В предыдущих материалах мы ознакомились с работами основных геополитических теоретиков США и Великобритании, которые, будучи представителями ведущих морских держав, уделяли огромное внимание контролю над морем и искусству блокады, а также вытеснению сухопутных конкурентов в глубь материка. В этой статье мы сосредоточимся на обратной стороне медали и совершим экскурс в геополитику суши, пережившую свой расцвет в Германии первой половины XX века.
Высочайшей точкой развития немецкой геополитической мысли являются работы профессора Мюнхенского университета, генерал-майора в отставке и немного советника Гитлера по геополитике Карла Хаусхофера. К сожалению, мы не сможем сосредоточиться исключительно на творчестве этого выдающегося ученого. Поскольку многие его идеи имеют корни в ныне табуированных аспектах центральноевропейской (немецкой) культуры, без знакомства с которыми его умопостроения выглядят крайне эксцентрично. Потому нам надлежит узнать, «из какого сора растут стихи», чтобы иметь возможность оценить их красоту.
Ключевым понятием для всей немецкой культуры, а значит, и порожденной ею геополитики является вопрос субъекта истории. Не стоит пугаться этого термина, он всплывет в этом цикле статей еще не раз. Основной вопрос, преследующий любую социально-политическую философию: кто является действенным лицом на исторической арене? Ответов, условно говоря, три. И каждый из них породил соответствующую идеологию.
Либералы полагают, что историю творят отдельные личности. Националисты (условные фашисты) считают, что история есть продукт борьбы между нациями, каждая из которых обладает уникальным характером, выражающимся в наборе устойчивых характеристик. Марксисты исходят из того, что субъектом истории является все человечество, и потому построение коммунизма в отдельно взятой стране — по умолчанию нонсенс.
Но вернемся к Германии и Хаусхоферу. Изначально у немцев не было своего государства, но была общая культура. Потому в их мировоззрении укрепилась мысль об этнобиологическом характере нации. Такой подход очень характерен для XIX столетия, когда считалось, что нация (этнос) — это органическое явление, получающее свою завершенную форму путем создания государства.
Очевидно, что если мы говорим про нации как про неких цельных исторических индивидов, то очень скоро и легко придем к выводу, что эти индивиды, как и отдельные люди, по своей природе не равны. Как есть умные и глупые, порочные и достойные личности, так есть лучшие и худшие народы. Поэтому вполне возможно измерять ценность нации по тому положению в мире, которое она занимает. Что позволяло поделить нации на исторические (государственные) и внеисторические, обреченные на вымирание и поглощение более сильными соседями.
При этом отношение к более слабым нациям варьировалось от презрительно-заботливого до откровенно-эксплуататорского. Такой подход к слаборазвитым народам, равно как и культ сверхчеловека были характерны не для одних только немцев. Достаточно прочитать хотя бы знаменитое стихотворение Киплинга «Бремя белых» и вспомнить, что англичане не позволяли отставным английским офицерам и чиновникам выходить в отставку в колониях и специально воспитывали холодную отстраненность в своих аристократах. Поскольку для колониальных унтерменшей британец — это всегда сверхчеловек, который по умолчанию не может быть бессильным стариком или испытывать человеческие чувства.
Вот с таким мировоззрением немцы подошли к Первой мировой войне. Его недостатки очевидны любому. Если нация и ее государство являются органической константой, то в ее состав нельзя включать пришлых, поскольку они являются инородным телом по отношению к общенациональному организму и, смешиваясь с представителями титульного этноса, могут испортить породу. Очевидно, что такой подход изначально порочен. Ведь тогда все «чужие» нации являются естественными противниками, а это делает невозможным заключение долгосрочных союзов и устойчивое партнерство.
Поэтому, после того как Германская империя потерпела сокрушительный крах на полях Первой мировой, немецкие интеллектуалы начали разрабатывать новую идеологию. Во многом это было ответом на вызовы времени. Если до войны Европа была, прежде всего, ареной для соревнования национальных самолюбий, то после ее завершения начали прорисовываться контуры знакомого нам миропорядка.
С одной стороны, англо-американо-французская коалиция презентовала свой проект либерального мироустройства, основные элементы которого были успешно воплощены после Второй мировой войны и стали основой современного мира. С другой стороны, на руинах Российской империи утвердилось первое коммунистическое государство, готовое на штыках принести мировую революцию в сопредельные страны. Что, в конечном итоге, вылилось в создание коммунистического лагеря.
Очевидно, что на этом фоне биологический национализм выглядел тускло и не располагал к поиску надежных союзников, которые могли бы стать надежной опорой как в грядущей войне, так и послевоенном мироустройстве. Первым на зов времени отозвался Освальд Шпенглер, написавший книгу «Закат Европы», где он расширил органическое понятие нации до уровня целого континента, назвав это новое образование цивилизацией. По его мнению, цивилизация развивается от культуры, состояния живого и пышущего энергией организма, в сторону цивилизации, т. е. общества, скованного рутиной и являющегося воплощением механистических методов управления социумом. Жизни в нем уже нет, но есть закон и бюрократия.
При этом он полагал, что Германия сохранила наиболее тесную связь с истоками западной культуры. Следовательно, она должна подчинить себе Европу, как в свое время Рим подчинил Грецию, окружив последние столетия существования западной цивилизации венцом золотого века.
Это была такая себе идеология на вырост, призванная легитимировать грядущее немецкое доминирование в Европе. Уникальным является то, что здесь мы имеем дело не с претензией на мировое доминирование, а стремлением к региональному господству. Это мы сейчас видим в поведении РФ, которая, взяв на вооружение идею «Русского мира», идет по пути, проторенному Шпенглером. Подробнее про цивилизационную геополитику мы поговорим в статье, посвященной геополитическим построениям Сэмюеля Хантингтона.
С конкурирующим по отношению к Шпенглеру подходом выступали немецкие геополитики, которые, оттолкнув от себя понятие нации, также взяли на вооружение понятие культуры. Если англосаксы, в лице Мэхэна и Маккиндера, рассматривали деление государств на морские и сухопутные, чисто с прагматической точки зрения, подразумевая, что характер государства вполне может измениться под воздействием исторических факторов, то немцы, будучи романтиками, начали запутывать и сакрализировать изначально технический вопрос.
По их мнению, культуры Моря и культуры Суши имеют непреодолимый ценностный барьер. Моряки являются прирожденными барыгами, поскольку море — это торговля и искусство внезапных пиратских налетов, порождающих культуру беспринципных либеральных торговцев. А культура Суши — это иерархичная и упорядоченная культура благородного самопожертвования. В силу того, что большая часть жителей суши являются земледельцами, получающими свой доход не от спекуляций и грабежа, а от тяжелого сельскохозяйственного труда. И силовые противостояния, в которых участвуют континентальные культуры, это не разудалые пиратские набеги и ожесточенные, но относительно кратковременные морские сражения, а кровавые сухопутные войны, втягивающие в свои жернова как гражданское население, так и профессиональных военных. Тем самым оказывая влияние на все слои общества.
С точки зрения представителей этого подхода, история мира — это история противостояния морских и континентальных культур. И потому Германия, как ведущая сухопутная держава Европы, должна заключить союз с Российской империей, ведущей сухопутной державой Евразии, чтобы бросить вызов англо-американо-французскому альянсу морских культур.
Эта геополитическая концепция нашла свою наивысшую точку выражения в работе «Номос земли» (1950 г.), написанной «коронованным юристом» Третьего Рейха Карлом Шмиттом, который предложил осмыслить ведущий конфликт современности между США и СССР сквозь призму геополитических понятий Суши и Моря. В своих последующих работах он предсказал расцвет международного терроризма и высказал предположение, что в случае разгрома стержневой державы Суши (читай СССР) мы сможем увидеть появление фигуры Партизана, которая будет отстаивать ценности иерархии и самопожертвования не в открытых военных столкновениях, а используя неконвенциональные методы боевых действий.
Но Гитлер слил этот идейный задел, созданный всеми вышеописанными интеллектуалами. Он вновь поднял на щит биологический национализм, заявив, что немцам необходимо жизненное пространство для процветания и размножения.
Но не нужно упрощать и опошлять зло, ставя в один ряд кликушество современных маргинальных отбросов и концептуальный фундамент сверхдержавы. С практической точки зрения, Третий Рейх продолжал курс, намеченный О. Шпенглером и К. Шмиттом, и их наработки, как минимум, были приняты во внимание. Мы привыкли думать, что, провозглашая верховенство арийской расы, Гитлер отказывал в праве считаться людьми большей части человечества. Но, по факту, используя концепт «арийских народов», он говорил о том, что немцы могут смешиваться и взаимодействовать с народами романо-германской Европы, не боясь испортить породу.
В стратегическом плане Третий Рейх хотел создать что-то вроде нынешнего ЕС, в котором Германию окружало бы кольцо зависимых и полузависимых стран, склоняющихся перед волей Берлина, при этом арийский концепт позволял сформировать наднациональную европейскую идентичность.
Проблема состояла в том, что в те времена Германия страдала от перенаселения и чрезмерной урбанизации. Конечно, это перенаселение было относительным, но, учитывая тогдашний уровень развития сельского хозяйства и коммунальных служб, более чем болезненным. Этот вопрос был решен только в 70-е годы прошлого века, когда в сельском хозяйстве произошла зеленая революция, избавившая немцев от призрака голода, а демографический кризис остановил рост населения. А тогда мысль завоевать относительно слаборазвитых славянских соседей, расселиться на их землях, превратив коренных обитателей в рабов, казалась вполне логичной.
Потому славянам было отведено место «белых негров». В этом вопросе Гитлер прямо продолжал подход Бисмарка, ткнувшего пальцем в карту Европы со словами: «Вот моя Африка». А какая ж это Африка, если без негров?
Именно на этом фоне творил Карл Хаусхофер, прямо связанный с верхушкой Третьего Рейха через своего друга и частично ученика Рудольфа Гессе. Они познакомились в 1919 году, когда Германию лихорадило от красных бунтов, сепаратизма, гиперинфляции и гибридных войн с Польшей.
Спустя примерно год Гессе сблизился с малоизвестным в то время демагогом Адольфом Гитлером, впоследствии поддержав его во время Пивного путча 1923 года и разделив с ним заключение в Ландсбергской тюрьме. Хаусхофер регулярно по средам навещал здесь молодых орлов, читая им лекции по геополитике. После чего обычно следовало обсуждение усвоенного материала, заедаемое вином и фруктами, которые приносил профессор. Учитывая, что именно тогда Гитлер писал «Майн Кампф», очевидно, что многие, неверно понятые и поверхностно истолкованные, идеи немецкой геополитической традиции, усвоенные благодаря Хаусхоферу, легли в основу этой агитки.
Именно эти знакомства и покровительство Гессе, ставшего личным секретарем Гитлера, сделало Хаусхофера одним из ведущих геополитических экспертов нацистского государства. Правда, после того, как 10 мая 1941 года его старый друг Рудольф решил в одиночку переломить ход истории и самовольно отправился в Англию заключать мир на лично пилотируемом им самолете, его влияние упало до нуля. В последние дни режима он даже месяц провел в Дахау, а его сына расстреляли за участие в заговоре против Гитлера.
Но давайте вернемся непосредственно к творчеству этого выдающегося геополитика. Для этого мы обратимся к его двум, по моему мнению, наиболее актуальным для нашего времени статьям: «Панидеи в геополитике» и «Континентальный блок: Центральная Европа — Евразия — Япония».
Будучи талантливым исследователем, Хаусхофер понимал, что по своей природе Германия является региональной державой, которая по итогам Первой мировой упустила возможность стать центром либерального миропорядка, отдав пальму первенства США. И потому она неизбежно проиграет войну, запутавшись в кольцах Анаконды, если не разрушит политико-экономическую систему, созданную ее конкурентами.
Для этого он предлагал создать систему региональных экономически самодостаточных сверхдержав, обладающих силовым контролем над стратегически важными регионами планеты. Этот подход он изложил в своей работе «Панидеи в геополитике»: Германия должна подчинить Европу и Африку, Япония — часть Китая и всю Юго-Восточную Азию вместе с Австралией. В такой расстановке сил у англо-американских союзников под контролем оставались обе Америки, что сохраняло бы за ними статус сверхдержавы, но лишало возможности влиять на расстановку сил в Евразии.
Также этот подход предлагал создание Индии, как независимого государства, равноудаленного от основных центров силы и потому безвредно-нейтрального.
Очевидно, что такой подход, будучи теоретически возможным, оставался, с практической точки зрения, крайне малореальным. Поскольку не было никаких причин, которые помешали бы США и Британской империи разгромить Германию и Японию поодиночке, пользуясь их географической удаленностью друг от друга. Но ситуация изменилась, когда Берлину удалось заключить с Москвой пакт Молотова—Риббентропа, что открыло путь к созданию действительно глобального геополитического блока. В нем СССР мог бы выступить в роли моста между Азией и Европой, снабжая Японскую и Германскую империи необходимыми им ресурсами и захватывая страны, находящиеся на стыке сфер влияния, с минимальными усилиями, как это произошло с Польшей в сентябре 1939-го. Существование настолько огромного континентального массива, контролируемого дружески настроенными режимами, делало любые потуги морских держав реализовать свою любимую стратегию Анаконды жалкими и бессмысленными.
Хотя было очевидно, что этот блок будет сугубо временным явлением, имеющим все шансы распасться после того, как все его участники закончат завоевание и хозяйственное освоение своих регионов, а также положат конец бесконечной угрозе с моря. Но в 1940 году, когда Хаусхофер писал свою статью о континентальном блоке, это все казалось ну очень отдаленным будущим. А непосредственное настоящее внушало оптимизм, который Гитлер закопал 22 июня 1941 года, напав на СССР. Хотя окончательно шансы держав Оси победить во Второй мировой перечеркнуло лишь нападение Японии на Перл-Харбор в декабре того же года, когда Токио решило не открывать второй фронт в Сибири, а Гитлер, верный союзным обязательствам, объявил войну США. И хотя военные успехи на фронтах до времени маскировали плачевное положение вещей, на геополитическом уровне война была проиграна уже тогда. И все остальное можно считать затянувшимся эпилогом.
В результате единственным панрегионом, возникшим на карте Евразии, стал коммунистический лагерь, который проиграл морским культурам битву за контроль над судьбой человечества. Поскольку часть не может победить целое, даже при всем ее желании.
Так мир стал таким, каким мы его знаем. Но события последних лет показывают, что либеральный миропорядок во главе со США стремительно разваливается на части, и это вновь открывает дорогу континентальной геополитике. Особенно в свете того, что американский флот, даже не вспотев, может уничтожить военно-морские силы всех своих основных конкурентов. И те же американцы в ходе холодной войны умудрились вырастить двух своих нынешних конкурентов в лице ЕС, находящегося под нетвердым, но реальным контролем Берлина, и Китая, открыто стремящегося в последние годы к статусу сверхдержавы.
Очевидно, что Вашингтон вполне может изолировать своих потенциальных врагов и разбить их поодиночке, особенно когда они находятся только в начале своего пути к могуществу. Это вновь воскрешает идею континентального блока и скоординированных действий против общего врага. Благо теперь Европа не страдает от перенаселения и недоедания, а Россия не обладает достаточной военной мощью, чтобы вторгаться на территорию действительно великих держав. Но она обладает достаточным количеством сырьевых ресурсов, чтобы подпитывать их экспансию в сферу влияния США и выступать в роли пугала для центральноевропейских стран, могущих бросить вызов немецкой гегемонии в Европе.
Для самой же России такое положение вещей выгодно, поскольку делает ее практически монополистом в деле поставки энергоресурсов всем стратегически важным игрокам в случае, если ситуация на Ближнем Востоке продолжит обостряться. А она продолжит.
К тому же в условиях, когда две ведущие державы Римленда застряли в геополитическом противостоянии со США, Россия окажется в крайне выгодной для нее геополитической изоляции, позволяющей ей сохранить свою внутреннюю целостность. Это состояние ныне покойный российский исследователь В. Л. Цымбурский емко назвал «Остров Россия», говоря о том, что такая изоляция и политика невмешательства позволит РФ залечить раны, нанесенные ей холодной войной и последующим социально-экономическим коллапсом.
Вот потому сейчас строятся газопроводы «Сила Сибири» в Азии и «Северный поток-2» в Европе, чтобы можно было быстро нарастить поставки, когда нынешний миропорядок рухнет. Вот потому европейцы ведут свои игры с РФ и ездят к Путину.
Ведь, как говорил Киплинг, «ошибка, если усвоена, — та же алмазная копь», а по результатам Второй мировой войны современные немцы вполне могли бы сказать: «Империя получила урок, империя благодарит».
В таких условиях существование Украины висит на единственной ниточке, подвешенной США. И если она оборвется, то наше государство имеет все шансы исчезнуть с карты мира. О перспективах нашего многострадального Отечества, с опорой на концепции геополитического социолога Рэндалла Коллинза, мы поговорим в следующей статье.
