Возможно, это лучшая сказка для взрослых со времен выхода «Сказки сказок» Маттео Гарроне в 2015 году. Это маленькое, но красивое и изящно пугающее греческое фэнтези от режиссера-дебютанта Миноса Николакакиса, впервые показанное на кинофестивале в Торонто, досталось украинским киноманам благодаря 11-му ОМКФ, который в этом году из-за пандемии прошел в онлайн-формате.
Из большого города молодой талантливый врач, только-только похоронивший скончавшегося от рака отца, направляется фельдшером, вернее земским доктором в глухую-глухую деревню. Терзаемый тем, что не смог спасти от смерти отца, герой так наказывает себя и уединяется в кромешном захолустье. И он буквально одержим стремлением излечить кого-нибудь от страшного недуга, таким образом компенсировав недавнее фиаско и доказав самому себе собственную врачевательскую состоятельность.
На подъезде к деревне на лесной дороге герой случайно сбивает девушку — красивую, бледную, загадочную, одетую, как средневековая крестьянка. Молчаливая незнакомка убегает в лес. Позже доктор, мучимый любопытством, совестью (а вдруг он ее ранил?) и влечением, возвращается в лес, находит хижину, а в ней — ту самую девушку, невинную, затравленную белую овечку, почему-то проклинаемую сельчанами, у которой, оказывается, две беды: неизвестное кожное заболевание (вроде редчайшей верруциформной эпидермодисплазии, которая делает кожу похожей на древесную кору, а человека постепенно фигурально превращает в дерево) и старый пьющий отец-извращенец, занимающийся с собственной дочерью гнусным сексом. Естественно, как сказочный рыцарь, влюбленный герой берется решить обе проблемы.
В отличие от фильма Гарроне, который был экранизацией барокковых сказок Джамбаттисты Базиле, сюжет Николакакиса разворачивается в современности. Обычный герой нашего времени, на машине и со смартфоном, чуточку хрупкий и деликатный, попадает в грубоватый и грязноватый мир, где нужно быть брутальным добытчиком и защитником, спасать принцессу, колоть дрова. То есть Николакакис в некотором смысле иронизирует над современным мужчиной в контексте средневековой сказки.
К тому же история начинается в духе сказочного реализма. Герой — не рыцарь и не странник, а доктор. Героиня — не принцесса, а пациентка и жертва насилия. Злодей — не дракон, а мерзкий старикашка-алкоголик, практикующий инцест. Но плавным взмахом, будто по волшебству, все происходящее трансформируется в альтернативные, соответствующие сказочным канонам интерпретации. С одной стороны, сказочным моделям: заколдованная тропинка, которая ведет к хижине, но не выпускает обратно; часы, превращающиеся в дни и недели; еда и питье, одурманивающие, будто ведьмовское зелье. С другой — мифологическим, повествующим о мавках, русалках, троллях... И конечно же, грек Николакакис вспоминает древнегреческие мифы, в которых фигурировали лесные нимфы дриады и гамадриады, неотделимые от деревьев, что дали им жизнь.
А параллельно сообразно нынешним веяниям (и одновременно созвучно с теми же древнегреческими традициями, в которых мифические красавицы регулярно заманивали в свои сети доверчивых и подверженных феминному гипнотизму путников) делает гендерную перестановку во французской народной сказке про Синюю Бороду. Героиня даже аналогично носит на груди ключ, отпирающий дверь в комнату, в которую нельзя входить (надо сказать, что мотивы «Синей Бороды» довольно часто находят отклик в современном кино; например, в камерном кибер-триллере «Из машины» и фантастическом хорроре «Элизабет Харвест»).
Примечательно, что в итоге оказывается, что это сказка без зла. Без классического понимания зла, которому должно противостоять добро, а скорее сказка с разными формами и способами жизни. Природа допускает паразитизм. Он тоже часть ее замысла.
От названия «Сплетение» веет эдакой физиологической магией. Не случайно ведь глаголом «сплелись» соединяются и тела, сцепившиеся в сексуальном акте, и корни или ветви дерева. И в этом же слове кроется издавняя суть женской природы: оплести и удержать подле себя. Тогда как мужская сущность, наоборот, не терпит вокруг себя переплетений и обмоток.
