...Авторы книг этого издательства всегда отличались веселой сообразительностью в решении сложных мировоззренческих задач. Ну, и научно-популярных, конечно, тоже.
Например, у Джанни Родари, если помните, было о том, как в результате научного эксперимента из жерла пушки вместо ядра вылетел торт, хотя история о дважды бароне Ламберто, вышедшая у наших весельчаков, немного не о том. Или, если тоже помните, как звали жену того, кто на этом самом «неудавшемся» ядре летал, то сказки для Марты от Дмитрия Дейча там же публиковались. Теперь вот «Прямоходящие мыслители» Леонарда Млодинова (М.: Livebook), где путь человека от обитания на деревьях до постижения микроустройства освещается. Как именно? Да все так же, как и в упомянутых историях. «Млодинову удается рассказывать о науке и понятно, и увлекательно», — вещает с обложки Стивен Хокинг, и у нас нет оснований ему не верить.
Кроме всего прочего, как уже упоминалось выше насчет издательства, Млодинову удается совмещать веселое с абсурдным. Или же не очень веселое, но жизнеутверждающее и оттого не менее гротескное. «О людях можно судить, исходя из того, о чем они сразу думают, когда слышат «пи».
Для «математика» это отношение длины окружности к ее диаметру. Спроси я отца с его семью классами образования, он бы сказал, что это телефонный гудок. Кстати, именно отец, променявший в концлагере последнюю корку хлеба на решение математической задачки, заданной ему знакомым, всегда был примером для автора книги. И еще старый продюсер телесериала «Звездный путь. Следующее поколение», где юный консультант научно изложил свое видение очередной серии, основываясь на «подлинной астрофизике солнечного ветра». Продюсер, как это у них водится, когда-то работал в полиции Нью-Йорка в отделе расследования убийств. Он хмуро взглянул на докладчика и рявкнул: «А ну заткнись, умник хренов!».
Таким образом, наука, попав не в те руки, может быть скучной, но не таковы «Прямоходящие мыслители». Ее автор, как видим, пылок и находчив, как те, утверждает он, кого мы знаем в искусстве, музыке и литературе — искателей, чье неутолимое любопытство привело наш биологический вид от его зарождения в африканской саванне к обществу, в котором мы теперь живем. Поэтому эта книга — попытка описать развитие науки именно в таком духе, как и интеллектуальное, и культурно обусловленное предприятие, порождающее идеи, которые лучше всего постигать изучением сформировавших их личных, психологических, исторических и общественных обстоятельств. Именно на примерах великих складывается наше представление о таком развитии. Даже в концлагере, не говоря уж о нью-йоркском отделе убийств.
Причем стратегия автора книги такова. Вначале он рассказывает о том, что все умерли, напоминая, что «человек умелый» и «человек прямоходящий» — «эти наши родственники давно сгинули». Мол, «в соревновании на первенство под названием „эволюция“ все остальные виды людей оказались негодными», и лишь мы, «благодаря силе ума (пока) способны преодолевать препятствия в выживании». Но, опять-таки, не все, и в конце автор снова сомневается в нашем «умелом» и «прямоходящем» будущем.
И каких людей при этом нам ставят в пример! Макс Планк и Людвиг Больцман, Нильс Бор и Эрнест Резерфорд, Эрвин Шредингер и Альберт Эйнштейн. Оказывается, многие из них разочаровались. Известный физик Макс Борн, предложивший понятие фотона, писал: «Без всякой надежды думаю о квантовой теории, пытаюсь найти рецепт расчета устройства гелия и других атомов; но успехов никаких... Кванты и впрямь безнадежная неразбериха». А Вольфганг Паули, разработавший математическую теорию характеристики электрона под названием «спин», выразился так: «Физика сейчас очень мутная; для меня-то она во всяком случае чрезмерно трудна, лучше б я был комиком в кино, или кем-нибудь в этом роде, и никогда о физике не слыхал». Неудивительно, что под конец автора книги тоже занесло в «сериальную» историю такого страшного, но страшно интересного кино про путь «настоящего человека».
В книге Иэна Таттерсаля «Скелеты в шкафу» (СПб.: Питер) «эволюционной» драматургии не меньше. Место человека в природе здесь распределяется между его древними сородичами — «пекинским человеком» и «афарским австралопитеком», «мальчиком из Нариокотоме» и «странным карликом с острова Флорес». А заканчивается все жизнеутверждающим возгласом в эпилоге с названием «Какая разница, от кого мы произошли». То есть люди разные нужны, виды разные важны — и «озерный гоминид», и «плосколиций человек». И труд полувековой работы автора, известного палеонтолога, в очередной раз это подтверждает.
Только знаете, какие сомнения закрадываются в шкаф с эволюционными скелетами при чтении этой книги? Будто все это мы уже когда-то читали — то ли в рассказе о сборе рогов и копыт в пионерском амбаре, то ли в романе о подобной артели великого комбинатора. В первом случае сданные артефакты похищались и тут же заново сдавались, а во втором в мешке обнаруживался все тот же некондиционный товар. Нет, в этой книге его немало, и нам не раз и не два предъявят в масштабе целых три человеческие окаменелости: череп из Штайнхайма, Германия, череп неандертальца из пещеры Табун, Израиль, и череп V из пещеры Схул, тоже Израиль.
Но откуда такая высокая скорость обнаружения, сдачи в палеонтологические закрома и описания все новых останков ископаемых гоминидов в первой половине ХХ века, как не зря интересуется автор? Которые, заметим, привели к возникновению огромного количества видовых и родовых названий. Все эти «мальчики», «карлики» и прочие гомункулусы. «Казалось, будто каждой новой обнаруженной кости для последующего ее анализа нужно было присвоить собственное родовое и видовое имя, как имя и фамилию обычному человеку», — нагнетает автор «палеонтологическую» интригу. Неудивительно, что к концу 1940-х окаменелые останки гоминидов описывали с использованием 15 различных родовых наименований, что создавало впечатление невероятного разнообразия в этом все еще относительно малоизвестном семействе.
И только один из ученых, говорят, не купился на этот трюк и не стал взвешивать многожды сданные в амбар истории кости. Его звали Феодосий Добржанский, как прабабушку автора этих строк. То есть фамилия у нее была другая, девичья, но видеть вглубь на три метра, шить и читать до ста лет без очков и принципиально не помнить о скелете любовника в шкафу — о, это она умела почище Резерфорда и Больцмана!
Так вот, если более молодые и ранние генетики рассматривали виды всего лишь как группы признаков, наследственность которых можно было изучать, а традиционная систематика вообще считала вид определенным типом организмов, то наш Феодосий пошел другим революционным путем.
Его интеллектуальное детище — новая синтетическая теория эволюции основывалась на концепции популяционного мышления. Именно оно представляло собой третий подход, в рамках которого вид определялся как группа особей, обладающая репродуктивной целостностью. Целостностью, понимаете? И неважно, что вышивали на своих корсажах наши прабабушки, взявшие имя Феодосия до того, как оно стало городом-героем, что читали и как выглядели представители вида в их зорких глазах. Ведь все упомянутые «карликовые» особи не принадлежали к одному «героическому» виду лишь потому, что на вид-то были одинаковы! И, наоборот, они выглядели одинаково потому, что принадлежали к одному виду.
И читали одну книгу, и вообще — теперь таких не выпускают.
Тем не менее кое-кто еще пытается, объединив усилия разработчика компьютеров в Силиконовой долине и автора книг о медицине, психологии и браке. Соответственно, «Об интеллекте» Джеффа Хокинса и Сандры Блейксли (М.: Вильямс) — безусловный бестселлер о революционной теории на стыке нейробиологии, психологии и кибернетики.
Казалось бы, если ты занимаешься компьютерами, а твой соавтор предпочитает кушетку психотерапевта, то при чем тут книжка о мозге? Почему бы не заняться созданием искусственного интеллекта? Но не все так просто на долинах и взгорьях силиконовой индустрии. Авторы не захотели слепо двигаться в русле общепринятого подхода, справедливо считая биологию мозга ограничителем и своего рода путеводителем для понимания разума, а сам разум анализировать как вычислительную задачу. И к чему это привело?
Признаться, даже не к понятию времени, как капустному листу, о котором мы тут как-то писали, рассуждая о суточных щах мироздания. Как говорится, и спичка серная его согреть смогла, а в данном случае — обыкновенная зажигалка, возродившая пламень интеллекта из искры прагматизма, консюмеризма и сетевого маркетинга. Да-да, тот самый кремниевый камешек, на котором после войны делались целые состояния, поскольку голова была, а мозги отсутствовали, и умершие зажигалки без него не могли и дальше зажигать никчемную жизнь курилки — именно им оперируют в наше шибко интеллектуальное время. «Создавая мозг из кремния, мы можем воплотить в жизнь что угодно, — кипятится „компьютерный“ автор. — Кремниевый мозг может располагать таким же уровнем интеллекта, как и Эйнштейн, или даже превзойти его». Да что там Эйнштейн — тьфу!
«Эйнштейн, вне всякого сомнения, был очень умен, но его мозг был всего лишь мозгом, — уверяют нас. — Можно предположить, что его выдающийся ум был последствием физических отличий его мозга от типичного». А вот если один кремниевый камешек хитрецы с Евбаза раскалывали, бывало, на пять, то это было вообще нетипично, как позднейшая пневмония. Из одного битого (пардон, колотого) Эйнштейн — это сколько же можно небитых, уникальных, гениальных авторов книг об интеллекте создать! Да под соответствующую психологическую разработку, да под лучок колечками, баньку по пятницам и в субботу наши обязательно выиграют, а? «Людей живых ловить... голов людских обрабатывать дубы... мозги шлифовать рашпилем языка», — помнится, изобретал поэт-маяк искусственного человека для новой жизни.
А что? «Возможным станет общее использование компонентов, — мечтает автор, словно руководство Центрального института труда в 1920-х годах. — Вот, например, если бы я смог загрузить новый набор связей в ваш мозг, моментально превратив вас из человека, разговаривающего на английском, в человека, знающего только французский, или из профессора политологии в музыковеда». Да что там музыка революции, которую предлагал расслышать Блок, если она — вместе с технологиями этой книги — уже по всему миру пошла! И вот, значит, когда тридцать тысяч одних курьеров, то есть сенсоров, конечно, покрывающих планету и расположенных, словно ревизоры, на расстоянии каждых пятидесяти миль по всем континентам — это же будет?
Они бы, сенсоры эти, не только по-турецки говорили, как нам обещают, они имитировали бы клетки сетчатки глаза. Ураганы, торнадо и муссоны с пассатами можно было бы предсказывать, а если этого мало для внесения в бюджет, то и прочее достижимо. Деньги не вопрос, и в этой книге недаром то и дело обращаются к бизнесменам будущего. «Разумная машина-„синоптик“ учла бы те сигналы, которых человек распознать не может, — заверяют их. — Она смогла бы распознать множество новых погодных феноменов (скажем, такое погодное явление, как ураганы Эль-Ниньйо, было открыто лишь в шестидесятых годах XX века)».
Короче, эль кондор паса, как говаривали в те же шестидесятые. И пока этот самый кондор летит, стоит успеть прочитать «Об интеллекте», чтобы не было так больно за бесцельно прожитые годы «кремниевой» жизни. Расколовшейся на сотни камешков-судеб и разменявшей, как у классика, свой ласточкин росчерк на «роль таламуса», «тонкие дендриты» и «психофизиологию мозга» небритых компьютерщиков, шепчущих прогнозы в надышанный силиконовый воротник...
