок их экономическому развитию и стимулировало урбанизацию западноевропейских государств. Но в те времена сельское хозяйство еще не достигло уровня, позволяющего кормить крупные города. Проблему также усугубляло развитие капитализма на селе: западноевропейскому крестьянину стало выгоднее выращивать технические культуры, а не хлеб. Вино или овечья шерсть — это, конечно, выгодно, но не особо калорийно.
Выход был найден в экспорте зерна из восточной Европы, где было много земли и мало людей. Это вызвало к жизни такое явление, как второе издание крепостного права. Крестьяне, до того ставшие столь же независимыми, как их западные сородичи, были вновь насильно посажены на землю и практически превращены в собственность. В результате все полученное золото концентрировалось здесь в руках знати, а города лишились притока рабочих рук из сельской местности, что способствовало увяданию экономики. Так восточноевропейские страны стали сырьевыми придатками Западной Европы, по классической для более поздних времен схеме. На Запад шло зерно, а обратно сложные «промышленные» изделия. Таким образом, развитые страны того времени превратили восток континента в свое темное «злое» отражение.
Начиная с XVIII столетия дихотомия между Западом и Востоком континента начала занимать значительное место в головах европейцев, заменив противостояние Севера и Юга, характерное для предыдущего исторического периода. Эпоха Просвещения стремилась вырваться за пределы религиозной системы координат и провозгласила своей основной ценностью утонченную культуру высших классов, базирующуюся на культе разума. Именно эта культура стала основой для европейского представления о цивилизованности. Предполагалось, что «цивилизованные» люди «разумны», поскольку разделяют взгляды западноевропейской элиты на то, как следует делать дела.
Если же варвары отказывались понимать «разумные» аргументы, то «цивилизованные» люди получали право делать с ними все, что им заблагорассудится. И поскольку «неразумные» варвары, на которых не влияет сила убеждения, являются не более чем животными, это автоматически низводит их до говорящих орудий. Такой подход характеризовал взаимодействие европейцев практически со всеми незападными народами. Даже Третий Рейх использовал элементы этой риторики против тех, кого нацисты провозгласили унтерменшами.
Но Восточная Европа была слишком близкой и слишком развитой, чтобы присвоить ей статус колонии. Поэтому для нее был придуман отдельный концепт, чудесно описанный в книге Ларри Вульфа «Изобретая Европу». Восточноевропейские страны воспринимались как страны, в которых цивилизация победила, но не до конца. И чем дальше на восток, тем меньше цивилизации, что, конечно, прямо коррелировало с уровнем экономического развития. Ведь чем ближе к Западу, тем больше возможностей для развития городской экономики и выхода из «идиотизма сельской жизни». А благодаря торговле происходило неминуемое заимствование западной «цивилизованной» культуры и обычаев.
В целом же путешественники описывали полупустые просторы с нищим крестьянством и чудовищно богатой аристократией, старательно копирующей западные веяния. Это снисходительно трактовалось как путь в европейскую цивилизацию. Раз элита уже усвоила правильные манеры, то лишь вопрос времени, когда кнутом и пряником она вобьет «цивилизацию» в низшие слои населения. По сути, идея «евроинтеграции» как политической практики сформировалась уже тогда. И с тех пор, как мы видим, ее суть подверглась лишь косметическим изменениям.
Разделение Европы на Восточную и Западную сохранялось вплоть до второй половины XIX столетия, когда из аморфного союза немецких государств сформировалась Германская империя, выпадающая из дихотомии цивилизация - варварство. Стремительный взлет этой страны создал такой регион, как Центральная Европа, закрепив разделение континента на три разных идеологических сектора. В очередной раз доказав, что география — наука политическая.
Но об этом мы поговорим в следующей статье.
Все статьи автора можно прочитать здесь
