В предыдущей статье я, опираясь на работы Х. Маккиндера и Н. Спикмэна, показал, каким представлялось известным геополитикам XX века равновесие сил между ведущими морскими и сухопутными державами. Проанализировав географическое положение этих стран, можно с известной степенью достоверности предвидеть их настоящие и будущие ходы в сторону достижения большего могущества.
В этом материале мы продолжим путешествие в увлекательный мир геополитики, вернувшись в XIX столетие и ознакомившись с трудами выдающегося военного теоретика Альфреда Мэхэна. Он был потомственным военным, посвятившим всю жизнь службе в ВМФ США. Главного героя нашей статьи трудно назвать великим флотоводцем, поскольку большая часть его жизни пришлась на мирный период. Единственным вооруженным конфликтом за время его активной службы была Гражданская война между Севером и Югом 1861-1865 годов. В нее он был вовлечен совсем зеленым лейтенантом, участвуя в реализации знаменитого «Плана Анаконда». И это позволило ему непосредственно наблюдать, как контроль над морем конвертируется в победы на суше. Именно с его легкой руки все мероприятия по блокаде вражеского побережья и окружению противника кольцом военных баз называются «стратегией Анаконды».
Не имея возможности сделать карьеру боевого офицера, А. Мэхэн прославился как педагог, военный теоретик и организатор науки, связав большую часть своей жизни с Военно-морским колледжем в Нью-Порте. Благодаря его деятельности это учебное заведение стало одним из ведущих центров подготовки офицерского состава ВМФ США. А первая и основная его книга «Влияние морской мощи на историю 1660-1783» была прежде всего расшифровкой лекций, которые он читал молодым офицерам.
В этой книге г-н Мэхен изложил свои взгляды на роль морской компоненты в общей мощи государства. Прежде всего он считал, что море является не препятствием, а дорогой, предлагая рассматривать его как огромную равнину, по которой можно свободно двигаться в любом направлении. И любой, кто думает, что океан, подобно крепостному рву, отделяет его от неприятеля, рискует обнаружить врага у собственного побережья.
Потому А. Мэхэн полагал, что оборона своего побережья начинается у берега противника. Таким образом, лучшая оборона — это нападение, и морская война должна иметь наступательный характер. Что, в случае глобального характера военных действий, требует создания удаленных баз, удовлетворяющих потребности флота в боеприпасах, провизии, ремонте и отдыхе. Эти базы желательно размещать на перекрестках морских путей, вроде Суэцкого канала, тем самым создавая возможность для контроля над стратегическими морскими путями.
С военной точки зрения, американский стратег настаивал, что исход противостояния на море решает сражение линейных кораблей. Если большая часть ВМФ противника будет уничтожена, войну можно считать выигранной. Одновременно он полагал, что малая крейсерская война, нацеленная против торговых судов, ничего особо не решает. Хотя и может нанести значительный ущерб мирному мореплаванию.
Далее он касался роли морского могущества в мировой политике. Да, армия — это прекрасно, но ее основная проблема — мобильность. Если у вас есть хорошая армия, вы можете завоевывать граничащие с вашей страной территории, но не более того. А флот может быть везде и нигде, он позволяет проецировать силу всюду, где у него есть базы, и снабжать сухопутные войска там, где это невозможно сделать по суше. И, что главное, море — это торговля. Кто контролирует море, тот контролирует торговлю, а значит, у страны, поставившей себе на службу морскую стихию, есть все шансы разбогатеть. При разумном правлении, конечно.
Отсюда следует вывод, что на пути к «мировому господству» любая великая держава неминуемо сталкивается с необходимостью развивать свое морское могущество. Поскольку лишь флот позволяет выйти за пределы региональной повестки дня и превратиться в действительно глобальную силу, создав достаточную экономическую основу для укрепления фундамента своего государства.
Для лучшего понимания этого тезиса достаточно сравнить США, способные успешно проецировать силу на всех берегах, омываемых Индийским, Тихим и Атлантическим океанами, и РФ, едва способную оказывать военное влияние на страны ближнего зарубежья вроде Грузии и Украины.
Поэтому американцы могут воевать всюду, где им заблагорассудится, а потом уплывать в закат, оставляя местных расхлебывать последствия. А Россия, разжигая пожар, рискует сжечь саму себя и при этом никуда деться от последствий своего поведения не может. Даже в случае победы она будет жить рядом с ненавидящими ее народами, выжженными руинами и толпами беженцев. Очевидно, у кого на руках все тузы, а кто, говоря языком Госдепа, региональная сверхдержава.
Но мудрость А. Мэхэна не ограничивается констатацией этих самоочевидных фактов. Ключевая мысль, которую он красной нитью проводит через свое исследование, состоит в том, что сухопутная держава, претендующая на контроль над морем, будет вынуждена вести «земноводное» существование. Ей придется постоянно выбирать между стратегически важным флотом и необходимой прямо сейчас армией. Поскольку попытка финансировать оба эти начинания в достаточной степени, тем более в условиях раздираемых войнами Европейского континента XVII — XVIII вв., неминуемо приведет к истощению казны, а значит, и ослаблению государства.
Например, Англия, будучи островной державой с выгодным местоположением, могла сосредоточить все свои усилия на постройке флота, что давало ей преимущество над другими европейскими государствами. Так, с помощью Франции ей в XVII веке удалось уничтожить морскую мощь Голландии, вынудив ее переключиться на сухопутные сражения. Тем самым подорвав экономические основы ее могущества.
После этого британцы разобрались с Францией, которая, будучи ведущей сухопутной державой Европы, начала хапать не по чину, обзаводясь колониями и морской торговлей. Умело пользуясь страхом перед возможной французской гегемонией в Европе, они многократно и успешно создавали коалиции, выступающие противовесом Франции на суше, пока сами громили французские флоты на море. В конечном итоге англо-французская война, с переменным успехом чередуя холодные и горячие периоды, начавшись в конце XVII века, завершилась лишь с падением Наполеоновской империи в 1815 году.
Так морская мощь сделала Великобританию величайшей колониальной империей планеты, позволив ей, после завершения Наполеоновских войн, занять место ведущей сверхдержавы и продержаться на олимпе вплоть до начала Первой мировой войны, окончательно уступив его лишь во второй половине прошлого века.
А. Мэхэн полагал, что море может привести США к могуществу, так же, как и Британскую империю. Лучше всего его позицию изложил современный мэхианец Сэм Тангреди: «Америка — это остров. Большой, но все же остров. Наша способность влиять на мировые события зависит от способности применять все возможности наших кораблей — в любой момент и в любом месте».
Если мы обратимся к первой половине XX века, то увидим, что одним из величайших фанатов Мэхэна стал немецкий кайзер Вильгельм II, извлекший из его книг мысль, что Германии необходимы большой военный флот и колонии. В результате Берлин начал укреплять свои позиции на Ближнем Востоке и в Африке, приступив к построению Флота открытого моря, потенциально способного оспорить британское владычество над океанами. К сожалению, немецкий кайзер, уразумев, зачем Германии нужен флот, не понял, почему ей было бы лучше без него.
Как только в Лондоне узнали, что тевтоны вооружаются, Берлин был назначен на роль врага номер один. И каждый становящийся в строй немецкий линкор все более накалял обстановку.
Своей стратегией Вильгельм II запустил отсчет общеевропейского апокалипсиса, поскольку британцы начали действовать, следуя проверенной веками схеме: громить врага на море своими силами, предоставив возможность сухопутным союзникам загребать жар собственными руками. Благо таких — в лице России, Франции и прочей мелочи — было в избытке, а географическое положение Германии и ее верной союзницы Австро-Венгрии позволяло навязать немцам войну на два фронта.
Так Берлин, попыткой изобразить из себя морскую державу, начал процесс создания Антанты. Самое печальное, что если бы немцы последовательно придерживались сухопутного пути, они вполне могли бы добиться нейтралитета со стороны Великобритании, а потом разбить своих врагов поодиночке, подчинив себе континентальную Европу. И лишь потом, в отдаленном будущем, начать строить флот. Воистину, «поспешишь — людей насмешишь». Не зря железный канцлер Бисмарк, согласно красивой полулегенде, когда ему начали рассказывать про потенциальные немецкие колонии на Черном континенте, якобы ткнул пальцем в карту Европы и сказал: «Вот моя Африка».
28 июля 1914 года началась Первая мировая война. Все думали, что она продлится до «великого осеннего листопада», полагали, что это будет красивая, романтичная, старорежимная война, с гарцующими кавалеристами и подвигами. А оказались в затянувшемся на 4 года аду позиционного противостояния, когда, чтобы продвинуться буквально на пару километров, приходилось укладывать в грязь сотни тысяч солдат.
Особо иронично в этой ситуации выглядела война на море. С одной стороны, и Англия, и Германия официально положили доктрину Мэхэна в основу своей военно-морской стратегии. Но потратив огромные средства на построение тяжеловооруженных линейных кораблей, они так и не осмелились свести их на поле битвы. Немецкий кайзер, в силу относительной слабости своего флота, не решился рискнуть своими любимыми игрушками, тем самым отдав контроль над морем британцам, что и послужило одной из причин поражения Второго Рейха в Первой мировой. Хотя развязанная немецкими подлодками неограниченная охота на корабли союзников доказала, что крейсерская война не способна радикально изменить ход событий. А с точки зрения самого Мэхэна, успешное блокирование вражеского флота в его же порту является успешным наступательным действием.
С другой стороны, выяснилось, что на суше немецкая армия успешно вращает британских союзников на пикельхеймах. Потому Лондону пришлось срочно собирать сначала добровольную, а потом и призывную армию. В результате Британская империя упала в яму, которую привыкла копать другим, будучи вынужденной содержать армию и флот одновременно. Вследствие чего, войдя в Первую мировую как мировой кредитор, она вышла мировым должником.
Так единственным победителем в ПМВ оказались США. Сказочно обогатившись на военных поставках, Америка вступила в войну на ее завершающей стадии. Став той соломинкой, которая сломала спину немецкому верблюду. Тем самым Вашингтон показал Лондону, что он правильно усвоил британскую науку.
Вторая мировая война стала повторением Первой, только в больших масштабах. Правда, Гитлер не стремился к обретению морской мощи, сосредоточившись на сухопутных завоеваниях, в чем немало преуспел. Это позволило англо-американским союзникам выступить в привычной морской роли, свалив основную тяжесть войны на СССР. Не вступая в большие сражения, они свили кольца Анаконды вокруг стратегически важных путей доставок сырья и переброски войск. Тем самым принудив к капитуляции немецкий контингент в Северной Африке, а потом, вторгшись в Италию в 1943 и Францию в 1944 году, сделали крах Третьего Рейха неизбежным. И все это на фоне непрекращающихся массовых авианалетов на немецкую промышленную инфраструктуру.
На противоположной стороне Евразии, в Японской империи, также жили убежденные мэхианцы. Обладая значительным линейным флотом, они смогли успешно реализовать рекомендации Мэхэна во время русско-японской войны 1904-1905 годов (Цусима). А позже попытались повторить этот трюк со США во время Второй мировой. На этот раз неудачно. Битва при Марианских островах была проиграна, что позволило американскому флоту захватить контроль над морем и сделало капитуляцию Японии вопросом времени.
Какой же урок мы можем вынести из событий обеих мировых войн, анализируя их сквозь призму концепций Альфреда Мэхэна? Очевидно, что морская мощь важна, но сама по себе победа над вражеским военным флотом или его блокада в портах не означает победу в войне. План Анаконда может быть сколь угодно хорошо реализован, но, в конечном итоге, армии придется высадиться на побережье и выковырять врага из его логова, что может оказаться легче сказать, чем сделать. Таким образом, если размышлять на геополитическом уровне, к морской мощи неизбежно должна прилагаться «континентальная шпага», готовая взять на себя тяжесть сухопутной войны.
Крайне маловероятно, что если бы Германия не была связана войной с Советским Союзом на суше, американо-британские союзники смогли бы с ней что-то сделать. Обратное также верно: сумев сосредоточить все свои силы на Восточном фронте, Третий Рейх имел все шансы, как минимум, не проиграть войну.
Аналогичная ситуация была и в Японии. Еще в 1937 году она приступила к завоеванию Китая, предполагая, что захват охваченной гражданской войной страны будет легкой прогулкой. Но легкая прогулка растянулась на 8 лет и стоила Китаю более 30 миллионов жизней, продолжившись вплоть до капитуляции Японии в 1945 году. Очевидно, что если бы японцы сосредоточились исключительно на завоевании Китая, они достигли бы успеха.
Так же, если бы они бросили все свои усилия на развитие флота, американо-японская война прошла бы для США намного тяжелее.
Таким образом, ключевым уроком, который мы можем вынести из обеих мировых войн, является то, что чистые государственные типы, будь-то сухопутный, как СССР, или морской, как США и Великобритания, являются более предпочтительными, чем «земноводные» государства, являющиеся живым воплощением поговорки «за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь».
Но давайте вернемся в XX век и посмотрим, как предложенные американским стратегом подходы преломились в кривом зеркале холодной войны.
В своих работах А. Мэхэн предвидел, что континентальная Европа однажды перестанет быть скоплением мировой мощи, и рассуждал о постевропейском будущем. С общемировой точки зрения, он полагал, что настанет момент, когда США и Британия окажутся втянутыми в противостояние с Российской империей и Китаем. Путем к победе в этом противостоянии он видел реализацию плана Анаконда применительно ко всей Евразии, предложив охватить ее кольцом морских баз.
Потому первая проба сил в холодной войне произошла в Азии. Сначала Сталин помог товарищу Мао сформировать миллионную армию китайских коммунистов, что позволило ему разгромить проамериканскую армию Чан Кайши и завершить объединение Китая в 1949 году. Потом в 1950-1953 годах произошла попытка расширить сферу влияния в Корее, завершившаяся кровавой ничьей в пользу США. После чего наступила стратегическая пауза на фоне резни между коммунистами и колониалистами во французском Индокитае, что, в конечном итоге, завершилось изгнанием французов и вторжением американцев. Ведь нельзя же оставить такой замечательно длинный и практически полностью находящийся на побережье Вьетнам в руках коммунистов, способных застроить его своими гадкими военно-морскими базами.
И если мы взглянем на карту Северо-Восточной Азии, то увидим, что побережье Китая охвачено кольцом американских протекторатов (Япония, Южная Корея, Тайвань) и в стратегически важном Малаккском проливе, который не попал на карту, находится Сингапур. Все эти страны американскими молитвами были превращены в богатые, быстро развивающиеся государства. Поскольку иначе существовал риск, что они могут пасть жертвами красной чумы изнутри.
Таким образом, в начале холодной войны коммунистический блок был активно наступающей стороной, стремительно расширяющей сферу влияния.
В 50-х годах геополитическое будущее казалось светлым и красным. Сложившийся советско-китайский союз создавал предпосылки для разделения труда в рамках коммунистического блока. СССР, обладающий огромной армией, мог отвечать за контроль над сушей, а Китай мог сосредоточить свои силы на развитии флота. Никаких проблем в том, чтобы китайская рабочая сила, под руководством советских инженеров, построила флот, равный американскому, создав возможность глобального коммунистического присутствия, не было.
До 1958 года. Когда произошла сверхсекретная, а позже знаменитая встреча у бассейна между Никитой Хрущёвым и Мао Цзэдуном. Два дня ведущие коммунистические лидеры возлежали у бассейна и киряли, обсуждая вопросы флота. Хрущёв хотел военно-морскую базу на территории КНР, которая могла бы стать пунктом дозаправки, техобслуживания и коммуникации для советских подлодок, и был готов предоставить китайским субмаринам базу на Баренцевом море в качестве ответной любезности. А Мао Цзэдун не хотел никаких иноземных баз на своей территории, но жаждал получить атомную бомбу и был согласен построить, с советской помощью, флот, полностью находящийся под его контролем. Они не нашли общий язык. Позже Мао напишет, что Никита Сергеевич плохо плавал, потому он решил, что толку с этого флота не будет. Да и после развенчания культа личности Сталина отношения между Пекином и Москвой стремительно ухудшались. Сначала последовали обвинения в ревизионизме, а потом и пограничные конфликты. Все это подорвало мощь коммунистического блока. Но СССР решил, что он может продолжить наступление на азиатском фронте без Китая, расширяя свою сферу влияния.
В конечном итоге просоветские вьетнамские коммунисты смогли изгнать американцев со своей земли, что ставило под угрозу контроль США над регионом и открывало возможность для дальнейшей коммунистической экспансии. Но тут Вашингтон сделал ход конем по голове. Если мы не можем завоевать регион — значит, мы должны его купить. Так начались маневры вокруг Китая, которые занесли имя Генри Киссинджера в анналы мировой дипломатии.
Американцы знали, что суть китайского менталитета выражается в изречении: «Кто приходит к нам со скромностью, того мы провожаем со щедростью». Потому первым делом они организовали визит в Китай команды игроков в настольный теннис, которые намеренно проиграли большинство матчей. После чего его посетил тогдашний президент США Никсон, а представители Пекина вытеснили недобитых тайваньских гоминдановцев из Совбеза ООН. Теперь дни коммунистического блока и СССР были сочтены. Особенно когда Китай стал на путь рыночных реформ, приняв предложение, которое ранее Вашингтон озвучил своим ключевым азиатским сателлитам. Падение цен на нефть окончательно добило Советский Союз, поставив его перед необходимостью начать термоядерный апокалипсис или развалиться под грузом экономических проблем.
Сейчас вопрос о том, были ли у советского руководства на руках козыри, способные переломить ситуацию, составляет лишь теоретический интерес.
Я полагаю, что все-таки они были. Если мы вспомним концепцию Макиндерра, которую я излагал в предыдущей статье, то он как раз и говорил, что «эра Колумба» (эпоха безусловного доминирования морской мощи) подходит к концу, поскольку железные дороги придают сухопутным армиям дополнительную мобильность.
Нужно понимать, что вся советская экономика и политическая надстройка были созданы с расчетом на тотальную войну, когда государство гонит на убой миллионы призывников. А холодная война вынуждала коммунистов демонстрировать культурное и экономическое превосходство, претендовать на которое советский режим в принципе не мог. При этом отсутствие морской силы не позволяло проецировать силу через море в Латинскую Америку и Африку.
СССР вполне мог бы начать завоевывать страны по периметру своих границ. Да, это означало признание того факта, что Советский Союз, в отличие от США, является региональной сверхдержавой, но с ОЧЕНЬ БОЛЬШИМ регионом. Таким образом, доблестные красноармейцы вполне могли бы вторгнуться в Иран, что усилило бы советские позиции на Ближнем Востоке и позволило бы контролировать цены на нефть. Или завоевать Северный Китай, используя китайскую рабочую силу для освоения Сибири. И лишь полностью исчерпав возможности сухопутного пути развития, СССР мог бы столкнуться с кризисом своей экономический и политической модели.
Всем вышесказанным я не хочу обесчестить интеллектуальные способности советского руководства. Вышеозначенные идеи — это подход кровожадного маньяка, они имеют смысл лишь в свете нашего знания о грядущем крахе СССР. И сами по себе они превратили бы Евразию 60-х и 70-х годов прошлого века в арену кровопролитных войн. При этом красная империя вполне могла бы столкнуться с проблемами сверхрасширения, истощения ресурсов и просто того, что, устав от такого беспредела, Вашингтон начал бы Третью мировую по своему графику, нанеся превентивный ядерный удар по СССР. В любом случае нет смысла плакать за сбежавшим молоком.
Сейчас мы видим, как ситуация 50-х годов прошлого века повторяется вновь. Китай, как растущая сверхдержава, активно занят усилением своей морской мощи, не забывая при этом, в рамках программы «Один пояс — один путь», создавать сеть железнодорожного сообщения, потенциально способную обессмыслить любую морскую блокаду, затеянную американцами и их союзниками. А все более четко прорисовывающийся союз с РФ гарантирует им надежный тыл и «континентальную шпагу» как минимум на просторах Восточной Европы.
Дополнительным плюсом является то, что, в отличие от коммунистов тех давних времен, нынешняя КНР не тянет с собой никакого идеологического багажа и не требует, чтобы ее союзники «отныне, теперь, повсеместно все начали жить по-другому». Это ставит сотрудничество с Китаем на здоровую прагматическую основу.
Все вышесказанное подчеркивает прозорливость контр-адмирала Мэхэна и показывает, что морская мощь будет еще долго играть ключевую роль в глобальных геополитических шахматах.
В следующей статье мы более детально рассмотрим геополитику суши, которую в первой половине XX века разрабатывали сумрачные тевтонские гении.
