Три года назад, когда в нашем садике начинался очередной учебный год, я не без морализаторства написал несколько тысяч знаков о воспитании. Увы, не о своем. Сегодня, когда моя дочь уверенно пошла в первый класс, эта тема обрела новые, куда более широкие горизонты.
Однажды в разговоре с матерью я задался вопросом — почему наши дети с каждым годом тупеют на глазах? Именно тупеют, здесь не нужны никакие эвфемизмы. Это когда на вопрос: «Каких ты знаешь диссидентов?», студент отвечает: «Хрущев!» Или, потупившись, молчит, услышав: «Кто написал „Капитал“ Карла Маркса?»
Не то чтобы ваш покорный слуга был семи пядей во лбу. К сожалению, у меня очень плохая память и просто невыносимое представление о географии. Биологию я сдал на четыре, несмотря на абсолютную лояльность учителя, подсунувшего «правильный» билет, а химию — со шпаргалкой. Но практически любой школьник моего поколения обладает определенным набором знаний, которые называются базовыми. Ну то есть любой из нас в принципе представляет, где находится Гибралтар, какие законы сформулировал Мендель, что такое валентность, кто доказал теорему Пифагора, а кто — написал «Капитанскую дочку».
Не хочу обобщать, но из практики личного общения с преподавателями (а среди моих родных и близких есть и такие) многие дети сегодня этого не знают, несмотря на «Болонский процесс» и едва ли не ежегодные преобразования в среднем образовании. Достаточно хотя бы чехарды с количеством лет, отведенных для этого процесса. Наши родители учились 10 лет, мы — 11, а наши дети еще недавно рисковали отсидеть за партами все 12. А теперь — и вовсе девять. При этом мой отец был куда образованнее меня, а я, увы, имею все шансы оказаться образованнее своей дочери. Стало быть, не в годах дело.
Может быть, в программах? «Совки» любят рассказывать о том, как «европеизация» образования все испортила. В Европе ведь, а уж тем более в ненавистных Штатах, как известно, все тупые, вместо живых экзаменов заполняют какие-то формальные тесты. Тем не менее именно европейская и американская науки в подавляющем большинстве двигают современную цивилизацию — будь то ваш любимый iPhone, адронный коллайдер или программа экспедиции на Марс. Значит и это не определяющий фактор. Что же тогда?
Ответ на этот вопрос пришел после очередного родительского собрания в нашей школе. Пардон, гимназии. Школ нынче практически не осталось. А те, что есть, все равно с углубленным изучением родительскго кошелькачего-нибудь. В нашем случае — немецкого языка. Это учебное заведение считается самым крутым «на раёне» — чтобы попасть в него, нужно пройти самый настоящий конкурс. Уже в первый класс. Несмотря на абсурдность ситуации, нам льстил тот факт, что дочь успешно преодолела сей первый важный рубеж в своей жизни абсолютно честно и самостоятельно.
Тем больнее было осознавать, что ничем, по большому счету, эта гимназия не отличается от других школ. В нашем классе учатсясидят друг у друга на голове 35 ребятишек. Наша первая учительница оказалась законченной социопаткой, пообщаться с которой — редкая и не самая приятная удача. Учительница группы продленного дня, молодая и любимая детьми девушка, уволилась спустя полтора месяца и до сих пор на ее месте никого нет. Медсестры в школе нет с первого дня, так что на это даже никто не обращает внимания. С некоторых пор куда-то стала пропадать учительница физкультуры. Но будем считать, что все это мелочи переходного периода. Я же о другом.
На днях прошло родительское собрание — первое с того радостного момента, когда мы узнали, что попали на хорошие бабкипоступили. То есть с лета. Я-то думал, что в самые первые месяцы учебы очень важно наладить контакт между учителем и родителями, чтобы постоянными совместными усилиями приучать каждого ребенка к учебе, уж простите за тавтологию. Но у нашего учителя, очевидно, совершенно иные взгляды на жизнь.
Не вопрос. В конце концов, в педагогике я разбираюсь еще хуже, чем в географии, а дети этого странного человека за что-то любят. Поэтому вся надежда была на собрание — наконец-то, впервые за более чем три месяца учебы, мы сможем узнать профессиональное мнение об успехах и неудачах наших отпрысков, получить совет, на что нужно обратить внимание, где сделать упор, с чем поработать больше. Те, у кого есть дети-школьники, очевидно, уже улыбнулись, поняв к чему я веду...
Знаете, почему мои родители не любили ходить на родительские собрания? Отец — потому что его сразу же впрягали сделать что-нибудь для класса, а мать — потому что ей приходилось выслушивать за все мои успехи, настоящие и не очень. А я, напомню, был совсем не семи пядей во лбу. Знаете, почему современные родители не любят ходить на родительские собрания? Потому что кроме разговоров о том, сколько, кому и за что еще нужно сдать денег, вы там больше ничего не услышите. Даже если очень хотите.
— С детьми все хорошо, ваши дети — просто чудо, — говорит учительнница.
— Позвольте, но нельзя ли поконкре....
— К сожалению, до сих пор еще далеко не все сдали деньги в родительский комитет за второй новогодний утренник!
— За что?!
— Почему второй?
— А где первый?
— Сколько?!
— Опять?!
— Слушайте, моя фамилия не Ахметов!
Встрять в этот нестройный хор из трех десятков недоумевающих голосов с просьбой рассказать все-таки что-нибудь о детях абсолютно нереально. Тем более что ты ведь и сам хочешь понять, какой такой утренник, почему второй, и самое главное — СКОЛЬКО? Два часа проходят в тщетных дискуссиях, как так получилось и что теперь делать. Потом мы все устаем, хочется домой, поесть, разобраться во всем в спокойной обстановке. Тогда же осознаешь, что только что убил целый вечер, но так и не узнал ничего из того, что хотел. И еще остался без 400 гривен. И еще сотню — должен. Если бы не это, то, скорее всего, никто бы и не собирал нас вплоть до выпускного.
И это для всех современных родителей настолько очевидно, что я бы, пожалуй, и не подумал об этом писать, если бы не тенденция. Когда мы еще ходили в садик, то там были совсем другие воспитательницы, куда более внимательные и трепетные. Да и детишек в группе было чуть меньше. Но все наши родительские собрания удивительным образом происходили по той же схеме, с небольшими сугубо формальными отличиями. В конечном итоге добиться от воспитателя какой-либо характеристики или совета в отношении своего ребенка было не проще, чем чистосердечного признания от матерого рецидивиста...
Я не знаю, что это — проявление корысти, спеси, усталости, наплевательского отношения, или нежелания и неумения брать на себя ответственность. Может, даже страх перед родителями, многие из которых, услышав что-то нелицеприятное о своем чаде, поспешат с не самым лицеприятным ответом. Но я почему-то уверен, что именно в этом кроются истоки проблемы, описанной в первой половине статьи. Не в количестве лет обучения, не в системе оценивания, не в изменчивых программах и даже не в учителях — а в их отношении к процессу обучения и воспитания, которое с первых же классов передается и детям, отражаясь на их отношении к учебе. Их много — она одна. Их много — она больна. Много их, а денег — мало. Их просто слишком много...
