Коронавирус очень многих заставил говорить о том, что «мир не будет прежним». В наше восприятие событий вшито стереотипное представление о том, что перемены обязательно проистекают из каких-либо событий. Мы верим в то, что перемены обязательно дают нам знак, предупреждают нас о своем приближении событийными иероглифами, либо и вовсе вытекают, проистекают и происходят из событий, либо события являются проявлениями глубинных процессов, кардинальных изменений.
Нам, всемирной публике, всего лишь наблюдателям, подали блюдо серьёзного и внушительного, тянущего на статус исторического, события — эпидемию коронавируса. Мы смекнули, что здесь попахивает чем-то настоящим в отличие от всяческих фейков, которые нам обильно подавали многочисленные медиа едва ли не ежедневно. Тем более, что у коронавируса есть ещё одно необычное и редкое качество — всемирная интерактивность. Всемирной публике предложили соучастие, её вовлекли в осуществление события. Всемирная медиа-аудитория стала соучастницей. Всё это сообщает событию избыточную настоящесть, реальность.
А потому многим из нас очень хочется привязать к нему чаемые многими перемены. Очень хочется. Ничуть не претендуя на некое особое знание, тем более экспертное знание, я хотел бы задать несколько вопросов. Это именно вопросы, которые демонстрируют поле некоторой непроясненности и неочевидности, проблемности. если угодно.
А что если мир после коронавируса всё-таки останется прежним? Или иначе. А что если мир уже не прежний? А что если этот кризис не породит не прежний мир, а является приметой уже нового непрежнего мира, в котором большие игры идут на поле избыточной человеческой чувствительности?
А что если собственно большой системный экономический кризис, предсказываемый многими экономистами по всему миру, не случится? И что страшнее — случившийся кризис или не случившийся? А что если уже не работает экономическое рацио в мире победившей избыточной чувственности и чувствительности? А что если экономические кризисы теперь будут осуществляться по канонам драмы? А что если нам уже необходимо учиться чтению партитуры и драматургии экономического кризиса?
А что если по завершении кризиса воспылает потребительский оптимизм, будет обеспечена требуемая корректировка, и всё снова поползёт вверх? Думаю, все понимают, что этот кризис — дело рук медийных. И медиа же объявят о завершении эпидемии и отыграют катарсис победы над ней, всеобщую радость исцеления. Победа обладает особенной энергетикой. А что если эта несоматическая энергетика победы и катарсиса сможет повлиять на экономическую соматику? А что если это сработает и случится некоторая перезагрузка?
А что если по завершении эпидемии удастся надуть новый пузырь? Например, пузырь биотехнологий, или чего-то в этом роде. Вдруг им удастся провернуть этот финт, как удалось в начале нулевых выкрутиться за счет пузыря недвижимости? А что если сейчас самое время покупать акции всяческих биотехнологических компаний, пока они не взлетели до небес?
А что если игра в лишения снизит болевой порог для продвижения экологического фундаментализма с еще большей силой? А что если этот всемирный опыт самоограничения — это начало реализации уже анонсированных политик в области экологии? А что если мы уже внутри процесса легитимного урезания некоторых примет избыточного потребления?
А что если поход корпораций против государств только усилится? А что если это и есть одна из примет этого похода? Давайте признаем, большинство наличных государств сегодня не на высоте. Не случится ли банкротство самой идеи государственности? Все ли государства смогут устоять перед такого рода вызовами? Ведь это же самый настоящий терроризм. У терроризма вообще очень коммуникативная природа. Терроризм предполагает предварительное знание о том, как объект атаки реагирует, гипотезу о том, как объект поведёт себя.
А что если рассоциализация, расчеловечивание и атомизация сегодняшнего человека только усилится? Не стоит переоценивать гримасы эйдже-фашизма в охваченной коронавирусом Италии. В солнечные и радостные дни объявленной медиа победы над болезнью легкие на эмоции итальянцы и остальные средиземноморцы помянут всех почивших, футболисты скорбно застынут на минуту на футбольных полях, в городах появятся трогательные и талантливо исполненные мемориалы, римский папа помолится перед миллионной толпой и...всё продолжится, как раньше. Памятливость сегодняшнего избыточно чувствующего горожанина не стоит переоценивать. Все всё очень быстро забудут.
А что если вся эта событийная избыточность обернется пшиком легитимного, конвенционального, разрешённого форс-мажора? И это был продолжительный форс-мажор и только. И случится любопытный феномен «мир на паузе», эдакая подморозка наличного и откладывание еще не созревшего решения большой, глобальной проблемы.
И что такого нового рассказала эта странная эпидемия о человеке, человечестве и человечности? Что такого нам рассказали из того, что мы не знали о человеке? Чем нас удивил сегодняшний человек? Что такое особенное нам в нём открылось? Да, вроде ничего! Панику можно было бы ожидать и побольше при таких брошенных на её разжигание ресурсах. Желание нажиться на беде? А что в этом такого нового и особенного?
Изменится ли статус медиа, которые по сути сотворили этот кризис, разожгли его, создали его? Скорее всего нет. Скорее всего никто не захочет провоцировать идиотский ор на тему «свободы слова» и прочую дурь. Так что и этот инструмент для возможного разжигания страха останется.
И вообще — почему сегодняшняя публика должна захотеть иного мира? Довирусный мир по-своему уютный, обозримый, сытый...По нему приятно сёрфить людям-номадам. В нём можно вперёд и заранее, в кредит, вкусить довольно приятное среднеклассовое потребление. В довирусном мире очень сложно умереть с голоду. В нём тьма всяческих развлечений. Частный, самый обычный человечек впервые в истории получил огромную аудиторию для оповещения мира о своей нехитрой чувственности и чувствительности, заплатив за это всего лишь эталонным одиночеством.
Это всего лишь вопросы. Необязательные вопросы, ответы на которые мы все скоро узнаем. Очень этого хотелось бы.
Признаюсь, нынешняя эпидемия коронавируса очень напоминает вирусную DDoS‑атаку. Это вообще все очень похоже на вирусную атаку в диджитальной сфере, когда компьютеры и сети бомбятся огромным, неподъёмным спамом. Сегодняшняя эпидемия, не порождая особой смертности, посредством многочисленных обращений почти выключает, выводит из строя сегодняшнюю медицинскую инфраструктуру, которая просто не способна переварить такой наплыв пациентов. И такой странный медийно-медицинский вирус скорее всего станет чем-то постоянным, и государствам придется учиться противостоять таким вызовам, оперативно реагировать на них, создавать инфраструктуру по обеспечению защиты от таких оффлайновых, но сотканных по кибер-лекалам, вирусов. И такого рода атакам могут подвергаться и другие сферы нашей жизни. Государствам придется учиться быть реактивными, энергичными, гибкими. Слоны должны научиться танцевать.
На что я всё-таки надеюсь? А вдруг что-то поменяется в искусстве? Сегодняшний карантин, уверен, продемонстрирует большой публике одно прискорбное обстоятельство — сегодняшнее искусство не дарит утешения. Предоставленные на короткое время самим себе, испуганные люди обнаружат, что им никто не подарит утешения. А нам очень нужно утешение в непростые времена. Нам нужно вспомнить о том, каким может быть искусство. Нам нужно сформировать новый символический рынок добра и утешения. И многим, боюсь, будет недостаточна церковь. Так уж получилось.
А вдруг мы поймем значимость «своих», важность и полезность старых-добрых социальных институтов, которые незаменимы в часы большой беды. Атомизированный горожанин-фрилансер оказывается абсолютно беззащитным в чрезвычайной ситуации. Одиночка-номада вдруг оказывается абсолютно беззащитным перед лицом глобальных вызовов. Нужна социальная контригра — активная работа на ниве институционного леса. Нам просто необходимо серьёзнейшая институциональная работа, нам просто необходимо создание системы институционных просек, которые будут противостоять тревожным ветрам Истории.
А вдруг мы чуть больше предадимся внутреннему туризму и обнаружим, насколько же красива наша страна? Может мы вспомним о том, чем туризм был в самом начале, и будем расценивать его не как эдакую латентную миграцию и осуществление цивилизационной лени, а повод для бодрствования, для удовлетворения культурного любопытства?
А вдруг сегодняшний обильно чувствующий человечек вкусит немного Истории, вспомнит о том, какой история бывает на вкус? Может некоторая историчность в нашем мышлении останется и не будет окончательно выветрена? Расставляя свои собственные флажки на временной шкале, сегодняшний дезориентированный во времени человечек вдруг захочет соотнести себя сегодняшнего с собой прошлым? И вдруг у нас станет меньше просто чудовищного, вопиющего исторического невежества?
Может в нас останется побольше человечности? Может притормозится форсированное расчеловечивание нас? Может мы всё-таки услышим сегодня очень слабый голос инстинкта нашего цивилизационного самосохранения? Может мы будем искать менее людоедские решения глобальных проблем, которые стоят перед нами?
Ну, и вдруг случится небольшой, но всё-таки бэби-бум? Скоро узнаем (улыбка).
