Она умерла 24 января 1989 года в Полтаве. От лейкемии. Родилась тоже в Полтаве, 2 декабря года
Зато я прекрасно представляю места, где эта маленькая девочка гуляла с родителями. Этот микрорайон города называется Половки, я там тоже тогда долгое время жил и тоже прогуливался с маленькой дочкой у старой, почти совсем разрушенной «Пушкарёвской церкви». На развалинах гулять с ребенком опасно, но моя дочка проявляла большое любопытство к странному для нее сооружению. И поэтому ничуть не странно, даже вполне вероятно, что наши пути с Сашенькой и ее отцом здесь, на этом именно месте, могли пересечься. Но нет. Не свела судьба.
Папа Сашеньки, известный полтавский художник Евгений Путря, посвятил памяти дочери большую часть своей души и все последние годы. Он проводил выставки ее рисунков. Благодаря его усилиям и неизменному содействию, снято пять документальных фильмов. Вышла также документальная книга-повесть, а на стене детсада, где она воспитывалась, установлена мемориальная доска. В Полтаве в художественном музее есть зал с картинами Саши Путри. В городе также проводится конкурс детского рисунка, отец Саши добился, чтобы этот конкурс стал международным. Он создал сайт ее имени, ее жизни и уникальному таланту посвященный...
Интересно, что было бы, если бы Евгений Васильевич каждый год рисовал портрет своей дочери, будь она жива, — как выглядел бы сегодня ее образ? Судя по детским ее портретам и фотографиям, это была бы теперь милая женщина, с очаровательной улыбкой и большими, полными тайн Вселенной глазами.
Спальню их небольшой двухкомнатной квартиры на Половках Евгений Васильевич превратил в художественную мастерскую, в которой поставил два стола — себе и доченьке. Они создавали свои рисунки и картины за этими столами, почти никогда не заглядывая друг другу через плечо. В тех случаях, когда Саша хотела показать отцу готовую работу или ей нужна была помощь, она клала ему на стол записку: «Папа, приходи!». Сам Евгений Васильевич, будучи крепким профессионалом, вначале попытался обучать дочку по академической программе: этюды, натюрморты, технические приемы... Но — натолкнулся на деликатный и твердый отказ принять его наставническую помощь. И с тех пор в дела дочери папа-художник не вмешивался, — чтобы не навредить, чтобы Саша сформировалась самостоятельно, следуя внутренним влечениям и приказам своего чуткого сердца.
Ну, а если идти по хронологии, то заниматься рисованием это Дитя Индиго начало с трех лет. Уже тогда Сашенька уверенно держала в руках карандаш и кисточку. Рисовала не переставая, даже засыпала, испачканная красками. «Когда я вырасту большая, — говорила она, — непременно стану художницей и буду рисовать с утра до вечера. Даже ночью».
Рассказывает Евгений Васильевич: «Рисование для Сашеньки было таким же естественным, как сон, как еда. Рисование даже заменяло ей почти что друзей, детские игры, особенно, когда болезнь обострялась... А заболела она вдруг, неожиданно!».
Здесь я позволю себе несколько отойти от этой главной, волнительной и безусловно печальной коллизии. О «детях индиго» пишут в последние годы чрезвычайно много. Их называют людьми новой человеческой расы. О них впервые заговорили лет двадцать назад — тогда их появлением «обозначили» начало Эры обновления человечества, отсчет которой ведут от прихода в этот мир необыкновенного поколения удивительных маленьких талантов. Признаюсь, я тоже встречал в течение своей жизни деток, чьи способности можно назвать феноменальными и чьи судьбы складывались по-разному.
Например, в той же Полтаве живет мальчик Лёва Онуцу, ему сейчас 14, но я наблюдаю за расцветом его таланта с шести. Именно тогда он уже стал лауреатом международного конкурса маленьких музыкантов в Ужгороде. Лёва сейчас занимается с учителем музыкального училища, он давно обогнал по развитию своих сверстников. Легко осваивает уже консерваторскую по трудности программу. Его папа и мама — профессиональные музыканты. Но Лёвин папа, Виктор Викторович, доверительно мне сказал, что не хотел бы, чтобы его сын стал пианистом-профи... «Очень тяжелая и очень неблагодарная работа, я-то знаю...». Папа у Лёвы — сам замечательный скрипач, виртуоз. Мама — тоже скрипачка, играет в одном оркестре с папой. Лёва, что называется, походя освоил и скрипку. Понятное дело. Хоть папа с ним почти не занимался. То есть фактически он УЖЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ музыкант, владеющий двумя сложнейшими инструментами. При этом его музыкальным воспитанием реально занималась... бабушка! Папа и мама почти постоянно в разъездах, да и вы знаете теперь, насколько «пылко» родители хотели бы для Лёвы будущего в сфере высокого искусства. Не хотели. Да и если рассудить, то какая судьба ждет этого феноменально одаренного подростка годы спустя, после окончания музыкального вуза? Место скрипача в провинциальном оркестре с окладом 2000 гривен — и это при хорошем раскладе? Или судьба кабацкого «шансонье-тапера» — с большими, нежели у учителя ДМШ, заработками, но и с еще большим риском банально спиться?
У меня такое ощущение, что таланты этой стране не нужны. И хоть в той же Полтаве был даже много лет назад организован некий «Фонд поддержки талантливых детей», я что-то не припомню (при том, что культурную жизнь города специально «мониторил» лет двадцать), кого именно из настоящих «детей индиго» он, что называется, вывел в люди. Или хотя бы даже кому из «просто талантливых» полтавчан помог, реально и принципиально! Впечатление такое, что этот фонд, как и прочие аналогичные структуры в нашем отечестве, только и существует, что для отмывания крупных денег «добрыми богатыми дядями и тётями»...
Но вернемся к истории Саши Путри. Кстати! Первоначально упомянутый фонд поддержки детских талантов был назван как раз ее именем! Но это уже состоялось (создание самого фонда) «постфактум», после смерти девочки.
* * *
Случилось это в году
Евгений Васильевич долго Сашеньке объяснял, но у девочки его объяснения с трудом укладывались в сознании: кто, почему и как разрушил эту прекрасную церковь, построенную нашими предками-казаками? Так же долго и врачи не могли поставить Сашеньке тот диагноз. А когда поставили, то это было, как гром среди ясного неба! Лейкоз... Было девочке-художнице тогда пять. Врачи ей предрекали скорую смерть: «Сгорит за два-три месяца, недуг неизлечимый, медицина бессильна...»
Но даже и то, что она прожила после этого страшного приговора ещё шесть лет, можно трактовать как «обыкновенное чудо». И в основе этого чуда, как считает сам Евгений Васильевич, невероятная, фантастическая страсть Сашеньки к рисованию: «Она могла просиживать за фломастерами и красками и по восемь, и по десять часов в день. Когда здоровье ухудшалось, и мама ложилась с ней в больницу, я приходил, бывало, и спрашивал: „Как Сашенька? Рисует?“ Получив позитивный ответ, успокаивался немного. Ведь это означало, что здоровье дочки улучшается. Но бывало, что на мой обычный вопрос жена только молча разводила руками... Тогда становилось понятным: совсем плохи дела... В больнице Сашеньку знали и любили все: от нянечки до главврача. Любили за терпеливость, с которой переносила болезненные процедуры, за весёлый нрав. В палате, где она лежала, всегда собирались дети, слышен был смех. Врачи не запрещали такого общения, и больница не была для девочки чем-то страшным. Хотя, естественно, что больше всего на свете она любила отчий дом».
Сидя с папой и мамой тёплыми осенними вечерами на балконе, Сашенька засматривалась на пылающие закатные облака. День угасал. Облака постепенно сливались с тёмным небом. Над головой вспыхивали искорки звёзд, и одна из них привлекала внимание больной девочки более других: громадный, сияющий холодной синевой Сириус!
«Мы говорили с ней про планеты, про „летающие тарелки“, про Бога, про людей, — продолжает отец маленькой художницы. — Она же не на шутку увлеклась гороскопами, астрологией и особенно интересовалась сообщениями про НЛО. Сашенька искренне верила, что на этих загадочных космических кораблях прилетают на Землю наши предки, и настанет день, когда она с ними встретится».
* * *
В школе девочка-художник училась легко, сразу стала любимицей класса и учителей. Когда её хвалили, называя, «профессор ты наш», Сашенька не знала, куда глаза девать, она была скромной ученицей. Но уже дома рассказывала родителям: и о своих успехах, и о том, как ей неудобно принимать похвалы... Между тем, болезнь ее начала обостряться, и она не смогла более ходить в школу (училась дома). Сашенька, впрочем, даже несмотря на страшный недуг, умудрялась перевыполнять школьную программу. Последняя её уже не устраивала. Завела свою библиотеку (около тысячи книг). Представьте: восьмилетняя девочка так увлеклась чтением, что все это к концу ее крохотной жизни было прочитано! Среди любимых её авторов были и Купер, и Майн Рид, и Стивенсон с Марком Твеном. Зачитывалась книгами Дюма, Гюго, Пушкина, Гоголя... А рисовать Сашенька любила теперь под музыку. В её фонотеке появляется до ста пластинок. Конечно же, это записи детских сказок, мюзиклы, песенки из мультиков...
«Врачи рекомендовали ей избегать яркого солнца, так что гуляли мы с ней рано утром или вечером. Когда на дворе было пасмурно, садились на велосипед и путешествовали окраинами города».
Не удивительно, что на листах бумаги, которые она исписывала кистью и карандашами, появлялась и парковая зелень с изумрудной травкой, и маленькие зверушки, которых она очень любила (родители ей позволили завести щенка и котенка, соседи подарили аквариум с рыбками). Всех этих ручных мышек, собачек, кошечек, рыбок и птичек (жил в доме Путри еще и попугай) Саша малевала с любовью, украшая их чудесными орнаментами, одевая в невиданные одежды, чтоб им, этим зверятам, было тепло и приятно.
«Мы докупили к ее рыбкам еще тритонов и черепашек, и Саша часами могла рассматривать это „подводное царство“...»
Темы рисунков вполне отражали ее детские увлечения и привязанности. Иногда — и более глубокие чувства! В шесть лет Сашенька влюбилась в своего двоюродного братика Витю Бражанского, светловолосого голубоглазого симпатичного мальчика. Вот и появилась целая серия ее рисунков «Витенек»: там он то гусар, а то и жених... А после фильма про трёх мушкетёров её любимцем стал д`Артаньян-Боярский. Она даже написала своему кумиру письмо, но так почему-то и не отправила.
Но вот, наконец, в ее жизни появляется блистательный черноглазый юноша. В 1986 году Сашенька посмотрела индийский фильм «Танцор диско». Митхун Чакраборти — актер, сыгравший главного героя, — последняя, самая сильная Сашина любовь.
«Вся дальнейшая жизнь этого хрупкого дитяти прошла под знаком интереса к Индии, её культуре, — рассказывает Светлана Грицай, близкий друг семьи Путри, президент полтавского городского общества украинско-индийской дружбы „Шанкти“. — Ни одного индийского фильма, который шёл в городе, она потом не пропустила. Портрет Чакраборти, вставленный в оправу, она носила около сердца... Родители Сашеньки очень трепетно относились к этой ее, почти недетской любви, тихо радуясь её большой радости. Так и похоронили потом дочурку свою — с портретом прекрасного индуса на груди».
* * *
Родители Саши любят вспоминать ещё одно индийское, очень странное «видение», когда их дочурка, заявила им, что помнит живого слона — большого, настоящего, и даже страшного. Страшновато было Сашеньке, оказывается ... прокатиться на этом слоне! Девочка горячо убеждала папу и маму, что это не было выдумкой, что все происходило в реальности: «Я ведь помню! Ехала на Слоне! Слон был очень большой, это точно!».
«Но мы-то знали еще вернее: да, в зоопарк мы дочку водили, но слона никакого там не было, — волнуется Евгений Васильевич, — Тогда что это было? Мистика? Галлюцинация? Память бессмертной души?».
Как бы там ни было, родные и близкие остаются уверенными, что «тема Индии» в её рисунках не была простой случайностью. Ведь что мы знаем на самом-то деле о тайне рождения и смерти, о карме, об предыдущих наших жизнях?
Светлана Михайловна Грицай рассказала мне еще одну трогательную историю. О том, как она уже после смерти Сашеньки ездила в Индию в длительную, многомесячную командировку. И о том, как она повезла в эту сказочную страну несколько десятков рисунков Саши Путри (с благословления ее отца). И еще о том, какой громадный успех и общественный резонанс имели многочисленные выставки (на уровне посольств двух наших стран) маленькой полтавчанки в ее любимой Индии...
Уже теперь, когда Сашенька навсегда ушла из мира людей, многие из знакомых с ее творчеством задаются вопросом: «Кто из художников ей больше всего нравился? Кому она подражала?» Вот мнение отца:
«Из книг по изобразительному искусству нашей библиотеки она чаще всего выбирала „Рисунки Дюрера“, „Дюрер и его эпоха“. Дочка подолгу рассматривала их, отдыхая после рисования. Нравились, кроме Дюрера, еще два немца — Ганс Гольбейн и Альбрехт Альтдорфер! Особенно поразил ее последний из художников, его „Битву Александра Македонского с Дарием“ она рассматривала с лупой в руках! Наследуя традиции классического экслибриса, Сашенька также изготовила несколько крохотных книжечек (4 на 2,5 сантиметра форматом), в которых „поселила“ неких необычных насекомых. Жучкам этим дала необычные имена: Цымзибуця, Коробулька, Фуня, Ковбасюк...»
А ещё она «издала» две книжечки стихов, оформив их своими рисунками и орнаментами по всем правилам издательского искусства. Подарила своим товарищам по больничной палате. Эти стихи были очень весёлые, как и сама Саша.
... Саша Путря оставила после себя 2280 рисунков и композиций, множество чеканок, выжженных по дереву картин, работ из пластилина. Чертила даже технические проекты, которые должны были, по ее замыслу, помочь взрослым... достать Луну и делать там асфальтовое покрытие дорог. Без трещин!
Нарисовано за неделю до смерти
Вместо постскриптума. Эту маленькую и так рано угасшую талантливую художницу знают во всём мире. С 1989 по 2005 год состоялось 112 её персональных выставок в 10 странах... Тогда, в
«Во время прогулок мы часто заходили под своды обветшалого и заброшенного храма: чтобы переждать зной или спрятаться от дождя. Сашенька расспрашивала меня о том, кто и когда ходил в эту церковь, сколько ей сейчас лет, что было нарисовано на ее стенах и почему они такие толстые? И еще: отчего с потолка свисает плесень? Где жил дедушка-священник и почему на куполе нет крестика? Почему эта церковка теперь никому не нужна? Мне трудно было ответить на эти вопросы. Но мне также памятно это место и тем, что Сашенька сотворила тут свою первую молитву. Этими детскими молитвами, как оказалось впоследствии, храм был спасен от окончательного разрушения» (Из воспоминаний Евгения Васильевича Путри).
