Чтобы узнать, в какой стране живешь, стоит хотя бы раз побывать в интернате, государственной больнице или коммунальном приюте для бездомных животных. Приют может стать самой показательной иллюстрацией: чем меньше стране нужны люди, тем меньше ее людям нужны домашние животные. Единственный киевский коммунальный приют для бездомных четвероногих, запертых в Бородянке — яркий пример.
Прямо на территории вольеров с собаками — пепелище. На нем — что-то, бывшее собакой размера спаниеля с черно-белой шерстью. О трагедии, развернувшейся прямо на собачьих глазах — никто не говорит, сотрудники лицемерно пожимают плечами: не знаем, что за шкура.
Так выглядит территория приюта: годами ржавеющие автомобили, мусор, старые ведра и лоханки.
Даже краткий осмотр приюта говорит о том, что руководство неспособно на нестандартные решения в условиях экономии: антисанитария, аммиачный едкий запах ощущается не носом — глазами, вдруг непроизвольно слезящимися. В вольерах, где месяцами не меняют настилы и сено, прямо в слякотную грязь втоптаны фекалии. В лоханках — замерзшая в форме «пасочки» грязная вода: сколько она так стоит, сколько собаки не пьют — никто не знает.
Голодные питомцы, такие разные, но с одинаково затравленным взглядом, провожают волонтеров, выкладывающих привезенную из дома еду: каши с мясом, еще не остывший бульон в пластиковых бутылках, вареную курицу. Лоханка с вермишелью и вареным мясом за пять секунд всасывается, как пылесосом, с низким одобрительным урчаньем и бурчаньем. Волонтеры делятся рассказами о том, как из приюта выносились продукты «на сторону» — крупы и мясо.
В каждом втором вольере среди четырех-пяти собак обязательно есть лузер, самая худая и слабая собака. Она не подходит к корму, обреченно лежит в уголке, смирившись с тем, что у нее нет шансов отбить свою лоханку с кашей у более сильной компаньонки по коммуналке. Иногда собака все-таки пробует постоять за себя, но оголодавшие сородичи с угрожающим рычанием и лаем, лапами и клыками загоняют ее назад в уголок. Пример извращенного естественного отбора в замкнутом пространстве. Сотрудники приюта равнодушны, им не приходит в голову разумно перераспределить собак по размеру, весу и характеру в условиях нехватки вольеров.
С учетом собак в приюте тоже не утруждаются. Волонтер, приехавший на праздники проведать своих подопечных, не досчитался двоих. Собак, свободно бегающих по территории, вообще не считают. А над вольерами висят халатно заполненные анкеты: под каждую такую можно вписать десяток собак. «Кличка — без клички. Порода — без породы. Масть — коричневый с белым (о серой собаке). Дата прибытия: 7.09.2011. Стерилизация: 13.09.2011». Остальные графы — сплошные пропуски. Как с таким подсчетом собачьего «поголовья» приют запрашивал бюджет все эти годы? Очень просто. Обычно называли официальную «вилку» — от 350 до 450 собак.
Сотрудник приюта с холодным лицом ходит по пятам. Очень быстро можно очерстветь, если ты не подвижник, а просто работаешь на зарплату. Здесь никого уже не трогает это многообразие выразительных глаз: темно-карих, янтарных, желто-зеленых, с красивой восточной «подводкой», больших, круглых, раскосых; доверчивых и обезнадеженных.
Здесь годами видят трясущихся от холода, воющих от голода. Проходят мимо еще веселого, мокрого «свежего» носа — только что привезенного с отлова симпатичного пса. Собачке нравится, что ей жмут лапы, поглаживают смешной крутой лобик. Сотрудник стоит за спиной, и если резко обернуться, можно заметить, как запоздало на его лице появляется «умильная» улыбка. Через год веселая добрая собака потеряет всю свою врожденную веру в людей и будет так же, как остальные сородичи — хмуро, исподлобья — смотреть на каждого равнодушного прохожего. В приюте годами живут собаки с неплохими шансами на домашнюю жизнь: необычный экстерьер, редкие рыже-золотистые или пестрые окрасы, изящные спортивные силуэты, доброжелательность и покладистый характер. Но 80% собак, чьи (еще летние) фото висят на официальной странице приюта в рубрике «Ищем хозяина» — метисы породистых, и составляют мизерную часть всего приютского собачьего сообщества.
— Сейчас вообще почти перестали приезжать посмотреть на собак, чтобы выбрать себе питомца. Разве что может заехать на машине здоровый «бык»: «У меня дом обокрали — нужна злая собака», — жалуется штатный опекун крупных метисов и породистых жителей приюта.
Около полусотни собак опекают волонтеры. Их собаки накормлены, живут в «элитных» облагороженных теплых вольерах, обложенных симпатичным красным кирпичом (вольеры несколько лет назад были построены за частично волонтерский счет). В клетках много породистых и полупородистых, от стаффов до алабаев. Остальные — не менее симпатичные и в большинстве социализированные собаки — «ничьи». Они живут в промозглых, насквозь сырых и дырявых коровниках, без света и сменных настилов. Похоже, до недавнего времени эти собаки не привлекали пристальное внимание постоянного волонтерского состава приюта: но разве можно каждый день проходить мимо больных истощенных собак, не требуя от руководства их перевода в санчасть?
Эти фотографии были сделаны автором репортажа 9 января, в рождественские праздники, когда в приюте дежурили несколько сотрудников, а в темных сырых вольерах — без еды и воды — доживали изможденные собаки. 10 января фотографии разошлись в соцсетях, а для самой больной собаки зоозащитники даже нашли ответственного хозяина, готового вылечить ее и откормить. Фотографии скелетообразных, уже непохожих на собак существ, вызвали и большой скандал в самом приюте. Когда волонтеры снова приехали в приют 11 января, сотрудники заявили, что фотографии — фотошоп или сделаны в других приютах, а также о своем намерении судиться с автором. Больных собак волонтерам тогда не показали, попытались выгнать из приюта — руководствуясь инструкцией об ограничении времени посещений, а в ответ на отказ покинуть территорию — вызвали милицию. Во время инспекции Кличко руководитель приюта уже не отрицал подлинность снимков.
Собака с анорексией, болезнями внутренних органов и грибком, вызванным многомесячным сидением в темном влажном вольере, еще 9 января вставала и пила бульон. 11 января ее отказались отдать волонтерам и будущему хозяину. А 12 января, во время инспекции мэра, собака уже лежала в ветбоксе приюта без движения, под капельницей. Волонтерам в этот день удалось увезти ее из приюта в клинику, но собака по дороге умерла.
Самая худая собака, из-за которой и поднялся скандал, еще в рождественские праздники, шатаясь, вставала. Перевести такую собаку из ее старого гнилого вольера до сих пор никому не приходило в голову — ее просто оставили умирать. Она и умирала годами, с 2011 года. Это уже не собака в привычном представлении, потому что у настоящей собаки не могут так остро, как гребень у рептилии, торчать позвонки и выпирать ребра, затянутые кожей, как чулком. Ее шатает от слабости, но она все равно, даже отощав до скелета, хочет жить и жадно пьет привезенный волонтерами в рождественские праздники куриный бульон.
— Чем она больна?
Первый сотрудник ветслужбы:
— Анорексия от недоедания и грибок, следствие жизни во влажном темном помещении. В таком состоянии собака уже минимум несколько месяцев. У нас вообще с кормом совсем плохо около месяца.
Второй сотрудник ветслужбы:
— Заболевание кишечника и желудка: порезала осколками костей.
— Как же вы довели ее до такого состояния?
Сотрудник ветслужбы, очень нервничая:
— У нас элементарных лекарств нет.
— Но могли же попросить о помощи неравнодушных людей! Сколько этой собаке лет?
Сотрудник ветслужбы:
— Не знаю, мы же не будем каждой собаке в зубы заглядывать!
(Почему бы не заглянуть? Так делают другие ветврачи. Собака спокойная, очень слабая: к ней можно подойти, поставить тарелку с бульоном и курицей прямо перед носом, даже не зарычит).
— Какие у нее шансы в таких условиях?
Сотрудник ветслужбы:
— Я не могу сказать, сколько еще она проживет (собака умерла в день инспекции приюта мэром).
Такие коровники, которые, кстати, использует не только коммунальное предприятие в Бородянке, но и зоозащитники, имеющие собственные приюты — пещерный век в зоозащитной европейской культуре содержания бездомных животных.
В рождественские праздники, только после требования волонтеров, собакам в летних вольерах принесли сено — для утепления промерзших будок. Собаки с гладкой шерстью спят в таких будках «гнездом», согревая друг друга.
В этих грязных вольерах, из которых уже сочится моча, собаки живут годами. В одном коровнике разваленные ворота и окна пропускают дневной свет, в другом — темно и очень сыро. На днях волонтеры купили газовый конвектор и установили в самом холодном помещении с вольерами.
На территории, кроме старых коровников, расположены «летники»: сезонные вольеры, оборудованные проржавевшими калитками, будками-вагончиками и настилами от снега и дождя. Из-за дефицита клеток в коровниках пара десятков собак остались в летних будках. Это не самый плохой вариант: все-таки свежий воздух, небольшое место для прогулки. Но в голых будках очень холодно неприспособленным короткошерстным собакам — они жмутся друг другу, согревая собственным теплом. Сотрудники показательно утрамбовали будки сеном лишь по требованию волонтеров, упавших в приют, как снег на голову, в рождественские праздники
.
После разгоревшегося в социальных сетях скандала, когда волонтеры создали группы поддержки собак приюта и накупили мешки корма, в КП с инспекцией приехал мэр с заместителями. Осмотрел, ужаснулся и прямо на телекамеры уволил директора Тараса Смурного, хотя, по словам Смурного, он еще в сентябре написал заявление. Этим увольнением не заканчивается плохая сказка с хорошим финалом, а начинается длинная, сложная и запутанная, история.
Кличко ходил по коридорам коровника, как огромный, облепленный пчелами журналистики, улей. Присел потрепать за холку метиса стаффа, поздоровался с собакой по соседству. Сзади и впереди суетились зоозащитники, специально приехавшие защитить не скелетообразных собак от руководителя (на этих собак они даже не посмотрели), а нынешнего руководителя — от отощавших собак. Они накручивали журналистов, настойчиво советуя что-то снимать, а что-то не снимать, о чем-то писать, а о чем-то не писать. Презрительно рассматривали «новеньких» волонтеров, приехавших покормить собак и привезших на днях обогреватель в ледяной сырой коровник. По-бабьи истерично выкрикивали проклятия в адрес нелюбимых ими коллег, в которых они видят исключительно конкурентов: «А, та самая П.? — тоже мне волонтер!», «Кто-кто, Л.? — тоже мне псевдо-зоозащитница!». Они предлагали оставить все, как есть, «потому что при прошлом руководителе было еще хуже» и очень занервничали, узнав, что кандидатов на должность и.о. только что уволенного Тараса Смурного будут выбирать именно из волонтерского сообщества.
Несмотря на декларируемое подвижничество, заложенное в идеологию такой должности как руководитель приюта для собак, для некоторых общественников или людей, давно вписанных в эту закрытую коммунальную систему, стать руководителем — последний карьерный шанс. В кулуарах уже несколько месяцев — с тех пор, как стало известно об идее реорганизации трех киевских коммунальных предприятий, курирующих животных, и объединении их в одно — происходит нездоровое брожение: сливаются компроматы на одних, пишутся торжественные «кандидатские» биографии для других. Часть зоозащитников подозревает, что на новое место, которое только с виду не кажется теплым, киевские власти хотят поставить «своего человека». Например, якобы обсуждается кандидатура нынешнего руководителя коммунальной ветклиники. По словам некоторых волонтеров, эта клиника давно с грешком. «Мертвые души» в штате, недобросовестное использование средств, некачественное лечение, необоснованные цены, слишком весомое волонтерское участие в содержании и лечении больных собак. И, одновременно, сильное волонтерское лобби: часть волонтеров, испугавшись, что может быть еще хуже, интегрировалась в неудобную и несправедливую структуру взаимоотношений гражданина-активиста и коммунального предприятия. Обсуждаются и другие фамилии зоозащитников, претендующих на эту должность. Сам Кличко почему-то отказался назвать кандидатов, но пообещал конкурс с большим общественным резонансом — многие ему не поверили.
Украинское зоодвижение, как срез украинского общества, по-прежнему представляет собой неоднородное, закрытое и склочное варево людей, мыслей и мотивов. Общественники в верхах официальной иерархии — с визитками, сайтами, благотворительными фондами и жадным стремлением пробраться к мэрскому или любому другому чиновничьему телу, соседствуют с низовыми «любителями» — обыкновенными работягами, таскающими на собственных спинах мешки корма в Бородянку.
Эти любители, в отличие от приспособившихся «старичков», еще не поняли, насколько намеренно запущена ситуация с бездомными животными. И что если раньше, в хлебные времена, причиной такого катастрофического беспорядка была жадность, кумовство и непрофессионализм, то сейчас во главе угла стоит еще и Экономия — вынужденная и нелогично, несправедливо продуманная. Как сказал один чиновник, «через полгода у нас неизвестно чем коммунальщики будут жить и питаться — уборщики, работники школ». Когда тут о собаках думать?
Поэтому тот, кто принесет городу на тарелочке лишнюю сотню тысяч, а то и миллион — тот и в фаворе, даже если для этого нужно отобрать у собаки последний кусок. Это новое кредо 2015-го и ближайших лет.
Конечно, новые и старые чиновники возмутятся, ведь все они любят поголовье людей и общество собак. Но тогда откуда эти бесконечные простыни волонтерских счетов на лечение, корм, передержки? Это касается не только коммунального приюта, но и коммунальной ветклиники и коммунального предприятия «Центр идентификации животных», которое не выполняет и 20% своих обязанностей. Почему в 2014 году на раздутый штат специализированного предприятия, приюта, было выделено целых 8 млн. грн., а на содержание собак — ни одного?
Еще чиновники обожают правила, демонстрируя почти монашеское поклонение непродуманным законам, закрытым инструкциям и положениям с множественными дополнениями. Никакой креативной мобильности или хотя бы элементарного разумного подхода. Что это, глупость или преступная халатность — при старой власти и при новой годами содержать коррумпированное руководство? Платить зарплату недобросовестным сотрудникам коммунальных предприятий, покорно перечислять миллионы прямо в их бездонные жадные карманы и перекладывать всю настоящую работу на волонтеров, большая часть которых опекает собственных животных за счет своих небольших зарплат и пенсий? Разрешать застраивать входы в метро киосками, магазинами, рынками, и при этом взимать с неприбыльных предприятий налоги на заброшенную землю, на которой стоит приют? Волонтеры годами ездят из Киева в Бородянку, тратя по полтора часа времени туда-обратно и минимум 30 грн. на дорогу — при этом неизвестно кому принадлежащие окрестности Киева десятилетиями завалены свалками на целые километры.
В приюте о своих впечатлениях Кличко, кстати, так и не успевший рассмотреть все в деталях, рассказал в традиционной манере спортивного хука: «На базе бардак. Я не знаю, чем занимаются здесь. Проблемы есть везде. Но хотя бы навести порядок на самой территории — для этого нужно желание, а не дополнительное финансирование».
Торжественно уволенный Тарас Смурной недоволен таким диагнозом: «Весь 2014 год мы оплачивали все за счет собственных средств» (по уставу коммунальное предприятие имеет право заниматься хоздеятельностью — авт.).
В свою очередь с ним не согласен директор департамента благоустройства, которому подчиняются профильные киевские коммунальные предприятия, Дмитрий Белоцерковец: «Директор приюта, кстати, держится за свое место, как никто другой (видно коррупционные схемы его устраивают). Человек с сентября отказывается увольняться, саботирует работу, по данному факту будет начато служебное расследование. К директорам Приюта и Центра идентификации животных очень много вопросов. Но наша главная задача сейчас привлекать волонтеров к помощи, за что мы им благодарны».
И предлагает решение: реорганизацию и объединение трех коммунальных предприятий занимающихся животными — Центр идентификации животных, Приют для животных и Киевская городская ветклиника. «Реорганизация не подразумевает ликвидацию и остановку деятельности этих направлений. Выставки, семинары и тренинги, регистрация, приют, вылов бездомных собак, стерилизация и так далее остаются. Но реорганизация позволит более эффективно и экономно использовать средства городского бюджета. Бюджет всех трех КП на 2014 год: ЦИЖ — 2.230 млн. гривен (50 ставок), Приют для животных — 7.760 млн. гривен (90 ставок сейчас, до сентября было 97), Ветклиника — 1.8 млн. гривен (50 ставок). Всего: 11.79 млн. Все средства выделяются исключительно на зарплаты. На содержание КП город не тратил ни копейки: предприятия сами ищут за счет благотворительности средства на свое обеспечение. Также у приюта существенные долги за коммунальные услуги и налог на землю». По мнению Белоцерковца, объединение трех предприятий в одно позволит исключить неэффективные штатные ставки с «мертвыми душами» и привлечь гранты зоозащитных фондов Европы.
Чиновники уже подсчитали, что новое предприятие сэкономит городу почти 2 млн. грн. И если в 2014 все три КП получали на зарплаты около 12 млн., то в 2015-м уже новое КП получит на все про все — около 10 млн. Но и при этом зарплатная часть будет составлять почти 90%: 8.8 млн. — зарплата и всего 1.120 млн. — текущие расходы на животных. То есть волонтеры опять и опять, в ожидании чудесных грантов, будут вынуждены тащить на себе и эту новую структуру.
В последнее время стало модным обещать «электронный город» и полную «интернетизацию», всевозможные открытые реестры и абсолютное участие общественности в до сих пор слишком кулуарной муниципальной жизни. Советники и замы министров штампуют рекламными слайдами «новаторские» предложения. Но вот пример: до сих пор в приюте не было официального подсчета собак, на каждую из которых положено 7 грн. в день. Назовешь 350 собак — получишь 882 тысячи в год, а если придумать еще сотню несуществующих собак — то и лишних 252 тысячи можно прикарманить. Личный секретарь и водитель — вместо хорошего врача, полной аптечки или неравнодушного кинолога. А все остальное — волонтерские пожертвования тысячами гривень на еду. Директоры киевских коммунальных предприятий — уникальная каста. Несмотря на миллионные хищения, раздутые штаты, в которых сидят тети, крестные, внуки директоров и главных бухгалтеров; халатность, шокирующие выводы КРУ, несоответствие должности, десятки статей административных и уголовных нарушений, директоров практически невозможно уволить. Сколько раз можно услышать чиновничий шепоток: «Ну как же его уволишь — он же в суд подаст!». Якобы так мудрено составлены контракты — бумажки, подтверждающие всего лишь наемное управление вовсе не частной, а общественной компанией.
Выгодна ли в таких условиях справедливость — в каком угодно, пусть и электронном, «как в Эстонии», образе? Ведь именно хаос идеально и математически точно поддерживает такую же гнилую, как старые коровники, систему личных удобств и ценностей. Дыры в системе расползаются, как от кислоты. «Но послушайте, значит, это кому-нибудь нужно, значит, кто-то хочет, чтобы они были?»
Дмитрий Белоцерковец: «...должность директора департамента не является ключевой в вопросах коммунального предприятия. Я только по сути, по факту, выписываю лимит на справки на зарплаты. Мое влияние — минимально, я даже не могу увидеть реальный баланс».
В таком случае, кто имеет максимальное влияние на коммунальное предприятие?
Очень тяжело уволить директора такого предприятия. Тарасу Смурному было предложено уволиться еще в сентябре. Он написал заявление, а потом на следующий день его забрал и стал саботировать работу, закрылся от департамента, городского совета и администрации и не отчитывался.
...Вы так говорите, будто это не коммунальное предприятие, а частное закрытое предприятие.
Это юрлицо, и для того, чтобы предпринимать что-либо, нужно начать расследование. Возможности для саботажа и спекуляций со стороны руководства есть. Опять же в вопросе чистого баланса предприятия: мы не знаем, сколько денег идет со стороны волонтеров и каковы объемы коммерческой деятельности предприятия за счет платного отлова собак. Как описывал мне директор, они еще и продают собак. Для меня это открытие.
Получается, это до сих пор системная проблема коммунальных предприятий, из которых невозможно выгнать коррупционеров даже по административной, уголовной статье?
Это реальная проблема предприятий, в которых остались старые руководители, назначенные «регионалами». Мы не можем взять и уволить директора, у которого есть контракт. У нас недостаточно юридических оснований. Человек пойдет и через суд восстановится, такое было неоднократно. Если мы отстраним руководителя на период расследований, не факт, что заместитель на его месте не продолжит эти схемы...
...Если заместитель будет бояться реальной уголовной ответственности (ведь до сих пор еще никто не сидит), он не станет продолжать в том же духе.
...В отношении коммунальных предприятий мы все равно планируем их объединять. Уволим директора, пусть идет в суд, восстанавливается, но к тому времени уже не будет старого КП. Это может стать выходом из ситуации. Но это и вопрос эффективности: не может существовать в городе в кризис три таких предприятия с большими необоснованными штатами, связанные с бездомными животными. Таким образом, мы сэкономим бюджет и перерасходуем освободившиеся средства: на ремонты в Бородянке, бензин и корм. Сейчас рабочая группа с волонтерами разрабатывает штатную структуру и стратегию такого предприятия на 2015 год. Постепенно мы будем отказываться от территории Бородянки и перенесем приют в Киев — потому что киевляне, которые хотят взять животное, в Бородянку не поедут. Возможно, в Бородянке будут содержаться только больные и увечные собаки. Все это в перспективе. В Киеве еще есть недостроенный приют, финансирование которого закончилось в 2012 году.
Говорят, большая часть финансирования ушла только на одну проектную документацию.
Да, но по данным на бумаге, работы закончены на 60-70%, мы это будем проверять. Но в 2015 году мы точно не сможем выделить деньги на строительство этого приюта.
А вы были на стройке, там действительно 70% построено?
Были там проездом, планируем поехать специально. Конечно, мы понимаем, что какие-то суммы были отмыты, надеемся, что не очень большие.
И все-таки, при такой кадровой политике, безнаказанности, специфических контрактах и закрытости коммунальных предприятий никто не гарантирует, что в новое КП не придет очередной коррупционер?
Поэтому мы сократим срок контракта: если раньше заключались на три-четыре года, теперь мэр подписывает с руководителями коммунальных предприятий годовой контракт, включая в него и нормы о расторжении.
Объединенный бюджет нового КП предполагает экономию почти 2 млн., но при этом 90% бюджета на него — только зарплаты.
Мы обсуждали существенные сокращения в формате такого предприятия, но волонтеры активно отстаивали определенное штатное количество, около 140 человек, и это не окончательная цифра: мы определили, что нужно больше бригад на содержание, вылов, лечение собак — при этом нужно сократить административный состав. Нам сейчас важно показать позитивную динамику, что экономия средств началась, и что деньги выделяются на животных, а не на штатные единицы. Напомню, последние годы из бюджета деньги выделялись только на зарплаты, на остальное — ни копейки. Кроме того, объединение облегчит аудит.
Но цифры, даже ориентировочные, которые вы озвучиваете, свидетельствуют о том, что большая часть затрат так или иначе ложится на волонтеров?
Будущий директор приюта в любом случае должен быть более эффективным. Например, он мог бы договориться с торговыми сетями о поставках списанных продуктов. Кроме того, мы все-таки планируем привлекать гранты европейских фондов. Кроме того, новое КП будет заниматься хоздеятельностью: чипирование, ветеринарные услуги для домашних животных, отлов собак.
P.S. По итогам инспекции Кличко разошлись слухи, что приют в Бородянке закрывают, бородянских собак в ближайшее время перевезут в один из частных приютов в Гостомеле, а владелец этого приюта получит значительную финансовую компенсацию. Волонтеры остались недовольны таким кулуарным решением, так как этот приют переполнен и не многим лучше бородянского. К тому же в частный приют волонтерам будет еще труднее достучаться. Да и закрытый принцип решения проблемы настораживает.
Фото автора
