...Как известно, медицинский термин из трех букв (омоним речного жителя, а не то, о чем все подумали), житель Африки и вообще целый кроссворд стыдных названий давно уже не принят в приличном американском обществе. И все-таки в книге «На заре человечества» Николаса Уэйда (М.: Альпина нон-фикшн) экс зам. главреда «Nature», научного редактора «New York Times» и вообще смелого человека, все возможные приличия науки ради отброшены. И ругательное для той же науки слово «раса» (не белорусский «омоним») вынесено даже в название одной из глав.
И была бы это в самом деле белорусская «раса», по которой из далекой Африки пришли к нам ее «плавильщики» — наши предки 70 000 лет назад, так нет же, речь идет о генетике и прочем медицинском «фашизме». Ведь «Плавильщики расы», если уж быть точным в названиях из одной «белорусской» книги — это на самом деле о чем? Вот именно, без главреда не разберешься.
Точно так же в книге Уэйда, где задействованы самые последние данные палеоантропологии, археологии, сравнительно-исторического языкознания, приматологии, социальной антропологии и эволюционной биологии. Все эти данные опираются на новейшие генетические исследования, которые с 2003 года (когда было закончено определение последовательности ДНК в человеческом геноме) открыли огромнейший архив данных о человеческой эволюции. Там еще о связи неандертальца с жителями Европы, Костромы и Забайкалья, о том, что с обезьяной у нас совпадает 99% процентов геномов, и о том, зачем человеку язык. Опять-таки не в прямом смысле.
Или все-таки скажем прямо — секс. И если Дарвин осторожно полагал, что половой отбор, то есть выбор мужчинами и женщинами партнёров определённого типа, а также соперничество между мужчинами, может быть серьёзным фактором селекции с относительно своеобразными законами в каждой отдельной популяции, то автор книги ни в какие «языковые» игры типа «на траве — роса» не играет. И «раса» у него — вполне удобный генетический инструмент.
Да, и еще о «белорусских» параллелях. «США часто называют плавильным котлом рас, однако уровень смешения здесь ниже, чем можно было бы ожидать, — уточняет автор. — По данным переписи населения 2000 г., американские браки не вполне стихийны. Правилом остаётся расовая эндогамия (браки с представителями своей расы): 97,6% опрошенных причисляют себя к какой-то одной расе, и лишь 2,4% заявили, что принадлежат к более чем одной расе (предположительно дети родителей, принадлежащих к разным расам). Около 75% американцев считают себя белыми, то есть европеоидами, 12,3% назвались чёрными или афроамериканцами, 3,6% — азиатами, 1% — коренными американцами и 5,5% — другими расами».
На самом же деле подобное генетически-географическое своеобразие, отраженное в генеалогических схемах, выстроенных на основе митохондриальной ДНК и Y-хромосомы, хоть и глубоко научно, но абсолютно безжизненно. Поскольку хоть и стала универсальной среди европейцев новая версия о том, что бледная кожа всегда несла «какое-то ошеломительное преимущество в аспекте здоровья, сексуальной привлекательности или того и другого», а что на самом деле? Точнее, кого выбирали в любовники прабабушки бледных невест, рожавших в третьем колене темнокожих младенцев? «Наш!» — воскликнуть о таком могли только в образцово-показательном фильме «Стиляги», а не в научно-популярной книжке американского автора.
Почти то же самое — в занимательном исследовании «Закон „джунглей“. В поисках формулы жизни» Шона Кэрролла (СПб.: Питер), американского биолога и ведущего специалиста в области эво-дево. В самом начале нам рассказывают о том, как знания законов функционирования человеческого тела стимулировали появление лекарств, подводя к мысли, что настало время использовать законы джунглей, чтобы исцелить нашу больную планету. (О самом законе пока не слышно — стоны Маугли в межгалактическом пространстве заглушают и сакраментальное «Поехали!», и прочую казуистику). Далее намекают, что сокровенные тайны природы — законы, которые управляют количеством клеток в наших телах, животных и растений в дикой природе. Мол, самое удивительное в этих правилах то, что они похожи и подчиняются одной логике — логике жизни. И это тоже не самое главное из того, что хотелось бы услышать в данном случае.
Наконец, нас увлекают смешными вопросами о том, где обедал крокодил, почему у кита такая глотка, как природа знает, сколько зебр и львов должно жить в саванне и сколько рыб должно плавать в океане. То есть автор упомянутого «Маугли» все еще актуален в естественных науках «колониального» характера. Но дальше Киплинг заканчивается, и мы уже догадываемся, откуда наш организм знает, сколько эритроцитов должно быть в крови. Но даже название глав вроде «Возьмите 10 млн. судаков и перезвоните нам через десять лет» не отвлечет наше внимание от главного вопроса бытия.
Нет, это «не умри ты сегодня, а я — завтра». И даже не «заходи, не бойся, выходи — не плачь», хотя вполне предсказуемо. «Все животные равны, но некоторые равнее» — гласит, если хотите знать, этот самый «закон джунглей». Не знали вы его? Бабушка не рассказывала? О том, что вся страна — большая зона и лишь один человек в ней хозяин, не предупреждала? Так пусть хоть заморский автор нам сообщит. Как там в анналах? «Вот скажи мне, американец, в чем сила?» Ну и дальше по тексту — этой книги, конечно.
Честно говоря, «На лужайке Эйнштейна» Аманды Гефтер (М.: АСТ: Corpus) все тоже начинается с маленькой лжи и уж потом вырастает до размеров 600-страничного фолианта. До того времени все было вроде бы нормально, папка автора удачно поднялся на изобретении наклеек для сосков, сама она работала в свадебном журнальчике, и вдруг — бац, и Стивен Хокинг пишет ей письма, а Нобелевские лауреаты приглашают на обед.
Скажете, Америка — страна больших возможностей? Может быть, но школы девочка, кажется, так и не окончила, поскольку, практикуя хиппи-буддизм, как упомянутый папка, чье фото в голом виде она увидела ребенком, не слушалась маму. Та, видите ли, преподавая геометрию, тоже хотела показать ей свою гипотенузу, а когда девочка согласилась, но с условием, что для начала мама досчитает до двух, убежала из дому. Автор книги, кажется, тоже вскоре убежала, ведь, если долго читать Джека Керуака, обязательно станешь дальнобойщиком. То есть журналисткой, о чем, кстати, и соврала наша девочка, когда хотела попасть на обед с учеными.
А после вообще случилась сплошная литература. Упомянутый папка за аперитивом вкрадчиво спросил, знает ли дочка, что такое ничто? И поскольку даже в стране больших возможностей в то время еще не перевели «День опричника» Владимира Сорокина, ответа дочка не знала, ибо книжку русского классика постмодернизма не читала. А так бы, конечно, знала, что ответила пророчица на вопрос «Что с Россией будет?» Не помните? «Будет ничего», — успокоила она героя, и почти о том же шумели травы в прериях, гремела музыка в гей-барах и твердели соски за столом в Америке, накрытым между небом и землей.
Короче говоря, может ли дочка представить ничто? Именно такой неожиданный вопрос задал Аманде Гефтер ее отец Уолтер Гефтер, когда ей было всего пятнадцать лет. И с тех пор она уже не читает ни Керуака, ни Сорокина, которого все-таки перевели даже на язык племени апачи, а стала погружаться в пучину современной физики и разбираться в хитросплетениях современной философии. И пускай считается, что современная физика делается так далеко за пределами обыденного опыта, где-то в горах Аппалачах или как минимум в Амстердаме, что только строгость математического аппарата может обеспечить ей легитимность, но автор этой книги, опрокинув стол и выбежав прочь из жанрового лабиринта, опровергает все эти смешные тезисы.
Таким образом, «На лужайке Эйнштейна», словно в «Волшебном таинственном путешествии», автор видит смысл формул, не обращая внимания на сами формулы, и пересказывает физику своими словами. А слова там разные, не только из папиного «голого» дневника. «Бытие от бита?» — вопрошают нас в книге Аманды Гефтер, и ответ не знает даже пророчица у Сорокина. Можно, в принципе, самим разобраться, выяснив, не о разгоне ли Майдана титушками речь, и оттого «бытие отбито», или все-таки — о единице информации.
