Самые объективные знания по истории человеческой цивилизации можно почерпнуть из археологии, которую трудно заставить обслуживать сиюминутные интересы политиков. Хуже мы знаем историю средних веков, совсем плохо — новое время и... абсолютно не знаем новейшую историю. Что такое «помаранчевая революция», «кучмизм», «украинская олигархия», «гибридная война в АТО»? Об этом станет известно лет через 100, когда причинно-следственная связь сегодняшних явлений полностью исчерпает себя во времени.
В ХXI веке мы расстаемся с легендами века ХХ. Процесс очень болезненный для тех, кто пережил репрессии, Голодомор и переживает сегодняшнюю гражданскую войну.
Пожилые люди страдают, когда вместе с внуками читают учебники по истории Украины. У стариков «в глухих файлах» сохранилась эмоциональная память, им очень хочется крикнуть: «Вранье! Все было не так!..». А у молодежи в эпоху информационной войны вообще присутствует устойчивое неприятие на веру и прошлого, и настоящего.
***
... война это целый мир... даже не мир, а способ существования цивилизации. Индекс ценности человеческой жизни стремится к нулю. Люди привыкают к этому и спокойно живут. Если ребенок родился на войне, вырос и погиб, то он просто не узнал другого бытия, не узнал другой свободы, справедливости и счастья...
Я сижу в кафе города Николаева и беседую с Сергеем Березным о его работе. Березный — старый приятель, и нас связывает общее прошлое. Работает преподавателем в музучилище, по совместительству — старшим редактором областной межведомственной комиссии по вопросам увековечивания памяти жертв войн, политических репрессий и Голодомора. Комиссия образована очень давно по инициативе Кабинета Министров, но реально начала действовать только с 2006 года.
Тогда вся жизнь — война, и люди просто не знают другого...
Это отвлеченная философия, — Сергей Березный достал сигарету и прикурил, — война делается бессмысленной, если впереди нет мирного будущего, во имя которого все согласны терпеть жестокость, потерю близких, голод и разруху. Это будущее у всех связано с трудом, счастьем и покоем. Таким должен быть недостижимый идеал.
Мне приходится по долгу службы беседовать со стариками, что пережили войну, когда человеческая жизнь ничего не стоила. Сталинское время, оккупация, голодоморы и репрессии — это все для них война. Они и сегодня живут в режиме того военного времени. «Помаранчевая революция» — война, смена правительства — тоже война, бои на Донбассе — вообще родная стихия и ностальгическое путешествие. Причем идеи, во имя которых проливается кровь, для них не важны. Они, как растения, чувствуют только то, что происходит здесь и сейчас...
Это не у всех, а только у тех, кто жил при большевиках?..
У всех абсолютно. Мне доводилось беседовать с ветеранами вермахта, то же самое говорят...
В смысле?
Очень просто. У них восприятие прошлого — на уровне «прямой кишки». Идеи национал-социализма понимались бюргерами утилитарно. Немцы шли воевать, чтобы выскочить из беспросветной нужды, получить свой кусок земли в Украине, пару сотен крепостных и, конечно, немного пограбить. Вот и вся идеология. Записывались на Восточный фронт добровольно. Брали всех: и нищих, и убогих, и уголовников. Ограничения по возрасту и здоровью были только в самом начале. Уголовников немцы формировали в отдельные подразделения...
Это они у Сталина украли идею штрафных батальонов?
Нет, здесь немного другое. Когда немецкие историки говорят о войсковом товариществе в вермахте, об атмосфере взаимовыручки и поддержки, о войсковом братстве, которые помогали солдатам терпеть лишения и трудности войны, — они не лукавят. Это действительно имело место. Чтобы попасть в штрафную часть, нужно было совершить не воинское, а уголовное преступление.
Это как?
Как, как. Много ситуаций на войне. Украл что-то у своего товарища... попался на прямом мародерстве... морду набил фельдфебелю. За такие вещи отправляли в штрафные части. Воинские преступления — дезертирство, самострел, добровольная сдача в плен — карались немедленным расстрелом. Я разговаривал с одним смертником, которому чудом удалось выжить.
С немецким солдатом?
С немецким лейтенантом. Не запомнил номер его части, но попался он на горячем прямо у нас, в Кривом Озере. Там был пересыльный лагерь для тех, кто собрался на работу в Германию. Молодые девчонки и пацаны ожидали за проволокой, когда за ними приедут «покупатели» из Германии. Дак вот, этот лейтенантик с двумя своими солдатами вывели за ворота ночью трех девчонок, притащили к себе в казарму, напоили вусмерть и развлекались с ними до утра, затем выгнали. Все бы тихо обошлось, но родители узнали и пожаловались в полевую жандармерию. На следующий день солдат расстреляли, а с лейтенанта содрали погоны, затем отправили в штрафную часть под Киев, где немцы из последних сил удерживали город. Здесь парня посадили в какой-то подвал, приковали цепью к пулемету, оставили на два дня продуктов и...
Подошла официантка, вопросительно застыла рядом.
Еще два кофе принесите. На чем остановился?..
Оставили на два дня продуктов.
Да, оставили паек, показали сектор обстрела и ушли. Лейтенант стрелял до последнего патрона. Много народа нашего положил и до сих пор не поймет, почему жив остался...
Наверное, такие же штрафники брали этот подвал лобовой атакой.
Нет, у немцев все было по-другому. Не было таких крупных штрафных соединений, как у нас. Это были в основном небольшие части по 30-40 человек, которые оставляли в арьергарде прикрывать отход основных сил. Контролировали эти формирования вермахта заградотряды из этнических формирований СС...
Каких формирований?
Этнических. Во время Березнеговато-Снигиревской операции, когда немцы на берегу Ингула оставили штрафников прикрывать свое отступление, заградотряды из калмыков стояли у них за спиной. Эти эсэсовские легионеры вместе с семьями в кибитках отступили с армией и перекочевали через Румынию в Европу, где их использовали в качестве последней мотивации для штрафников. Сведения о немецких аналогах штрафбатов есть в архивах, но, по известным причинам, до сих пор закрыты для историков.
Переписывать историю только по воспоминаниям очевидцев — затея неблагодарная и тупиковая. Сколько людей — столько и картинок. Каждый наблюдает со своей колокольни...
А я и не призываю переписывать историю. Ее невозможно переписать. Если Президент сказал, что ОУН-УПА — это герои и защитники отечества, пусть будут героями и защитниками. Бессмысленно плевать против ветра — история всегда будет служить интересам политики. Меня печалит другое, учебники истории продолжают оставаться носителями политической концепции. Мы учили историю по Краткому курсу ВКП(б), сегодня дети усваивают ее в псевдолиберальном изложении, с примесью местечковой нациопатии.
Все желают наступить на старые грабли, никто не хочет смотреть на ту же самую Великую Отечественную войну с гуманитарной стороны, которая не приемлет политической конъюнктуры. Поэтому воспоминания всех, кто пережил войну, это и есть частный гуманитарный взгляд на мировое безумие.
В 41-м возле Христофоровки наши оставили боевой расчет из трех снайперов и пяти пулеметчиков прикрывать отход через Ингул. За три часа обороны бойцы положили больше 200 немцев и мадьяр. Снайперам удалось уйти, а пулеметчики попали в плен и были после пыток расстреляны.
Ночью женщины всех вырыли из оврага и захоронили возле церкви. Если бы распсиховавшиеся немцы узнали об этом — спалили бы все село. Как отнестись к этим женщинам с точки зрения «истории в учебнике»?
Или в Терновке, когда зенитный расчет, который до последнего снаряда вел огонь по немецкой переправе, пришел в полном составе к старенькой бабуле, и женщина дала всем гражданскую одежду и продукты. Затем догадалась сжечь обмундирование, а пуговицы попросила внуков закопать глубоко на огороде. Немцы перерыли весь двор, полдня ходили с металлоискателями. Видать, из соседей кто-то настучал. Бабке повезло. Как к этому прикажешь относиться?..
В селе Прибужье Доманевского района жители полвойны хранили тайну о советском танке...
Каком танке?
Обыкновенном легком танке Т-46. Люди рассказали невероятную историю о солдате Воронине, который повторил эпопею легендарного Ивана Чонкина. Только Чонкина оставили охранять самолет, а Воронина — танк без снарядов и с пустыми баками для горючего. Парень освоился в селе, женился, родил двоих детей, и никто из деревни за три года не донес в полицию. Затем пришли наши. Воронин доложился по форме, сдал танк и отправился воевать. Давай еще по кофе?..
Не хочу, а дальше что?
Да ничего. Вернулся с войны живой и здоровый. Забрал детей, жену и увез к себе на Урал. Вот из таких событий и состоит вся история войны в ее гуманитарном изложении.
Ваша комиссия занимается только выявлением мест захоронений или чем-то еще?
Мы работаем по плану общегосударственной программы. Сюда входит историко-архивная работа, опросы местных жителей, установление точного места захоронения, проведение раскопок и идентификация погребенных, затем последующее перезахоронение останков в отведенных для этого местах и мемориальных комплексах. Сейчас добавилось АТО, то есть сведения о тайных или несанкционированных захоронениях военных и гражданских лиц. Когда всё закончится, будем собирать камни...
Копают у вас археологи?
Нет. Есть специалисты, которые работают в госпредприятии «Центр». Они занимаются эксгумацией и обработкой всей информации для идентификации останков. Наша группа проводит подготовительную работу: сбор документов, согласование работ с местными властями, опросы населения. В общем, мы все делаем для того, чтобы люди пришли с лопатами, выкопали, определили и перезахоронили.
Много вас в области?
Четыре человека. Руководитель — кандидат исторических наук Сергей Макарчук. В масштабах области нашу работу курирует заместитель губернатора по гуманитарным вопросам, в целом по Украине — вице-премьер, отвечающий за гуманитарную политику. Вот такая вот вертикаль.
Знаю я эту вертикаль. Носишься с бумажками по кабинетам, чиновники смотрят, как на диковинное животное, футболят...
Ты знаешь, как раз наоборот. Все относятся с пониманием к нашей работе. Никакой волокиты и проволочек обычно не бывает. У нас все нормально. Николаевская область — единственная в стране, где наша комиссия имеет эффективно работающие отделения в каждом районе. Такого больше нет нигде.
Какова судьба останков немецких военнопленных и других иностранных граждан после окончания процесса их идентификации?
Все переговоры ведутся на правительственном уровне. Украина имеет специальные договора с 41 государством, которые регулируют отношения, касающиеся идентификации и перезахоронений иностранных граждан. Интенсивно работаем с немцами. В Германии есть аналогичная программа, и они оплачивают свою часть работ. На Украине пять мемориальных комплексов, где немцы хоронят останки своих солдат. Итальянцы всех забирают на Родину, с некоторыми правительствами работа находится в стадии оформления процедурных вопросов. Этнический состав граждан, чьи останки обнаружены в массовых захоронениях на Лагерном поле и Темводе, очень пестрый. Есть французы, швейцарцы, люксембуржцы, испанцы, венгры, чехи, словаки, русины...
Это все у нас на Темводе?
И на Темводе тоже. Здесь во время войны был сначала немецкий концлагерь для советских военнопленных «Шталаг — 364», а затем лагерь НКВД № 126. Кладбище немецких военнопленных сегодня раскопано, останки практически все идентифицированы и перезахоронены под Кировоградом в мемориальном комплексе. С нашими военнопленными гораздо сложнее. Немцы утилизировали трупы. Сваливали в одну яму, сжигали, потом засыпали известью. При раскопках это выглядит как большой закальцинированный камень. Таких ям было найдено несколько.
Телефон и координаты дашь для читателей?
Конечно. Прошу всех горожан и жителей области, которые обладают информацией о единичных и массовых захоронениях граждан, погибших от голода, ставших жертвами войны и политических репрессий, сообщать сведения по стационарному телефону
