Не успели угаснуть страсти вокруг Врадиевки, как в стране случилось аналогичное ЧП. На этой раз в Киеве напали на Святошинский райотдел милиции. Два случая за такой короткий промежуток времени — это уже, согласитесь, тенденция или тренд.
Как милиция дошла до жизни такой? Какие решения должна принять власть? Как реформировать систему? Об этом и о многом другом ТСН.ua расспросил известного харьковского правозащитника Евгения Захарова.
Евгений Ефимович, после череды громких милицейских скандалов во многих райотделах ждут тотальных проверок и переаттестации. Как вы считает, помогут ли такие меры? Или это уже как мертвому припарка?
Невозможно реформировать милицию отдельно от всей системы органов уголовной юстиции. Она туда очень крепко впаяна и связана с прокуратурой, с учреждениями исполнения наказаний, с СБУ. Их надо реформировать все вместе.
Кстати, еще при Ющенко были созданы концепции реформирования уголовной юстиции и судебной системы. Тогда еще были подписаны указы...
Но многое в этих концепциях противоречит установкам и интересам правящей политической силы. И поэтому она не хочет допускать тех реформ, которые там предусмотрены. В частности, она не хочет допускать, чтоб был независимый и справедливый суд. Им нужно, чтобы суд принимал те решения, которые им нужны, а не законные и справедливые.
Бытует мнение, что за последние три года качество милиции ухудшилось?
Да, это отчасти правда. Это произошло с приходом министра Могилева, когда после президентских выборов было полностью изменено руководство МВД — весь начальственный состав, высший и средний. Вплоть до начальников райотделов. Они практически всех сменили. И милицию стали использовать в политических целях. Милиция стала инструментом, которым совершают незаконные действия. Издавались приказы министра, которые прямо нарушают закон о милиции. Не говоря уже о том, что была незаконная практика, которая нарушала этот и другие законы.
Например?
Например, такая вещь, как повальная дактилоскопия населения. Замминистра сказал: «А почему у нас 10% населения имеет отпечатки пальцев в базе, а в России 50%. Это непорядок, у нас должно быть, как в России». И стали брать отпечатки пальцев у всех, кто задерживался, хотя это незаконно. Отпечатки пальцев согласно закону могут брать только у тех, кто обвиняется в совершении уголовного преступления или у тех, кто получил наказание за административное правонарушение в виде ареста от одних суток до 15. Если наказание штраф или предупреждение, то уже не должны брать отпечатки пальцев. А у нас сейчас берут отпечатки пальцев у всех, кого задерживают. В райотдел привезут и тут же это делают. Люди не знают и соглашаются. А когда люди отказываются, то не настаивают, потому что сами знают, что это незаконно.
Я вам привел один пример, а их множество. Можно взять любую службу МВД и посмотреть, какие там нарушения закона.
Еще наша милиция в последнее время отметилась тем, что не пускала на митинги автобусы с людьми из регионов. Это ведь тоже, по сути, незаконно.
Да, все понимают, что это незаконно, но приказ дан, значит, его надо выполнять — иначе надо увольняться. Кроме того, все проекты, которые предполагали некоторый общественный контроль над милицией, Могилев уничтожил. Людей, которые этим занимались, уволили.
И когда милицию так использовали, то дали ей понять, что раз уж так, закроют глаза и на все остальное.
А помните, в 2004 году люди кричали: «Милиция с народом!». И тогда действительно, казалось, что милиция с народом. И сейчас, наверняка, в милиции есть адекватные люди.
Да, но сейчас система перемалывает всех тех, кто не хотел бы делать коррупционные действия, не хотел бы заниматься подделкой статистики, подделкой фактов, фабриковать уголовные дела. А система сегодня вынуждает это делать, поскольку милиция работает на показатели.
Вот нужно бороться с незаконной миграцией. Каждый год показатель должен быть не меньше, чем в прошлом году. Нет уже давно той незаконной миграции. Нет вообще большой миграции, которая была в начале и середине
То же самое с показателем «Незаконное хранение оружия и боеприпасов». Практически каждый райотдел имеет патроны, которые переносит от одного бомжа к другому и пишут ему это нарушение. Даже я знаю случаи, когда деньги платят, чтобы согласился это подписать. А без этого они не могут — иначе не получат премии и надбавки. И эта система перемелет любого, кто не захочет так работать.
Когда говорят про реформу милиции, то всегда вспоминают уникальный грузинский опыт. Полностью все «обнулили» и набрали людей, которые вообще к милиции не имели никакого отношения. Но вот министр Захарченко, выступая с трибуны Верховной Рады, сказал, что в Украине полная «перезагрузка системы» не получится. Мол, с 2005 года по
Причем не одни раз. Четыре раза это было. Каждый новый министр приходил, и вслед за ним шла полная замена кадров...
Еще раз повторю: нужно менять систему работы милиции. Нужно изменить показатели оценки работы милиции. Должна оценивать общественность. Работу райотдела должны оценивать люди, живущие на территории этого райотдела. На самом деле, половина людей живущих в районе не знают своих участковых, а 75 % не знают, кто возглавляет райотдел. И это стандартная ситуация.
Милиция, на самом деле, далека от народа. Ее боятся, ей не доверяют. Если человека вызывают в милицию, то это для семьи знак, что с человеком может что-то случится. Я, кстати, рекомендую в таких случаях ходить в милицию с адвокатом, а не одному.
Но если систему изменить, то, очевидно, нужно иначе финансировать милицию.
Да, работники милиции поставили в такие условия, что они вынуждены идти на коррупционные действия. Иначе не проживут на ту мизерную зарплату, которую получают. Они очень зависимы от начальства, их очень легко лишить надбавок и премий, за счет чего они и выживают.
Евгений Ефимович, хочу немного изменить тему. В стране с 19 ноября 2012 года функционирует новый Уголовно- процессуальный кодекс. Когда этот документ принимался, говорили, что он революционный. Вы ощущаете хоть здесь какое-то «покращення»?
Да, ощущаю. И даже очень. В нем есть позитивная интенция. Несмотря на те недостатки, которые в нем есть (недоделали многие вещи), тем не менее, ряд положительных изменений имеют место. Его новации настолько серьезны, что они не могли не повлиять. Речь идет, прежде всего, о том, что разгрузили следственные изоляторы. Появился домашний арест. Если вы посмотрите на количество людей, лишенных свободы в стране, то оно уменьшилось за это время на 12 тысяч. И все это за счет следственных изоляторов. Если раньше в них было где-то 40 тысяч человек, то сейчас примерно 28 тысяч. Т.е. стали гораздо меньше применять такую меру пресечения, как содержание под стражей. Переполненные СИЗО — это была огромная проблема, которая была все время.
Сейчас уже ситуация изменилась существенно, а будет еще больше меняться в лучшую сторону. Когда примут кодекс о криминальных проступках (он уже подготовлен), около ста составов преступления уберут из уголовного кодекса вообще. Раньше за эти преступления люди попадали на общий режим и сидели там три года, а может меньше. А теперь это будет невозможно в принципе. Общее количество заключенных уменьшится на треть, если все это будет сделано. Вот это часть той реформы уголовной юстиции, о которой я говорил.
В ближайшее время может быть принят еще одни революционный закон — о прокуратуре. Оппозиция даже хочет вынести его на внеочередную сессию.
Да, он, действительно революционный. Практически все требования Венецианской комиссии выполнены. У прокуратуры отбирают функцию общего надзора, она будет приближена к органам судебной власти, прокуроры будут назначаться на основе открытого конкурса, причем он будет публичным. Одним словом, там очень много позитивных новелл.
Но мне с трудом верится, что его примут в таком виде.
Почему?
Прокуратура — это тот орган, который правящая политическая сила использует для своих целей, чтобы засудить тех, кого надо припугнуть... Законопроект слишком хорош, прокурорское лобби будет сопротивляться.
Но прокурорское лобби было несогласно и с Уголовно-процессуальным кодексом, но их все-таки победили.
Мне рассказал один из народных депутатов, что тогда вмешался лично Янукович, который, надо признать, проявил глубокое понимание уголовного процесса . Когда к нему пришел Пшонка с просьбами менять проект УПК, он сказал, что ничего менять не будем, все примем, так как есть. Кодекс приняли только потому, что президент занял принципиальную позицию и не дал его испортить.
Впрочем, одну вещь они таки не сделали. Наш суд присяжных — это карикатура. Хотя в проекте 2008 года это была вполне хорошая рабочая модель.
Не могу не спросить про судьбу Юлии Тимошенко, которая сейчас отбывает наказание в вашем городе. Сейчас много говорят о том, что ее могут отправить на лечение за границу. А как вы считает, какой может быть юридический выход из этой ситуации?
Думаю, ее должны помиловать по газовому делу. Причем помиловать придется вопреки Положению о помиловании. Во-первых, формально она сама должна подать прошение о помиловании. Понятно, что Тимошенко никогда этого не сделает. Во-вторых, согласно этому Положению, должно пройти половина срока минимум. У нее половина срока не прошло. Третье, осужденный должен признать свою вину, встать на путь исправления и т.п. Ничего подобного нет. Она не признает свою вину и правильно делает. Нет у нее никакой вины, т.к. не было преступления.
А по тем делам, где идет следствие и суд, ей должны изменить меру пресечения на несвязанную с лишением свободы, и дать разрешение на выезд за границу для лечения. Основанием для такого решения служит решение Европейского суда от 30 апреля.
Конечно, такое юридическое оформление далеко от права, но других вариантов я не вижу. Тимошенко по политическим мотивом арестовали и посадили, теперь по политическим мотивам должны освободить. Можно говорить о прямом действии Конституции — президент имеет право помиловать и может помиловать своей волей человека. Даже вопреки Положению о помиловании.
