В этом материале мы продолжим размышления, начатые в статьях «Украина на стыке империй» и «Украина «латиноамериканская». Как мы стали страной третьего мира». В работе, посвященной империям, мы показали, что нынешний мировой порядок по своей сути является имперским. То есть США как некий центр изымает ресурсы из подвластных ему «колоний» в свою пользу, давая им в обмен защиту и поддержку в экстремальных ситуациях. Таким образом, в масштабах планеты функционирует система непрямого правления, позволяющая Вашингтону контролировать формально независимые государства.
Поэтому возникли целые регионы нежизнеспособных государств, обреченных погибнуть без американского присутствия, гарантирующего стабильные правила игры и возможность глобальной торговли. К сожалению, в последнее время влияние США в мире стало стремительно сокращаться, что приводит к нарастанию международной нестабильности. Нужно понимать, что то, что сейчас происходит – это лишь начало конца. По мере уменьшения роли Америки на мировой арене вакуум власти на местах начнут заполнять региональные гегемоны, которые будут расти за счет своих более слабых соседей. Что мы уже видим в Крыму и на Донбассе.
В результате мы сможем наблюдать реванш государств прямого правления, анатомии которых и будет посвящена эта статья. Изначально нежизнеспособные государства, которым не хватит ресурсов для поддержания бюрократической инфраструктуры, неминуемо погибнут, а на их месте укрепятся новые великие державы.
В этой ситуации нам нужно обратить вспять процессы деградации нашей государственной структуры, начавшиеся в 1989 году с началом перестройки и продолжившиеся с обретением независимости. Для чего следует глубже понять социально-экономические процессы на территории нашей страны.
Поэтому здесь мы обратимся к «Украине латиноамериканской», где, опираясь на теорию зависимости, мы показали, что сырьевая экономика неминуемо приводит к формированию олигархии. Поскольку те, кто сумели захватить контроль над источником сырьевых богатств, начинают контролировать страну в целом, получая возможность зарабатывать деньги и игнорируя интересы общества. Единственное, что их действительно интересует – это стоимость их сырья в развитых странах. В результате общество раскалывается на две неравные части. Одна из них, привилегированная, завязана на доставке сырья и обслуживании правящей олигархии, а вторая прозябает в нищете и бесправии, практически пробавляясь натуральным хозяйством.
И здесь необходимо понимать, что когда мы говорим про экономику, политику, капитализм, феодализм, демократию, тоталитаризм, то прежде всего говорим про концепты, которые существуют далеко не в безвоздушном пространстве. Потому невозможно говорить про экономику и политику по отдельности. Поскольку «невидимой руки рынка», распределяющей блага с кармической неизбежностью и определяющей кто будет богат, а кто беден, не существует в природе. Суть любого общественного строя состоит в том, что он основан не только на добровольном соглашении, но и на принуждении. В конечном итоге труд черных рабов и российских крепостных активно монетизировался на капиталистических рынках Европы и Америки. Хотя это радикально противоречит либеральной идеологии свободного рынка.
Доминирование олигархии опирается не только на деньги и пропаганду, но и на принуждение. Так и аграрно-сырьевой статус нашей страны, как и международное разделение труда в целом, есть следствие не только экономических закономерностей, но и силового давления со стороны развитых стран. Если бы этого давления, равно как и вкусных пряников, со стороны первого мира не существовало, то очевидно, что многие государства попытались бы изменить свой статус в нынешней мировой системе. История XX века показывает, что когда страны Запада оказывались в экономическом кризисе, как в 70-х, или просто начинали бодро резать друг другу глотки, как в первую половину столетия в Европе, государства третьего мира, и тот же СССР, реагировали на это бурным экономическим ростом, стремясь занять более прочное место под солнцем. Таким образом, кризис мирового порядка – это не только катастрофа для украинской олигархии, но и период новых возможностей, позволяющий приступить к реальному укреплению нашего государства.
Причина, по которой я столь радикально разделил олигархию и государство, состоит в том, что лишь эффективно функционирующее правительство может изменить ситуацию в стране и преодолеть как сырьевой характер нашей экономики, так и порожденный ею политический расклад. Поэтому сейчас в Украине делается все возможное, чтобы дискредитировать бюрократические институты, которые могли бы потенциально посягнуть на всевластие олигархов, постоянно и навязчиво подчеркивая их неэффективность. И призывая к их окончательному демонтажу.
Все это подается под соусом демократизации и размышлений о том, что государство по своей природе неэффективно и служит орудием в руках олигархии. Вот избавимся мы от него, сплотимся всем своим гражданским обществом, преодолеем олигархов и заживем, как в раю.
Но проблема в том, что не преодолеем и не заживем. Во-первых, по той причине, что если бы наше гражданское общество что-то собой представляло, оно бы уже давным-давно прижало олигархию к ногтю. Во-вторых, исторических прецедентов, демонстрирующих победу гражданского общества над сырьевой олигархией путем демонтажа государства, нет в природе.
Вот потому нам и нужно разобраться в том, что такое государство и как оно работает. А для этого следует понять, в чем цель и смысл его существования.
Что такое государство?
Если вашей первой мыслью было предположение, что целью государства является счастье и процветание населения, вы ошибаетесь. Исторически государства создавались в горниле войн с единственной целью – аккумулировать ресурсы для противостояния внешним и внутренним врагам. Известный американский социолог и историк Чарльз Тилли прекрасно описал такое положение вещей. Он показал, что сильнейшее государство региона задает стандарт организованного насилия, вынуждая всех остальных участников геополитической гонки за лидерство ответить на него или лишиться суверенитета. Очевидно, что сейчас наиболее мощным государством региона является Россия. И либо Украина ответит на ее вызов, либо будет стерта с политической карты мира. Поэтому единственный вопрос, который должен нас интересовать, это каким образом нам следует перестроить жизнь нашего общества, чтобы минимизировать асимметрию в этом противостоянии. И далее: какое государство нам необходимо?
Для этого нам нужно понять, как устроено государство прямого правления.
Прежде всего мы обратимся к работе Мартина ван Кревельда «Расцвет и упадок государства». В ней он, следуя за Максом Вебером, определяет государство как корпорацию бюрократов (правительство), которая действует по рациональным правилам, тем самым получая возможность реализовывать долгосрочные общественные интересы и придавая государству субъектность. Поскольку монархи и прочие избранные народом шуты приходят и уходят, а чиновники остаются, продолжая вращать колесики государственного механизма.
По мнению ван Кревельда, государство – это европейское изобретение, возникшее на рубеже XIII–XIV веков на фоне преодоления феодальной раздробленности и развития капиталистических отношений. Что касается «государств» более раннего периода, то это были либо монархии, в которых «государства» фактически были частной собственностью «короля», либо общины, в которых власть была неотчуждённой от общества.
Такая схема власти часто была реализована в городах-государствах и племенных союзах, где вождь и прочие должностные лица зависели от народных сборов и могли лишиться власти, если люди выступали против них.
Мысли ван Кревельда дополняет статья «Дух государства: генезис и структура бюрократического поля» французского социолога Пьера Бурдьё, который прежде всего известен своими исследованиями по культурным корням неравенства и формирования иерархии. Его глубоко интересовало, почему люди добровольно и более или менее осознанно подчиняются воле государства. Конечно, можно было бы все списать на способность государства к организованному насилию. Но изначально зарождающимся европейским правительствам противостояли многочисленные конкуренты на этом поприще, начиная с банальных банд и заканчивая многотысячными частными феодальными армиями. Тем не менее рядовые граждане в своей массе «голосовали» за крепкую центральную власть.
Бурдьё объяснял конкурентное преимущество бюрократического правительства «принципом беспристрастности». По его мнению, государство как организация базируется на процедурной эффективности. То есть от рядового чиновника не требуется каких-то сверхчеловеческих качеств, глубокого чувства долга или патриотизма. Он просто должен следовать безличным правилам и не допускать от них отклонений. Таким образом, гражданин, оказавшись в ситуации конфликта юрисдикций между государством и местным криминальным авторитетом или феодалом (который тот же криминальный авторитет, только «в законе»), был склонен выбирать государство. Поскольку его законы четко прописаны и беспристрастны, в отличие от представителей местных элит, преследующих исключительно свои интересы.
Потому становление и развитие государства на внутренней арене всегда происходило на фоне борьбы между соблюдением процедуры и коррупцией, которая позволяла повернуть закон, как дышло. Практически это было противостояние между прямой и непрямой системой правления, о которой мы столь подробно писали в предыдущей статье. Либо государство строит рациональную бюрократическую инфраструктуру, изымающую у населения ресурсы напрямую, либо отдает реализацию власти на откуп местным элитам, которые передают в центр лишь часть собранных ими налогов и преследуют в основном свои, а не государственные цели.
Конечно, когда мы говорим о прямой и непрямой системе правления, нужно понимать, что в любом государстве эти системы пересекаются. Всегда есть местные элиты, которые благодаря связям и взяткам оказывают влияние на ход дел, и почти всегда есть чиновники, которые просто делают свою работу. Осталось определить, в чем именно состоит эта работа.
Поскольку мы начали с того, что государство создано для войны, как птица для полета, то изначально его задача состоит в том, чтобы собрать налоги и вооружить на них армию. Именно этот простой тезис и находится в основе военно-фискальной теории государства. Но проблема в том, что собрать налоги не так уж и просто. Всегда есть конкуренты на этом поприще, а граждане зачастую не стремятся эти налоги платить. В результате возникает ситуация, когда правительство становится критически зависимым от уровня своей информированности. Ведь чтобы править, надо знать, кем ты правишь, и что у этих людей находится в загашниках. Нет знания – нет правления.
Опять-таки государство, ограничивающее себя лишь налогами, рискует обнаружить, что проигрывает конкурентам, которые чинят дороги, создают медицинскую и образовательную системы, занимаются рациональным градостроительством и т. д., и т. п. Так война между государствами создает цивилизацию из ничего, а ее отсутствие порождает нищету и примитивность.
И тут на сцену выходит побочный эффект функционирования государственного механизма, который меняет все, а именно – национализм. В «дикой природе» люди не были склонны идентифицировать себя с государством или этническим сообществом, поскольку они непосредственно взаимодействовали только со своей общиной и профессиональной корпорацией. При контакте с людьми, не входящими в этот узкий круг, ключевая роль принадлежала религии, позволяющей отделить условно своих от совсем уж чужаков.
В процессе становления современного государства, развития городской экономики и устранения сословных границ общество стало на путь радикальных изменений. Распад локальных общин привел к повышению роли личности в социуме, но лишил людей возможности отождествлять себя с конкретным сообществом. А ведь очень трудно жить на свете одному.
Потому местечковые идентичности начал вытеснять национализм, который прежде всего вылился в солидарность с людьми, которые живут в одном с тобой государстве, говорят на одном языке и просто выглядят, как ты. Но нужно понимать, что в основе национализма лежит не совместная культура, национализм – это механизм конкуренции. Вместе мы сила, вместе мы можем дать результат. Не случайно само понятие нацииг как сообщества людей равных в правах возникло у средневековых студентов и купцов, которые, будучи наиболее мобильными слоями населения, более всего нуждались в защите и поддержке против притеснений.
И когда в конце XVIII века началась эпоха массового национализма, европейские, а впоследствии не только европейские государства оказались расколоты на множество конкурирующих национализмов. Теперь каждая группа и группочка стала облекать свои претензии к конкурентам в обертку националистической риторики. Что вынуждало правительство отступить от роли пассивного наблюдателя и активно вовлечься в процесс формирования нации.
Теперь государство всей мощью своего бюрократического аппарата становилось на сторону наиболее распространённого национализма на своей территории и начинало давить его конкурентов. Навязывая общую для всей страны культуру через такие институты вторичной социализации, как армия и школа. И добиваясь того, чтобы тот, кто не смог изучить государственный язык, не мог полноценно функционировать в обществе. Все это в результате приводило к гомогенизации населения.
Конечно, этот процесс требовал времени, массовой призывной армии и глубокого проникновения государственных институций во все сферы общественной жизни. Так, французам потребовалось более чем столетие, чтобы все население их страны начало говорить на одном языке. А завершающую точку в этом процессе поставила только Первая мировая, во время которой все мужское население Франции сидело в окопах на протяжении 4 лет.
Опять-таки, как показывает практика, национализм, даже выйдя на государственный уровень, остается механизмом конкуренции. Только теперь он намертво связан с государством, которое должно обеспечить нации процветание и сохранение.
И здесь нам следует ввести новый концепт, а именно понятие имперской нации. Им оперирует российский исследовать национализма и империй Алексей Миллер, обратив внимание, что построение полноценной государственной инфраструктуры в Европе было бы вряд ли возможным, если бы не многочисленные колониальные владения европейских держав. Контроль над колониями был дополнительной консолидирующей силой для западноевропейских государств. Поскольку если бы «провансальский», «каталонский» или «валлийский» национализм настолько потерялся в этой сложной жизни, что решил создать свое отдельное государство, то он сразу бы лишился доступа к заморской колониальной кормушке.
Тем временем в Центральной и Восточной Европе ситуация была сложнее. Местные сухопутные империи не могли возложить финансирование своей бюрократии на спины заморских народов и не имели на своей стороне столь мощного консолидирующего фактора, как общие рабы. Таким образом, границу между колониями и метрополией приходилось чертить внутри государства, поскольку консолидировать все население империи в единую нацию оказалось технически невозможно. В результате, с одной стороны, оказывалась имперская нация, которая становилась стержневым народом империи, а с другой стороны, формировались многочисленные колониальные национализмы, выступающие против нее и стремящиеся заполучить свою государственность. Такая ситуация неминуемо вела либо к краху государственности, как произошло с Османской и Австро-Венгерской империями, либо к переходу на рельсы национального государства, как в случае с Германией и СССР. Но дело в том, что колонии, в прямом или слегка закамуфлированном смысле, для национального государства все равно крайне желательны, что и вылилось в завоевательный поход на восток у Третьего Рейха и холодную войну между Советским Союзом и США за контроль над миром во второй половине XX века.
Таким образом, национализм есть не фундамент государства, а следствие его успешного функционирования. И важное преимущество, с военной точки зрения, позволяющее ставить под ружье миллионы призывников в случае, если отечество в опасности.
Теперь, когда мы разобрались с азами бюрократической механики, нам нужно приложить приобретенную нами линейку к современной Украине, чтобы понять, насколько готов «к труду и обороне» наш государственный организм.
И здесь начинается печальная часть нашей истории. Поскольку весь период независимости сопровождался проеданием не только инфраструктурного, но и институционального запаса прочности, заложенного в нашем обществе при СССР. Как мы уже говорили в предыдущих статьях, СССР был национальным государством прямого правления. И вся его история – это попытка слезть с аграрно-сырьевой иглы.
На осколках былого величия
Как история СССР – это история подвигов и репрессий, так история Украины – это история позора и пустой болтовни. Последние 26 лет мы судорожно стремились к демократии, шарахаясь от авторитаризма. Запутавшись в бесконечном повторении убогих мантр о национализме и евровыборе, мы очутились в состоянии фрагментированной тирании.
Это редко используемое в нашей политике словосочетание. Ведь оно апеллирует не к ценностям или желаниям отдельных социальных слоев, а описывает фактическое положение дел в стране. И начав его использовать, мы будем вынуждены отказаться от заезженных завываний о демократии, перейдя к серьезным размышлениям об актуальном положении вещей.
Фрагментированная тирания – это типичное для большинства развивающихся стран состояние, связанное с общей неразвитостью бюрократической инфраструктуры и ее коррумпированностью. Как уже говорилось выше, способность правительства реально управлять страной напрямую связана со степенью его информированности о происходящем в ней. Но это невозможно без целой армии чиновников, для содержания которой необходима развитая экономика. Очевидно, что в сырьевых олигархиях вроде нашей денег на такие «излишества», как содержание бюрократии, нет в природе.
И более того, государственные структуры являются средством выкачивания ресурсов в пользу привилегированных слоев.
И здесь мы наблюдаем замкнутый круг: недостаточное количество чиновников вынуждает столицу передать власть на местах в руки локальных элит, тем самым институализируя коррупцию и фактически отказываясь от управления собственной страной. Это приводит к стагнации и упадку экономики, в результате нет средств, чтобы платить чиновникам нормальные зарплаты. Таким образом, государство деградирует до уровня, в лучшем случае, XVIII века.
Когда правительство фактически не способно контролировать свое население и понимать его нужды, единственное, что ему остается, это, с одной стороны, править страхом, поскольку вся государственная система настолько коррумпирована, что иначе ничего не добиться. То есть, если надо построить дорогу, президент вызывает к себе премьера и сообщает, что если дороги не будет, его расстреляют, премьер имеет такой же разговор с губернаторами, те доносят новость о массовых казнях местным чиновникам, а уж те проводят пояснительные беседы с прорабам, о том чьи трупы будут вылавливать со дна реки, если кто-то начнет тырить со стройки щебенку. Так формируется тирания.
А, с другой стороны, не править вообще. Так возникают серые зоны, над которыми государство не имеет власти и в которых происходят процессы спонтанной самоорганизации населения. Только эта самоорганизация не имеет никакого отношения к либеральным фантазиям о взаимовыгодном сотрудничестве ради лучшего будущего. В таких нишах начинают расцветать бандитизм, сепаратизм, терроризм и прочие худшие проявления человеческой природы. Бороться с этим правительство может лишь систематическими карательными акциями, которые все равно ни к чему не ведут.
Поскольку на место каждого убитого бандита или сепаратиста придет еще один такой же. И если посмотреть на ту же Мексику, где война между наркокартелями и правительством тянется десятилетиями, а счет погибших идет на сотни тысяч, сепаратизм – это еще потенциально не самое страшное, что нас может ожидать. Янтарная республика – это ж ведь баловство одно. А вот если у нас появятся героиновые монархии, то БТРы Нацгвардии, решившие заглянуть на огонек без приглашения, будут гореть, как спички.
В силу такой фрагментации социума в стране не может сформироваться общегосударственный национализм, а государство не может эффективно утвердить свою монополию на насилие. И вынуждено довольствоваться ролью самой крупной банды.
Такая государственная структура просто не имеет ресурсов для того, чтобы поддержать не то что демократию, а даже эффективный тоталитаризм, вроде советского или северокорейского. Потому мерять ее стандартами. первого мира, в принципе, бессмысленно.
В конечном итоге европейская демократия зародилась из попытки упорядочить налогообложение. Английская революция XVII века стала ответом на попытку Карла I поднять налоги, равно как и Американская и Французская революции XVIII века стали ответом на повышение налогов. И суть этих революций намного лучше выражает фраза «Нет налогов – без представительства», чем «Свобода, Равенство, Братство». Но сырьевой олигархии не нужно собирать налоги, чтобы содержать себя. Она живет за счет продажи сырья за рубеж. А все основные опасности для нее связаны не с внешней военной угрозой, а с необходимостью держать в узде собственное население.
Очевидно, что все вышесказанное прямо относится к Украине. И на протяжении всей нашей независимости мы шаг за шагом дрейфуем в сторону все более фрагментированной тирании. Как ни парадоксально это сейчас звучит, но наиболее вменяемым и цивилизованным правителем у нас был Кучма. Не потому, что он был демократичен или особо компетентен, а потому, что после СССР ему достался относительно дисциплинированный бюрократический аппарат и не склонный к бунтам народ. Поэтому его президентство и являлось тем окном возможностей, когда что-то еще можно было изменить. Дальше было только хуже.
Ющенко не оправдал возложенных на него ожиданий, довольствуясь ролью британской королевы. Его правление заложило фундамент той социально-политической конфигурации, которая привела нашу страну в ее нынешнее катастрофическое состояние. Янукович получил в подарок от «папередника» сырьевую экономику и разделенную изнутри страну. Именно с Федорыча и можно считать дни, когда наша страна начала сползать во фрагментированную тиранию. Он был первым диктатором, который хотел править, но технически не смог это сделать. До тех пор, пока он просто стриг баранов, простите, рядовых граждан, все было прекрасно, но как только он попытался набросить хоть какую-то узду на олигархические кланы, отлучив некоторые из них от кормушки, все сразу стало резко сложнее. Так мы с ним и попрощались.
Порошенко просто продолжил путь вниз, но в намного более угрюмых декорациях. Если Янукович правил страной, экспортирующей сталь, то ПАП стал президентом аграрной сверхдержавы. В переводе на человеческий — банановой республики, которая более не способна поддерживать морально устаревшую, но надежную советскую государственную машину. Это неминуемо вынуждает нашего президента отдавать власть на места и делать ставку на силовиков.
Но проблема в том, что аграрная экономика не может себе позволить достаточно крупную и боеспособную армию. Особенно тогда, когда местные элиты почувствуют вкус денег и начнут пререкаться с Киевом по поводу налогов.
Но это все технические детали. Как показывает практика, диктаторы в фрагментированных тираниях могут править долго и счастливо, воспринимая свою страну как личную собственность, пока цены на сырье достаточно высоки. Главное – не задевать интересы олигархического класса и убивать всех, кто покусится на сложившееся положение вещей.
В случае с Украиной достаточно было просто получить безвиз, чтобы все, кто достаточно молод и недоволен сложившимся положением вещей, могли эмигрировать в ЕС. Эксцессы, конечно, возможны, но от перестановки слагаемых сумма не меняется. И потому, даже если конкретный Петр попрощается со своим креслом, это не изменит экономику Украины, а его преемник будет делать то же самое, что нынешний президент.
Ключевая проблема нынешней ситуации в том, что наши «потешные войска» не способны противостоять российской армии, а упадок государственной инфраструктуры неминуемо ведет к деструкции национальной идентичности. Фактически РФ с МВФ в 4 руки запустили процесс фрагментации нашего государства. Поэтому, когда через несколько лет на территорию Украины войдут российские танки, их встретят с облегчением, как носителей плохого, но порядка. В конечном итоге лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Что делать?
У читателя может возникнуть вопрос, действительно ли все так безнадежно. Возможно, есть какой-то «ход конем по голове», который мог бы радикально изменить ситуацию? Такой ход, конечно, существует, но им никто не воспользуется.
Чарльз Тилли, которого мы уже многократно упоминали в этом цикле, в своей работе «Принуждение, капитал и европейские государства. 990-1992» писал, что европейская история Нового времени знает три типа государственных систем. Первая основана на концентрации капитала и характерна для городов-государств вроде Венеции. Вторая – на принуждении, ее используют в крупных аграрных империях вроде Российской. Вся история таких образований укладывается в знаменитую фразу «Денег нет, но вы держитесь». Денег, конечно, нет, но есть куча крестьян, которых можно заставить работать по схеме: исполни государевы повинности или умри. В эту схему укладывается вся история нашего региона вплоть до второй половины прошлого века.
Европа же пошла третьим путем. Зарождающиеся западноевропейские государства имели в своем распоряжении как вполне приличные финансовые ресурсы, так и достаточное количество подданных, которых можно было принудить к общественным работам. В результате исполнительная вертикаль должна была искать компромиссы с населением по поводу налогообложения и прочих жизненно важных вопросов. Так из налогов зародилась демократия.
Очевидно, что в Украине с деньгами напряженка. Точнее, в достаточно больших количествах они есть только у олигархов и их шестерок, а добровольно они их не отдадут. А даже если и отдадут, этих денег все равно ни на что не хватит.
Потому единственный способ взять ситуацию под контроль – это отменить демократию и воспользоваться опытом сталинского СССР. Не в смысле «давайте устроим Голодомор» — олигархия вполне справляется с геноцидом населения без коллективизации и «перегибов на местах». Я говорю о том, что единственный способ решить проблему дефицита финансовых средств – это массовая принудительная мобилизация населения и перевод экономики на военные рельсы.
Но для реализации этого сценария нужна не сознательность, а соответствующая инфраструктура, органы надзора и контроля, гарантирующие, что приказы будут исполняться, а коррупция будет пресечена на корню. Только так можно преодолеть состояние фрагментированной тирании, в которое погружается наше государство. Хотя, конечно, с таким подходом без жертв не обойтись. Фактически история сталинского террора – это не столько летопись безумия одного человека, а печальная необходимость держать исполнительную вертикаль в повиновении и бодрить сознательность населения массовыми расстрелами. Тут нас будет ждать та же история.
Ключевая проблема, которую я тут вижу, состоит в том, что наше государство нужно не только милитаризировать, но и «демографизировать» (не знаю, есть ли такое слово). Нужно создать условия, позволяющие вырастить достаточное количество детей, чтобы восстановить численность популяции. Поскольку, если мы не будем успешно и много размножаться, нет никаких причин удерживать нашу государственность. И нынешнее поколение украинцев рискует стать если не последним, то предпоследним.
К сожалению, мы живем во времена, когда просто родить ребенка и отправить его работать в поля уже недостаточно. Ему нужен доступ к медицинской помощи и витаминам, детский садик с развивающими играми, а потом школа, где его научат полезным вещам. И это еще не конец. Ведь он должен получить профессию, а значит, пойти в университет или ПТУ. Учитывая сложное геополитическое положение нашего государства, на всех уровнях образовательной системы его должны действительно учить, а не создавать видимость, как сейчас. А это все ресурсы.
И чтобы не вырастить поколение эмоциональных инвалидов, нужно гарантировать, что рядом с ними в период их становления будут присутствовать родители. Причем не только присутствовать, но и активно участвовать в жизни своих малолетних чад, а не валяться в слабо вменяемом состоянии после 90-часовой рабочей недели, трясясь от ужаса, что особист может расстрелять их за невосторженный образ мыслей по поводу режима.
Таким образом, построение успешного и долгоживущего тоталитаризма на территории Украины является крайне сложной и нетривиальной задачей, требующей совмещения целого ряда взаимоисключающих пунктов. Но, как мы все прекрасно понимаем, заниматься этим никто не будет.
В свое время на меня произвела глубокое впечатление книга британского историка Майкла Гранта «Крушение Римской империи». Это далеко не самая сильная и подробная книга о крахе античной цивилизации. Но в ней автор хорошо показал, что на последних этапах своего существования Римская империя не была нужна ровным счетом никому. Ни аристократии, ни армии, ни горожанам, ни крестьянам… Потому она умерла во сне.
Ту же логику легко можно приложить и к нашему государству. Фактически, по состоянию на сегодня, единственная социальная группа, которая имеет прямую и неоспоримую выгоду от существования нашей Родины – это олигархи. Но заинтересованы они в том, чтобы Украина была именно такой, как сейчас. Поскольку нынешний расклад позволяет им безнаказанно использовать сырьевые богатства нашей страны для собственного обогащения. Им абсолютно без разницы, исчезнет наша страна или просто радикально изменится. В обоих случаях они потеряют свою доминирующую позицию в обществе, а значит, потеряют все.
Что касается остальных слоев населения, то средний класс будет плыть в фарватере своих старших олигархических братьев, поскольку копать траншеи за еду им не улыбается. А широким народным массам намного легче свалить на заработки в ЕС, чем гибнуть на фронте или отдавать все для победы в тылу. Так что все готовы выступать за независимую Украину на словах, но радикальных движений никто делать не будет.
Потому сейчас на украинской политической арене представлено три лица государственной измены: пророссийские сепаратисты, проевропейские предатели и этнолингвистические националисты. Сепаратисты, как мы знаем, откровенно хотят в Россию и на общем фоне выглядят наиболее вменяемой фракцией, поскольку действительно имеют все шансы туда попасть. Другое дело, что РФ, в которую они придут, будет конкретно смахивать на концлагерь размером со страну, а не нынешнее царство просвещенного абсолютизма. Но это другая история.
«Европейцы» не хотят нынешнюю Украину. Они хотят в Европу или чтобы им сделали, как в Европе. С одной стороны, жители Печерска и царских сел, разбросанных по всей Украине, создали себе вполне цивилизованные европейское гетто, копирующие жизнь, как в лучших домах Парижа и Лондона. С другой стороны, после получения безвиза многие поняли, что в ЕС можно вступать на индивидуальной основе, оставив родную гадючню позади. Недавно глава МЗС заявил, что со времен подписания безвиза более миллиона граждан покинуло Украину, и цифра эта увеличивается на 100 тысяч человек ежемесячно. С этой точки зрения, наши солдаты сражаются на Донбассе, прикрывая их Великий исход на Запад.
Ну и последняя, но наиболее уродливая фракция – это этнолингвистические националисты, постепенно обрастающие боевыми отрядами и связями с олигархией. Эти ребята не являются носителями общеукраинского гражданского национализма и тоже не хотят нынешнее государство. Это отдельный украиноязычный национализм, поднявший на щит язык и пытающийся конкурировать с русскоязычным населением Украины, которое не может им достойно ответить. Поскольку, если в стране начнется новый виток гражданской войны, Россия сожрет нас буквально сегодня, а не на «следующей неделе». Вот так вот у нас все безблагодатно.
