...Вообще-то эта книга состоит из двух томов, и второй мы еще рассмотрим, поскольку первый заслуживает нашего пристального внимания. Почему именно «нашего» (а не, допустим, антилопьего), вы и сами поймете, а тем временем первый фолиант «посвящен тем, кто внес вклад в формирование нашего вида задолго до того, как мы встали на ноги, расправили плечи и отрастили мозг». Иногда, если сильно напрячься, это занимательное чтиво напомнит нам наши любимые рассуждения о бытовом фашизме со стороны человека — мол, отчего он, а не, скажем, муравьи или секвойя — венец творенья, царь природы и вообще первейший из первых? Кто дал ему это право? Правильно, сам пришел и взял, а вся его семья и другие звери, кроме кошки, гуляющей сама по себе, решили, что все они будут друзьями их врага. Да, еще ученые, конечно же, поддержали.
«Человек интересен сам себе, — грустно констатируют в самом начале «Достающего звена» Станислава Дробышевского (М.: Corpus), — следуя незабвенному завету К. Линнея, он усиленно изучает именно себя любимого. Да и странно было бы, если бы основатель систематики глубокомысленно изрек: «Человек, познай выхухоль!» или «Человек, познай пеночку-теньковку!».
С другой стороны, без особого напряга сами названия глав этой эволюционной саги напоминают старую добрую «Алису в Зазеркалье» (поскольку с приходом Дарвина все «чудеса» закончились). «Часть седьмая, немножко хулиганская, продолжающая линию части шестой, рассказывающая об изобилии вершин, о том, почему руконожка прогрессивней долгопята, долгопят — гориллы, а горилла — руконожки». Отсюда мораль: никогда нельзя быть уверенным, как утверждает сам же автор, что эту книгу написал он, ведущий антрополог и специалист, а не уже упоминавшаяся нами блоха инженера Куна или австралопитек.
Кстати, о Дарвине, развеявшем мифы и избавившем человечество от чудес. Начиная с первой публикации его книги «Происхождение видов путем естественного отбора» (в которой ничего прямо не говорилось об эволюции человека), среди естествоиспытателей пошли споры о «недостающем звене» — промежуточной форме между обезьяной и человеком. Да что там обезьяны! В разделе «Этапы прогресса» этой книги, например, всерьез задаются вопросом о том, «чем мы отличаемся от ежей». Оказывается, немногим, а если не нравится, то можно и не читать, что, впрочем, предусмотрено автором. У него есть Часть пятая, и она вообще «многим покажется не имеющей отношения к человеку, так как в ней говорится о ежах и слонах, прыгунчиках и китах, о том, почему они не стали людьми, но исподволь подводящая Уважаемого Читателя к мысли, почему книгу читает он, а не муравьед».
А еще в джунглях популярной науки, оказывается, существует справедливость. «Ореопитек в руках ученых, или Ученые в лапах ореопитека» — предлагают нам еще и такую главку о победе над фашизмом. И даже более того, рассматривается жизнь после его смерти. Целый раздел этой справедливейшей из всех Больших советских энциклопедий книги посвящен альтернативной жизни, и без каких-либо научных советов и прочих академических средств рассматривается «мир глазами руконожки», «мир глазами шерстокрыла», «мир глазами долгопята», «мир глазами мандрила», «мир глазами гориллы». Последняя глава оставляет вопрос открытым, поскольку гласит: «Мир глазами...», и речь в ней, как сами понимаете, не о нас. О нас в другом месте, там, где «почему Читатель — не Пуп Земли» говорится. И разговор этот, кажется, довольно серьезный.
В следующей книге уже легче, здесь место человека в новом мире «специалисты видят по-разному», хотя эта «разность» оказывается из одного крана. Дело в том, что «Homo roboticus?» Джона Маркоффа (М.: Альпина нон-фикшн) — о людях и машинах в поисках взаимопонимания — на самом деле, о двойственности и парадоксальности всего лишь механического мира, а не вселенной синтетического счастья. Не говоря уже о пеночке-теньковке и, само собой, муравьеде. Эти самые разработчики будущего не особо балуют нас выбором неживых форм жизни, которые «то расширяют возможности человека, то заменяют людей с помощью создаваемых систем».
Раньше, если помните, было проще, об этом еще классики постмодернизма писали. Если с простым человеком особо не церемонились в эволюционном смысле («дал ему по яйцам, он и с катушек», как писал автор «Розанового сада»), то с роботами не забалуешь. И зря отвесила пощечину героиня одного из популярных фильмов на основе сериала «Менты», когда один из персонажей, вышедший из этого самого сериала, на вопрос после коитуса о том, «кто же мы теперь, Андрей, — друзья, супруги, любовники?» ответил: «Партнеры». Поскольку без всяких эротических прелюдий вопрос о роли роботов в книге ставится прямо: «Хозяева, слуги или партнеры?».
А ведь начиналось все так буднично, по-соседски, совсем не страшно, и шагающая сумка для гольфа еще не пугала автора книги, живущего в глухом селе, ставшего впоследствии Кремниевой долиной. И точно так же, как всегда находится крайний, виноватый то ли в свержении монархии в Сенегале, то ли в отравлении газами под Ипром, в нашем случае имена двух первопроходцев в аду будущего известны науке. Их лаборатории располагались недалеко от университета, в котором они работали. В 1964 году математик и специалист по информатике Джон Маккарти, придумавший термин «искусственный интеллект», начал разрабатывать технологии для воссоздания человеческих способностей. В это же время по другую сторону от университета Дуглас Энгельбарт, мечтавший усовершенствовать мир, считал, что компьютеры следует использовать для «усиления» или расширения способностей человека, а не для его копирования или замены. То есть один исследователь пытался заменить человека умными машинами, а другой стремился расширить возможности человека.
Догадайтесь с первого раза, кто победил. Правильно, никто, поскольку в случае положительного ответа не было бы этой книги, автор которой «показывает все подходы ученых, инженеров и программистов к решению вопросов углубления взаимосвязи человека и машины».
Итак, пусть цветут все цветы. Хотя на клумбе, опять-таки, лишь чудаки-соседи. Ну или их дети из двух групп современной науки о роботах. «Одна группа создает мощные машины, которые позволяют людям выполнять то, что ранее казалось немыслимым, вроде роботов для исследования космоса, — сообщают нам, — а другая пытается заменить людей машинами, как это делают создатели искусственного интеллекта, позволяющего роботам выполнять работу врачей и адвокатов».
Партнеры, говорите? Да нет, человек даже у Оруэлла в «1984», переживая тотальный надзор государства, боролся с конкретными властителями дум, ограничивавшими свободу мысли и самовыражения, а теперь? Сегодня, пока мы радуемся тому, что ничего уже запретить почти невозможно (поскольку Интернет, миллион каналов и т. д.), все чаще умные машины принимают решения за нас.
И, наверное, неудивительно, что тешит душу следующая книжка нашего обзора, а именно — «Летающие жирафы, мамонты-блондины, карликовые коровы...» Андрея Журавлёва (М.: Ломоносовъ). Здесь фантазия автора почище, чем в апологии фашизма у доставшего уже всех звена Дробышевского, о котором рассказывалось выше. И было таких книг у нашего автора целых две, а это третья — о биосфере. (Ну и еще о палеонтологии). И дышится в ней привольно, поскольку все живое, и необязательно это один лишь человек. Он тут вообще мало что значит, ведь последние 3,5 миллиарда лет не он усердно работал над Землей, меняя климат планеты с парникового на ледниковый и обратно. И пускай с каждым разом возникали все новые существа, и порождением последней ледниковой эпохи стали мамонты и кактусы, человек — далеко не первый и не последний в нескончаемой череде превращающихся друг в друга организмов. И вообще, чуть ли не впервые человек тут ни при чем, а его роботы и вовсе еще не просятся ни в супруги, ни в любовники, ни в партнеры. Даже его хваленое зрение, эта самая «зеница ока», благодаря которой человек получает 90% информации, оказывается так себе ценностью. Да, мы видим мир в цвете, и наше цветовое восприятие с важностью называем трихроматическим, но если сравнить его с красочными ощущениями многих животных, то такой хроматизм, как уточняет автор, скорее происходит от слова «хромать». А все почему?
Раньше, когда человек еще не выдвигал свою кандидатуру на царя природы и повсюду резвились зверозубые ящеры, остальные мелкие зверьки с луками и стрелами предпочитали пересидеть пару-тройку жизней в тени. Кому-то гамма Айвазовского и Васнецова вообще была ни к чему, и краски мира попросту поблекли во тьме пещер и во глубине всяческих эволюционных руд. И пускай киты и тюлени, освоившие водную стихию, полностью лишились цветового восприятия, калейдоскопическая дурь человека под названием «видение природы» была не лучше. Тот же воробей на самом деле ничуть не бледнее павлина, а кажется он нам серым из-за особенностей нашего восприятия. А у некоторых бабочек, между прочим, есть дополнительные глазки на пенисе, и они ими видят, а у нас, бывает, достанут из кармана воблу в «туалетном» анекдоте, и туда же: «Писать будем или глазки строить?».
И дело даже не в пьяном, прищурившем глаз на природу. Еще неизвестно, какого мнения о нас рыбы, а вот пчелы, например, воспринимают реальность в тысячу раз ярче. А мы? Увидеть мир в подлинных пчелиных красках нам, оказывается, мешает хрусталик, не пропускающий ультрафиолетовые лучи. И пускай даже французский художник Клод Моне, которому удалили вместе с катарактой хрусталик правого глаза, мог видеть этим глазом ультрафиолет, единого мнения в этой «рыбьей» истории, как известно, нет. Говорят, свои парные пейзажи, удивительно различные по сочетанию красок, он писал при разном освещении. А может, как в анекдоте, прикрывал по очереди один глаз?..
