Большинство бытовых разговоров, касающихся международной политики, поражают своей незамутненностью. С одной стороны, мы можем видеть «брутальных варваров», охотно рассуждающих о силовых способах решения конфликтов и с упоением высчитывающих, сколько танков и самолетов имеет то или иное государство. А что: «Сила есть — ума не надо». Таких особенно много в российском секторе Интернете.
С другой стороны, находятся «феечки». Свято уверенные, что в этом мире царит либеральный порядок и мы находимся в двух шагах от фукуямовского «конца истории». А то, что мир все глубже погружается в пучину локальных конфликтов, которые в любой момент рискуют перестать быть локальными, их не останавливает. Ведь мир должен быть таким, каким он должен быть, а Путин, Китай и все прочие «Ираны» — лишь мелкие и досадные недоразумения. Эта позиция доминирует в отечественном медиа-пространстве, поскольку смотреть на мир под более реалистичным углом просто страшно.
Потому я решил написать эту статью и проанализировать положение в нашем регионе с точки зрения теории международных отношений (в дальнейшем ТМО) и двух ее основных школ.
Теории либерального идеализма и политического реализма
Теория международных отношений как отдельная дисциплина, анализирующая отношения между государствами, возникла между Первой и Второй мировыми войнами. Хотя дипломатия как искусство переговоров — ровесница человечества, только начало эпохи глобальных войн привело к попытке поставить эту сферу политики на «научную» основу.
С самого начала в рамках ТМО выделились две школы. Школа либерального идеализма исходила из того, что люди и государства должны построить лучший мир, основанный на ценностях либерализма. Представители этой школы полагают, что демократии не воюют между собой, а возрастание роли международной торговли сделает войну просто нерентабельной.
В противовес им представители школы политического реализма и неореализма считают, что международные отношения имеют анархическую сущность. То есть они не подчиняются морали и закону, а правители стремятся максимизировать объем своей власти. Политические (нео)реалисты исходят из того, что государства в международных отношениях являются гомогенными образованиями, стремящимися к расширению сферы своего влияния.
С этой точки зрения сохранение мира виделось возможным не через пропаганду либеральных ценностей, а через формирование устойчивого баланса сил. В конечном итоге целью международной политики является не развязывание бессмысленных войн, а достижение конкретных целей путем переговоров. Война начинается, когда завоевать оппонента проще, чем с ним разговаривать. Потому слабым государствам надлежит дружить с более сильным, чтобы оно не могло покорить их военным путем, так как настоящая дипломатия возможна только между более или менее равными сторонами.
Таким образом, баланс сил и его нарушение становятся реальным фетишем для этой школы. И до некоторого момента такой подход в борьбе за мир работает. Другое дело, что раньше или позже вся эта система сдержек и противовесов чересчур переусложняется и рушится под собственной тяжестью. Так, например, произошло перед Первой мировой войной, когда убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда обрушило общеевропейский баланс сил, положив начало одной из самых кровавых войн в истории человечества. Аналогичная ситуация произошла и перед Второй мировой, когда конфликт вокруг Данцига (Гданьска) запустил следующий виток кровавой бойни. И формальная причина конфликта, в очередной раз, была просто несравнима по масштабу с последствиями.
Очевидно, что политический реализм является намного более адекватным в описании отношений между государствами. Но именно либеральный идеализм до недавнего времени был на коне как на Западе, так и у нас. Поскольку постулаты позволяли оправдывать и маскировать американскую гегемонию. Утверждая, что период долгого мира, царящего на планете после Второй мировой, является результатом воплощения либеральных ценностей. Или что успех США — следствие американской приверженности либерализму. Последние несколько лет, после прихода Трампа к власти, сторонники либерального идеализма прилагают героические усилия, чтобы не заметить произошедших изменений, и утверждают, что либеральная система способна стабильно существовать и без государства-гегемона. Реальность, однако, с ними не согласна.
Так же, как отметил Генри Киссинджер, в своем монументальном труде «Дипломатия», баланс сил — это европейский фетиш, вызванный к жизни политической ситуацией, сложившейся после падения Римской империи и вплоть до второй половины XX века. Почти полтора тысячелетия Европа провела в раздробленном состоянии, погрязнув в междоусобных войнах. По своей природе это аномалия. Для большинства других регионов планеты было характерно наличие одной правящей империи, окруженной государствами-сателлитами. Именно так до недавнего времени, например, выглядел Ближний Восток, во времена Османской империи. В таких системах тоже происходили вооруженные конфликты, но, по сравнению с постоянной европейской резней, большая часть Евразии жила относительно мирно.
Если европейская дипломатическая традиция построена на предположении, что необходимо как-то решить ситуацию так, чтобы не спровоцировать очередную кровавую бойню, то дипломатия двух крупнейших сверхдержав нашего времени — Китая и США построена по имперскому образцу, когда центр диктует свою волю периферии. Американцы являются носителями мессианской идеи, полагая, что имеют право нарушать суверенитет других государств ради триумфа демократии, а китайцы в буквальном смысле полагают себя центром Вселенной, считая, что остальные народы ниже их и должны подчиняться им по умолчанию. На этом фоне Россия занимает промежуточную позицию, ведя себя то как восточная империя, то как европейское государство. Характерными особенностями ее дипломатии Киссинджер полагал готовность рискнуть потерпеть поражение, вместо того чтобы пойти на компромисс, и преклонение перед формальной легитимностью. Очевидно, что поведение путинской России после событий 2013-14 года вполне укладывается в вышеописанный шаблон.
Конечно, ТМО не исчерпывается только двумя вышеописанными школами. Есть множество разных течений и промежуточных вариантов, так, например, английская школа, занимающая место между идеализом и реализмом. Эта школа признает наличие анархического международного порядка, но настаивает, что длительное существование разных государств в одной среде порождает общую дипломатическую культуру, позволяющую избежать войны. Также есть разные маргинальные постмодернистские течения, которые поражают как своей экзотичностью, так и бесполезностью: в лице критической теории и конструктивизма.
Отдельной строкой следует упомянуть марксизм. Исторически ТМО развивалась в государствах, обладающих ярко выраженной субъектностью. Потому большинство представителей этой дисциплины настаивают на существовании четкой границы, разделяющей внешнюю и внутреннюю политику, что позволяло им анализировать государство как монолитное целое. Им не приходило в голову, что во главе страны вполне может находиться сборище коррумпированных крысят, готовых принести общенациональные интересы в жертву своему карману.
Марксисты, однако, предполагают, что государство является прежде всего выразителем воли его правящего класса, который вполне может иметь свои собственные, отдельные, антиобщественные интересы. Такой подход великолепно описывает ситуацию, сложившуюся в Украине и других странах третьего мира, являющихся не субъектом, а объектом международной политики.
На этом мы можем закончить наш короткий, но увлекательный экскурс в дебри ТМО. Дальше мы попытаемся использовать полученные знания на практике, исходя из традиции политического реализма.
Украинский кризис и баланс сил в Восточной Европе
После 2004 года, когда произошло восточное расширение ЕС, наш регион был аккуратно разделен на российскую и европейскую сферу влияния. К добру или худу, но эта ситуация порождала баланс, равномерно не удовлетворяющий обе стороны. ЕС, используя торгово-экономические инструменты, пытался расширить свою зону влияния через программу «Восточного партнерства», РФ в этом вопросе больше опиралась на военные инструменты, цены на энергоносители и свое военное присутствие, а также культурные связи с бывшими постсоветскими республиками.
Хрупкий баланс был нарушен в 2013 году, когда Украина получила возможность стать ассоциированным членом ЕС. Такая перспектива вызвала глубокое неудовольствие в Москве. Изначально Россия показала себя дисциплинированным игроком: сначала торговая война и лоббирование своих интересов, потом пряник в лице многомиллиардного кредита. В конечном итоге они выиграли партию. Янукович сказал европейцам, что либо они платят нам очень много денег, либо Украина продолжает дружить с РФ. И тут началась нездоровая активность.
Я не обладаю достаточной компетентностью, чтобы судить об истинной подоплеке событий, произошедших на Майдане в 2013-14 годах. Никто, включая непосредственных участников, не знает всех деталей, но нужно понимать, как это выглядело из Кремля. После того, как Россия решила «украинскую проблему», дипломатическим путем защитив свои интересы, поддерживаемые Западом мятежники свергли законное правительство.
Это был «ход конем по голове», радикально нарушающий баланс сил в регионе. Такое поведение не могло остаться безнаказанным, потому РФ ответила «ударом доской по лицу»: аннексировав Крым и начав войну на Донбассе.
Но это уже не могло изменить того простого факта, что 2014 год стал для России годом наибольшего поражения со времен распада СССР. Потеря Украины нанесла смертельный удар российским амбициям на статус самостоятельного игрока в глобальном масштабе. И вся последующая военная активность, как и обострение отношения с Западом, было попыткой как-то замаскировать произошедшую катастрофу. Хотя бы перед внутренним потребителем.
С одной стороны, военная активность в Украине и Сирии позволили РФ частично восстановить свою сферу влияния и показать, что россияне по прежнему являются серьезной силой, с которой Западу придется считаться.
С другой стороны, ЕС показал свою полную неготовность мыслить и действовать в военно-стратегическом измерении. Да, с помощью США, они успешно «отвоевали» Украину. Новый рынок для немецких товаров и миллионы «заробитчан», которые своим рабским трудом продотировали центральноевропейскую экономику на миллиарды долларов, а также переслали кучу денег в Украину. Тем самым удовлетворив как потребности своих семей, так и украинского правящего класса, который, несмотря на свои финансовые потери в результате войны, продолжает относительно неплохо себя чувствовать и поддерживать единственно правильный курс, игнорируя страдания большей части населения. Это, в конечном итоге, и вылилось в триумфальную победу Зеленского и его команды. Нельзя просто игнорировать народ в стране, где до сих пор хотя бы формально действуют демократические институции.
Ключевая проблема ЕС состоит в том, что это, в основном, экономический союз, способный многого добиться экономическими инструментами. Когда настает время стрелять, европейскую политику реализуют коалиции национальных государств, стремящихся, прежде всего, удовлетворить свои национальные интересы, а не решить общеевропейские проблемы. Как мы все прекрасно понимаем, такая система работает крайне криво.
Само существование Евросоюза создает радикально большую сферу влияния, чем могло бы себе позволить его государства-члены. До недавнего времени такой дисбаланс и вообще прорехи в общеевропейской сфере влияния успешно прикрывали США. Но, после того как Дональд Трамп вошел в Белый дом, американская стратегия радикально изменилась. Теперь Вашингтон пытается опереться на систему региональных гегемонов, которые с минимальной американской поддержкой, должны поддерживать порядок на своем заднем дворе.
И если в случае с бассейном Средиземного моря функцию провайдера безопасности выполняет Франция и, в значительно меньшей степени, Италия, то восточный фланг ЕС, по идее, должна была бы прикрывать Германия.
Проблема состоит в том, что у ФРГ, вместо морально-волевых качеств, имеется глубокое чувство исторической вины. В сочетании с тем, что на востоке европейцам будут противостоять совсем не моджахеды со ржавыми калашами, а вполне себе современная российская армия, вызывает у немцев стойкое нежелание решать общеевропейские проблемы на востоке вообще и украинские в частности. В результате, за последние 5 лет мы стали свидетелями воплощения древней военной максимы, высказанной в свое время еще Сунь Цзы: «Если у тебя нет стратегии, то любая твоя тактика — лишь отсрочка перед поражением».
А тем временем мир не стоял на месте. И если 5 лет назад можно было сказать, что Россия находится в глубокой международной изоляции, то сегодня ситуация радикально изменилась.
Формирование российско-китайского альянса?
До недавнего времени сторонники либерального идеализма могли игнорировать потрескивание, доносящиеся из-под фундамента их любимых интеллектуальных конструкций. Характеризуя все локальные войны, аннексии и нарушения международного права как досадные случайности, недоработки в системе, или, в случае с американской активностью, меньшее зло, необходимое для продвижения и реализации либеральных идеалов.
Ситуация начала радикально меняться с приходом к власти Дональда Трампа. В этот момент у многих возникло бы желание начать рассуждать о роли личности в истории, но явления Трампа народу было симптомом кризиса, а не его причиной. В любом случае именно антикитайская политика новой президентской администрации, в сочетании с обострением конфронтации между РФ и Западом, подтолкнуло Пекин и Москву к более тесному сотрудничеству.
Изначально у России было три сценария ее международного будущего. Первый из них лежал в основе российской политики в 90-х и даже начала нулевых. Он предполагал, что Кремль будет сотрудничать с Западом в обмен на технологии и инвестиции, а также отсутствие вопросов по демократии и правам человека. РФ будет стоять на стороне США и ЕС, пресекая любые поползновения со стороны развивающихся азиатских государств пересмотреть результаты первой Холодной войны и таким образом укрепляя существующий порядок. Такая система имела название «Северное кольцо». Подчеркивая, что тут разделение проходит не по лини Восток-Запад, а по различению между богатым европеоидным Севером и нищим азиатским Югом.
Мюнхенская речь Путина в 2008 году стала похоронной для этого проекта. Коллективный Запад, находясь на пике своего величия, был чересчур самоуспокоен, полагая, что больше не нуждается в союзниках. Потому предложил РФ роль отсталой страны третьего мира, которой периодически будут кидать с барского плеча гуманитарку.
Российским ответом на эту ситуацию стала концепция «Малой Евразии». У нас она больше известна как доктрина «Русского мира». Суть этой концепции состояла в том, что Россия должна доминировать на постсоветском пространстве, собрав бывшие союзные республики в могучую кучку, тем самым создав новый полюс силы, который сможет относительно на равных оппонировать как США с ЕС, так и Китаю.
После событий 2013-14 года этот вариант развития стал невозможен. Потеря Украины показала бессилие России поддерживать целостность своей сферы влияния. Дальнейшие судорожные движения, нацеленные на дестабилизацию Украины, также завершились неудачей. Нужно было как-то жить дальше.
На первом этапе Россия стала заполнять пустоты в бассейне Средиземного моря, возникшие вследствие европейской безалаберности и неорганизованности. Дестабилизировать государства, жители которых до сих пор живут, опираясь на свою племенную идентичность, достаточно легко. Проблема состоит в том, что после этого они проваливаются в ад бесконечной гражданской войны. Потому, успешно свалив Каддафи и дестабилизировав режим Ассада, европейцы неожиданно увидели, что демократию там построить нереально, от слова совсем. И правительство, с которым можно было бы построить взаимовыгодные бизнес-отношения, просто не существует. Что привело их к высокоответственной позиции страуса. В смысле выразить глубокую обеспокоенность, побомбить там кого-то слегка и надеяться, что оно все само рассосется. Возникновение ИГИЛ и кризис беженцев в 2015 году показали, что ничего оно не рассосется.
И тут появилась Россия, готовая разгребать ситуацию в Сирии и помогать Халибу Хафтару, который вроде как главный претендент на объединение Ливии в единое государство. Так, легким движением руки, Москва вновь сделала себя незаменимой. Это было хорошо, но мало. Тактически хорошо, но в стратегической перспективе совсем ничего.
Тем временем на другой стороне континента Китай перешел к реализации программы «Один пояс, один путь». Ее официальной задачей было построение транспортных коридоров в глубь Евразии, чтобы связать с Китаем регионы, ранее труднодоступные для мировой экономики, вследствие отсутствия адекватной инфраструктуры. А неофициальной — создать резервные транспортные маршруты в случае морской блокады Китая, который критически зависим от грузопотока, проходящего через Южнокитайское море. В случае блокировки этого маршрута американскими ВМС Китай будет обречен на стремительное увядание и распад.
Очевидно, что эти маршруты проходят либо через Россию, либо через Среднюю Азию, ключи от которой в руках россиян. Такая ситуация принуждала Москву и Пекин выбирать между сотрудничеством и конфликтом. Позволять своим отношениям как-то развиваться, отпустив ситуацию на самотек, они больше не могли.
При других обстоятельствах, если бы американская внутриполитическая обстановка была более стабильной, если бы в далеком уже на тот момент 2013 году европейцы не стали бы соблазнять Украину всякими вкусными пряниками, Россия могла бы сесть на Среднюю Азию, «как собака на сено», в обмен на преференции со стороны западных стран. Но мы живем в этой реальности. Потому обе высокие договаривающиеся стороны склонились к сотрудничеству.
Вследствие такого положения вещей Москва была вынуждена взять на вооружение концепцию «Большой Евразии» и начать интегрироваться в состав выстраиваемой Пекином китаецентричной системы. Конечно, для внутреннего потребителя это сопровождается риторикой о равноправном партнерстве, которое фактически невозможно в силу асимметрии сторон. А для внешнего потребителя, американцев и европейцев, в ход идут россказни, что это совсем не союз, а так, взаимовыгодная торговля. А оружие мы им, конечно, продаем, но мы его всем подряд продаем.
Основы сотрудничества были заложены еще в 2012 году, когда российское правительство провозгласило стратегию «поворота на Восток». Высказав мнение, что нужно диверсифицировать поставку энергоносителей. Ведь если ты продаешь кому-то нефть и газ, то с этими людьми потом придется дружить. И объявить им войну уже не получится. Поскольку, если их всех там убить, то покупать твои товары они больше не смогут.
Таким образом, продвижение российских энергоносителей на азиатском рынке развязывало России руки, усиливая ее международную субъектность. Хочу с Европой воюю, хочу Китаю эмбарго на поставку нефтепродуктов ввожу. В любом случае РФ получала возможность стать действительно глобальной силой.
На ранних стадиях толку с этого «поворота на Восток» было немного. Китайцы дружили со США и покупали нефть на Ближнем Востоке, но со временем та любовь протухла, а арабо-иранский конфликт поставил под вопрос стабильность нефтяных поставок. Да и, как я уже говорил, блокада Южнокитайского моря может остановить китайскую торговлю в принципе.
В результате вот уже три года Россия является наибольшим поставщиком нефти в Китай, торговля с которым достигла 15,7% ее оборота в 2018 году.
Параллельно заканчивается постройка газопровода «Сила Сибири», который должен официально начать поставлять газ в Китай с 1 декабря этого года. Также растет и крепнет военное сотрудничество: недавно прошли российско-китайские учения «Центр-2019», а по их окончании В. Путин заявил, что Россия поможет Китаю создать СПРН (Систему предупреждения о ракетном нападении), что радикально повысит боеспособность КНР в случае американо-китайского конфликта.
При этом, хотя подобного рода союз нигде не формализован, он уже начал влиять на баланс сил в нашем регионе. Вынудив президента Франции Э. Макрона заявить, что в мире формируется биполярная система и мы не можем просто отдать Россию в руки Китаю. И именно нажим западных партнеров и вынудил администрацию Зеленского пойти на подписание формулы Штайнмайера. Тем самым запустив процесс нормализации российско-европейских отношений и создав фундамент для отмены антироссийских санкций.
Что мы имеем в сухом остатке?
На протяжении последних лет международная обстановка в мире и нашем регионе радикально изменилась. В ее обсуждении мы должны отделить процессы, которые происходят прямо сейчас, от событий, которые могут произойти в будущем. И начнем мы подводить итоги именно с того, что происходит у нас под носом.
1) Коллективного Запада, как выразился Макрон в своей речи перед послами, больше не существует. Теперь США и ЕС ведут каждый свою собственную политику. А внутри того же ЕС существует множество разных точек зрения, конфликтующих между собой. Таким образом, американцы даже теоретически теряют возможность использовать военную силу против РФ на европейском ТВД. Без помощи союзников они просто не смогут снабжать свою армию.
2) Европа, Китай и США вынуждены в некоторой мере бороться за благосклонность России, что открывает ей поле для дипломатического маневра, получения новых технологий и снятия санкций. Эту тенденцию мы можем видеть уже сейчас. Благо отсутствие формального российско-китайского союза развязывает руки для самых разных действий.
3) Диверсификация рынка сбыта энергоносителей позволяет РФ проводить более независимую внешнюю политику. Дополнительный бонус при переговорах со всеми вышеупомянутыми высокими сторонами.
4) На днях Дания капитулировала перед совместным германо-российским давлением. Так что «Северному потоку» быть. А значит, через пару лет РФ сможет перекрыть нам вентиль и, если захочет, начать войну на наших территориях не рискуя сорвать поставки энергоносителей в Европу.
5) В 2020 будет завершена программа перевооружения российской армии. Она будет переоснащена современным оружием на 70% и будет полностью готова к ведению боевых действий. По крайней мере, с менее технически подкованным противником вроде ВСУ.
В совокупности мы видим, что в кратко- и среднесрочной перспективе у России полные рукава козырей, которые она, правильно разыграв, сможет обналичить. Добившись не только снятия санкций, но и расширения сферы своего влияния. Возможно, даже вернув под свой фактический контроль Украину, мирным или военным путем. При мирном варианте развития событий это будет выглядеть далеко не так страшно, как звучит. Поскольку в долгосрочной перспективе перед Украиной маячат действительно большие проблемы, вызванные полным разрушением баланса сил в регионе.
И тут нам следует перейти к вещам, которые пока только могут произойти.
1) Дестабилизация Ближнего Востока. Сейчас, после начала танкерной войны и атаки на Saudico Arabia, очевидно, что этот регион хрупок, как никогда. Если там начнется полноценная региональная война между Саудовской Аравией и Ираном, цены на нефть взлетят на уровень 200-300 долларов за баррель, а потоки беженцев захлестнут ЕС, спровоцировав очередной кризис. И это на фоне глобальной экономической рецессии.
В такой ситуации авторитет РФ, как крупного и стабильного поставщика энергоносителей в распадающемся на части мире, станет непререкаем. По крайней мере, пока на Ближнем Востоке не восстановят добычу. А это вполне может занять несколько лет. На протяжении которых Украина, Беларусь и балтийские государства могут просто исчезнуть в объятиях старшего российского брата.
2) Если произойдет формирование полноценного российско-китайского блока, на планете развернется Вторая холодная война. И союзников в ней у Китая, кроме России, хватает. Так в Пекине и Москве считают, что если США дестабилизируют (захватят) Иран, то это откроет американцам путь в Среднюю Азию, поставив под удар мягкое подбрюшье Китая и РФ. Потому они более чем небезразличны к судьбе иранского режима. Что формирует стратегический треугольник, охватывающий центральные области Евразии. А Турция и Индия, тем временем, занимают маргинальное положение, пытаясь урвать свой кусок в сумерках американского либерального миропорядка. Но раньше или позже они выберут свой лагерь. Поскольку страны, которые не сумели выбрать свою команду, станут уязвимы перед внешней агрессией со стороны обоих конкурирующих блоков.
Таким образом, примкнув к КНР, Россия получает просто огромное количество активных и деятельных союзников, готовых воевать за свое место под солнцем, а также доступ к почти неограниченным материальным ресурсам, которые могут быть брошены на финансирование ее войн.
В этой ситуации Украина почти наверняка потеряет свой суверенитет в ее пользу. Запад легко пожертвует нами, если ему надо будет выдернуть РФ из цепких китайских лап. Или Россия легко завоюет нас с китайской поддержкой.
А если США и ЕС возобновят свой союз и начнут активно противостоять давлению с Востока, то завоевать Украину будет самым логичным ходом, чтобы уменьшить время до боевого соприкосновения между противостоящими армиями и отвоевать еще 30-40 секунд времени, если дело дойдет до обмена ракетно-ядерными ударами.
При таком раскладе будущее выглядит достаточно мрачным. Но именно сейчас украинский дипломатический корпус должен сказать свое веское и профессиональное слово, чтобы наша страна избежала самых деструктивных вариантов развития событий.
