Всего через несколько лет после победы 1945-го Запад, зиговавший и благодарно трясший руку фюрера на наци-олимпиадах в 1936-м, заклеймил Сталина, как идеологического близнеца Гитлера, а СССР, бойкотировавший все наци-олимпиады, назвали соучастником агрессивной политики фашистской Германии.
Продолжение. Начало здесь, здесь и здесь
Трудно поверить, но в зимних Олимпийских играх (февраль 1936-го) и летних (август того же года) в нацистской Германии участвовали почти все государства мира, включая «цивилизованные» США, Великобританию, Францию. Не было только СССР.
Ни одна из влиятельных стран не бойкотировала нацистские спортивные арены и города Олимпиады с пятнами на месте временно снятых вывесок «собакам и евреям вход воспрещен», «евреи нежелательны».
Хотя к этому моменту не только Советский Союз, но и весь мир были хорошо осведомлены о взглядах, планах и методах германского узурпатора, уже отправлявшего «неполноценных» и «врагов Рейха» эшелонами в концлагеря.
Иностранные олимпийские команды охотно зиговали Гитлеру и трибунам, на которых в числе прочих гордо восседали представители лучших аристократических семейств Европы, а мишенями в состязаниях по стрельбе были изображения людей.
Годы спустя, на фоне такого предвоенного олимпийского дружелюбия и благодушия 30-х, самой настоящей неспортивной беспринципностью выглядел бойкот СССР, принимавшего в Москве летние Олимпийские игры 1980-го.
Страны, еще не столь давно участвовавшие в нацистских Играх-1936, вдруг начали намеренно путать советский интернационализм и гитлеровский нацизм. Беззастенчиво подменять понятия. Как будто не их международные спортивные делегации и высокие официальные представители пожимали руку Гитлеру, отказавшемуся от рукопожатий с чернокожими и еврейскими спортсменами.
США, Великобритания, Франция, Канада, Западная Германия, Япония и многие другие попытались прямо или косвенно сорвать Игры-80. Предлогом стало осуждение миротворческой военной операции СССР в Афганистане по приглашению афганского правительства. Американцы, пытавшиеся с помощью военной силы дестабилизировать ситуацию у восточных советских границ, одновременно открыли второй «спортивный» фронт, чтобы не позволить Советскому Союзу демонстрировать спортивные успехи на почве социальных достижений.
Олимпийское спокойствие тогдашних адвокатов кровавого имиджа Гитлера теперь почему-то все реже упоминается в дискуссиях о событиях, приведших к началу Второй мировой бойни. Гораздо чаще ящиком Пандоры служит пакт Молотова—Риббентропа. Слово «пакт» при этом выговаривают с интонационным нажимом, делая страшные глаза, будто задолго до СССР пакты о ненападении с Германией с последующим разделом территорий не заключила вся Европа.
Почему советско-германский пакт считают фактической причиной начала Второй мировой войны, а предыдущие пакты Германии со всей Европой игнорируются? Потому что Вторая мировая война началась задолго до подписания советско-германского пакта, и об этом прекрасно знают в Европе. Делают вид, что не помнят, но — знают.
Уже через два года после проведения наци-Игр 1936-го, в ноябре 1938-го, председатель Совета народных комиссаров Молотов заявил о фактическом начале Второй мировой войны между фашистской «осью» (Германия, Италия, Япония) и империалистами-«демократами» (США, Великобритания, Франция).
Но Вторая мировая началась раньше. Можно спорить о том, что началась она в апреле 1938-го, когда Гитлер присоединил Австрию к Третьему рейху, или же в 1934-м, когда, с согласия США и Великобритании, оказавших громадную финансовую и политическую помощь Гитлеру, Германия в одностороннем порядке нарушила Версальские соглашения, вышла из Лиги наций, захватила Саар, продолжила масштабную милитаризацию (она началась еще во второй половине 20-х) на американские кредиты.
Но логичнее считать точкой отсчета приход Гитлера к власти, зная, с чьей помощью она ему досталась и какими вариантами ограничивалось ее использование в ближайшее время.
Почему Запад с покровительственной улыбкой наблюдал, как Гитлер с начала своей национальной карьеры концентрирует в руках власть после смерти Гинденбурга?
Почему первые же беспрецедентные выходки Гитлера не привели Германию к полной международной блокаде?
Напротив, фюрера обласкали на Олимпиаде-1936, хотя геббельсовская пропаганда использовала Игры для навязывания миру представлений о полной легитимности и рукопожатности Третьего рейха с его аксиомами воплощения зла.
Coca-Cola была одной из американских компаний, активно продвигавших свое присутствие на германском рынке в период правления Гитлера.
В то время как Олимпийские игры в Третьем рейхе бойкотировались еврейскими спортсменами и спортивными организациями, Coca-Cola стала главным спонсором Олимпиады в 1936 году. Примечательно, что задолго до того, как свастика стала символом Третьего рейха, она использовалась в американских рекламных кампаниях еще в 10–20-х годах, печаталась на поздравительных открытках, называлась «крестом счастья» из четырех L (light, love, life, luck) и пропагандировала беззаботное счастливое существование. Таким образом, Третий рейх стал завершенным англосаксонским концептом — от финансирования и технологий до нейминга, общественного внедрения и формирования позитивного ассоциативного ряда.
Мнимая «наивность» западных политиков 30-х, недооценивавших опасность захвата и монополизации власти гитлеровской диктатурой в крупнейшей стране Европы, — аргумент, не выдерживающий критики. Искушенные в преследовании волки уселись в кружок, намереваясь безмолвно наблюдать, как первое в мире социалистическое государство корчится под смертельными ударами Европы и Японии.
Поэтому появился советско-германский пакт о ненападении. Он был кулисами сложной дипломатической игры и позволял решить лишь текущие проблемы внешней политики СССР на Западе. Но, одобрив его, Сталин навсегда обезоружил Японию — главного врага на Востоке. Красная армия, получив временную гарантию тыла в Европе, 20 августа 1939 года начала массированное наступление на японской границе. Прямым следствием советско-германского соглашения о нейтралитете стал и подписанный позже, в апреле 1941-го, пятилетний советско-японский пакт о ненападении.
Перед этим Токио, враждебный СССР, подвергся не только военному давлению Москвы, но и дипломатическому — в Берлине, заинтересованном во временном умиротворении Сталина.
Молотов: «...Сталин был крупнейшим тактиком. Ведь Гитлер подписал с нами договор о ненападении без согласования с Японией. Сталин вынудил его это сделать. Япония после этого сильно обиделась на Германию, и из их союза ничего толком не получилось...».
Но в 1941-м Гитлер обсуждал с японцами лишь краткосрочную, «показную» паузу в советско-японском противостоянии (после 22 июня 1941-го японская армия, полностью изготовившаяся к войне с СССР, несколько раз готовилась открыть второй фронт, и только разгром вермахта под Москвой и Сталинградом удержал японцев от вторжения на советскую территорию).
О временном характере советско-германских договоренностей свидетельствовало и поведение германских войск все время с момента подписания пакта. В последние предвоенные недели немецкие самолеты уже совершенно открыто и массированно нарушали границу, фотографировали расположение сухопутных советских частей, аэродромов, военно-морских баз. Фактически открытая война началась уже тогда, задолго до 22 июня.
Зенитной артиллерии ВМФ было приказано открывать огонь по вражеским самолетам, а авиации — блокировать их перемещение и принудительно сажать на землю после «20 пригласительных выстрелов».
Но 19 декабря 1938 года, когда был подписан протокол о пролонгации советско-германского экономического договора, Германия и СССР даже негласно договорились о снижении «до терпимых пределов» взаимных нападок в печати и на радио обеих стран, в том числе прекращении нападок лично на Гитлера и Сталина.
Геббельс: «...Кое-что мы перестанем затрагивать в печати. Теперь конфликт нам не нужен. Восточный вопрос следует решать целиком...». Впрочем, пресса СССР антифашистского накала так и не снизила.
Экономику Третьего рейха истощили непосильные расходы на военно-промышленные и хозяйственные нужды Гитлера, задумавшего превратить Берлин в центр мироздания.
Геббельс: «...финансовое положение рейха катастрофическое. Мы должны искать новые пути. Дальше так не пойдет. Иначе мы окажемся на грани инфляции...».
Германии был нужен надежный восточный тыл и ресурсы для наращивания военного производства. Как представлялось в Берлине, советская индустриализация и модернизация армии требуют долгосрочных вливаний в виде иностранных технологий, которых у СССР, находившегося в международной изоляции западных стран, не было. Германия могла предоставить такие технологии, но в обмен на сырье и продовольствие.
Сталину намекнули, что если Гитлер все это получит в рамках торговых соглашений, ему и на восток двигаться будет незачем. Это давало необходимую отсрочку советской тяжелой индустрии. За небольшой срок Красная армия могла достичь достаточно внушительной мощи и отвадить от границ страны любого агрессора.
12 января 1939 года, во время новогоднего приема дипломатического корпуса в новом здании имперской канцелярии, Гитлер продолжил начатое дипломатическое наступление, устроив «сенсацию» в своей манере. Если раньше он всегда игнорировал советских представителей, на этот раз, по словам очевидцев, фюрер «... приветствовал русского полпреда особенно дружелюбно и необычно долго беседовал с ним. Взгляды всех присутствующих были направлены на них, и каждый мысленно задавал вопрос: что здесь происходит? Чем дольше продолжалась беседа и чем дружелюбнее она протекала, тем сильнее становилось затаенное дыхание... В этот день русский стал центральной фигурой дипломатического приема... Все теснились возле русского, как пчелы вокруг меда. Каждый хотел знать, что, собственно, фюрер ему сказал... Манера и откровенно дружелюбное настроение, с которым он это делал, являлись недвусмысленным признаком того, что в его позиции что-то изменилось. Во всяком случае, Гитлер намеренно выделил русского...».
Ничего не значившая пустая болтовня на публику стала первым проявлением заинтересованности в германо-советском сближении. Этот шаг убедил Гитлера в своей правильности и после отчета германского генерального штаба от 28 января 1939 года, в котором советские вооруженные силы определялись как мощный военный инструмент с современными боевыми средствами, опиравшийся на прошедшее допризывную подготовку население, развитую военную промышленность, изобильные ресурсы страны.
Пытаясь разгадать дальнейшие маневры фюрера, Запад напрягся. 11-14 января 1939 года Чемберлен и Галифакс находились в Риме, где 12 января, в день новогоднего приема у Гитлера, беседовали с Муссолини. В разговоре Чемберлен указал собеседнику на «военную слабость СССР» и осторожно поинтересовался, не поддержит ли Муссолини нападение Германии на Украину. К великому конфузу британцев, советское правительство узнало о содержании разговора.
8 марта 1939 года Гитлер заявлял, что на очереди — Польша, хотя еще до марта принял решение ее разделить, а потом снова собрать в войне против СССР (в декабре 1938-го в германском МИД рассуждали о «сокращении Польши до приемлемых ... размеров, как буфер против России»).
Польский уголь, румынская нефть, продовольствие из трех стран Европы и сырье для военной промышленности, поставляемое из СССР, позволило бы Германии в 1940-1941-м захватить Францию и Великобританию, чтобы приступить к главной стратегической задаче колонизации Советского Союза.
Гитлер: «...Все, что я делаю, направлено против России; если Запад слишком глуп и слеп, чтобы понять это, я буду вынужден договориться с русскими, разбить Запад и затем, после его разгрома, концентрированными силами обратиться против Советского Союза. Мне нужна Украина, чтобы нас не уморили голодом, как в последней войне...».
Украина была нужна не только как продовольственная кладовая. Да и не только Украина. «Генеральный план Ост» регламентировал порядок заселения 4,3 млн. германцами городов и поселков Восточной Европы с последующим поголовным физическим уничтожением 560 тыс. евреев и примерно половины поляков (3,4 млн). Обсуждались планы депортации оставшихся поляков в Южную Америку. В оккупированном СССР должно было остаться не более 14 млн. славян. План колонизации захваченных советских территорий предполагал уничтожение более 30 млн. чел. с одновременным заселением около 13 млн. германцев-колонистов. 6 млн. советских евреев подлежали поголовному физическому уничтожению.
Остальных советских граждан намеревались отправлять за Урал, куда следовало выселить около 65% украинцев и 75% белорусов. Полное немедленное уничтожение было признано физически невозможным, поэтому план предполагал выселение русских в Сибирь, их постепенную деградацию и вымирание в изоляции.
Как показала вся послевоенная история, планы Гитлера отчасти были и планами Запада, активно стремящегося если не выморить население России, то завладеть, своими или чужими руками, огромным лакомым куском — русскими восточными территориями.
Это отлично понимали и в тогдашнем руководстве СССР.
В марте 1939 года прошел XVIII съезд ВКП (б). В первый день съезда Сталин заявил: новая империалистическая война уже началась, преследует единственную цель — передел мира и вот-вот превратится в мировую. К агрессивному блоку Сталин отнес прежде всего пораженные затяжным экономическим кризисом Германию, Италию, Японию. Что касается стран англосаксонского Запада, то они, по мнению Сталина, стравливают Европу и Японию в мировой войне, чтобы выждать, а потом диктовать свои условия миру по итогам всеобщего хаоса и разгрома. Запад отдал Чехословакию и Австрию Гитлеру в качестве приманки, чтобы позже «...крикливо лгать в печати о „слабости русской армии“, „разложении русской авиации“, „беспорядках“ в Советском Союзе, толкая немцев дальше на восток, обещая им легкую добычу и приговаривая: вы только начните войну с большевиками, а дальше все пойдет хорошо...».
Сталин откровенно заявил, что США и Великобритания финансируют слабую, ориентированную на военные заказы экономику Третьего рейха, подталкивая его к скорейшей войне на востоке: «...Немцам отдали районы Чехословакии как цену за обязательство начать войну с Советским Союзом, а немцы отказываются платить по векселям...».
Эта сталинская цитата — ключ не только к пониманию предвоенной ситуации, но и, собственно, «феномена Гитлера».
Woolworth в 1933 году с готовностью выбросила на улицу всех еврейских сотрудников после того, как в Германии прошла волна бойкотов коричневорубашечниками предприятий с еврейским капиталом или с еврейскими работниками. Все подобные предприятия, «очистившиеся» от евреев, получали знак отличия чистого арийца — Adefa Zeichen.
Парижский филиал банка Chase Manhattan Bank арестовал активы французских евреев, лишив их возможности избежать гестаповских преследований и арестов.
Dow Chemical поставила нацистскому режиму технологии и громадное количество сырья, необходимые для военного производства.
Американский алюминиевый монополист Alcoa перед войной поставил нацистской Германии столько алюминия, что его не хватило самим США после начала военных действий с Германией и ее союзниками.
IBM (International Business Machines) в 1933 году приступила к поставкам в Германию новейшего вычислительного оборудования, а сотрудники компании лично обучали персонал СС использовать эту технику в том числе в процессе организации и функционирования лагерей смерти.
Ford Motor Company запомнилась тем, что ее глава Генри Форд был убежденным нацистом, принимал награды Третьего рейха, строил заводы в Германии, где использовался труд военнопленных и узников концлагерей.
General Motors в 1935-м строил заводы в Третьем рейхе, обеспечив нацистский режим необходимой грузовой автотехникой. На заводах компании также использовался труд узников.
В мае 1939-го фюрер, в очередной раз справляясь у окружения о состоянии дел в СССР, «внимательно слушал» о патриотизме советского общества, оборонительной мощи Красной армии, заметив, что нельзя «терять ни минуты и следует упредить дальнейшее укрепление Советской державы».
Вполне вероятно, в его голове, в зависимости от погодных геополитических условий, цвели разные, в том числе противоположные, сомнения о войне на востоке. Еще «Майн Кампф» утверждала, что военный союз Германии и России не возможен, так как в этом случае территория Германии превратится в самое страшное в истории поле битвы, подвергшись массированным атакам всей Западной Европы. Это «спасет Россию от уничтожения, сделав Германию жертвой». Таким образом, Гитлер в точности предсказывал будущую судьбу фатерлянда, навеки запутавшегося в силовых векторах интересов англосаксонских государств. В зеркале сомнений фюрера отразилась вся современная диспозиция, сложившаяся после войны: германские военные базы НАТО готовы к запуску американских ракет на восток и ответным русским залпам по ключевым городам Германии. США выжидают и наносят удар в последний момент.
Такая роль была уготована и нацистской Германии. Зажатый со всех сторон финансовыми обязательствами, Гитлер искал выход из этих тисков.
Поскольку действовать напрямую он не мог, оставался обман. Лучшим средством скорейшего уничтожения СССР было незамедлительное подписание пакта о нейтралитете.
Одновременно Лондон и Париж продолжали предсказуемо заводить в тупик усилия Москвы, направленные на создание системы европейской коллективной безопасности. Переговоры превращались в утомительные безрезультатные беседы, тянувшиеся часами, когда была дорога каждая минута. Ход «переговоров» и состав делегаций Франции и Британии были откровенно анекдотичными. Представителям даже не делегировали полномочий для принятия решений и подписания итоговых документов.
Нарком ВМФ СССР Николай Кузнецов: «...Прошла еще неделя, прежде чем Чемберлен объявил в парламенте, что кабинет возложил руководство английской миссией на сэра Реджинальда Дрэкса. Более неподходящую кандидатуру трудно было придумать: Дрэкс числился в свите короля, он был старым отставным адмиралом, давно потерявшим всякую связь с действующими вооруженными силами Великобритании. Другие члены делегации — маршал авиации Бернетт и генерал-майор Хейвуд — тоже не принадлежали к влиятельным лицам английской армии. Если бы правительство Чемберлена всерьез стремилось к заключению военной конвенции, оно, конечно, никогда бы не остановилось на этих кандидатурах.
Французское правительство шло по стопам английских коллег. Главой миссии назначили глубокого старца, корпусного генерала Думенка, ее членами — авиационного генерала Валена и капитана Вильома как представителя флота.
На завтраке, который был устроен в советском посольстве, между Майским и адмиралом Дрэксом произошел знаменательный разговор.
Майский: Скажите, адмирал, когда вы отправляетесь в Москву?
Дрэкс: Это окончательно еще не решено, но в ближайшие дни.
Майский: Вы, конечно, летите? Ведь время не терпит: атмосфера в Европе накалена!
Дрэкс: О, нет! В обеих делегациях вместе с обслуживающим персоналом — около сорока человек, много багажа. На самолете лететь неудобно.
Майский все же старался поторопить адмирала, предложив миссии отправиться на одном из быстроходных крейсеров. Это было бы и солидно, и внушительно.
— На крейсере тоже неудобно. Пришлось бы выселить два десятка офицеров из их кают. Зачем причинять людям беспокойство? — снова возразил адмирал Дрэкс. Фактически миссия отправилась в Советский Союз только 5 августа 1939 года. Для них нашли «удобный» транспорт — товарно-пассажирский пароход «Сити оф Эксетер», делавший всего тринадцать узлов. Только 10 августа он пришел в Ленинград.
Этот фарс английское и французское правительства разыграли за три недели до начала Второй мировой войны. Впрочем, то было лишь первое его действие. Политика бесконечных оттяжек продолжалась все время, пока велись переговоры...
Западная сторона игнорировала и обсуждение советско-польского военного взаимодействия в случае нападения Германии на Польшу: желая воспользоваться ударной силой Красной армии, ей одновременно отказывали в праве прохода на польскую территорию, например, через Галицию и Румынию. Ворошилов парировал абсурд «союзников» с нескрываемым сарказмом: «...во всей военной истории не было случая, когда бы искали союзника против вероятного противника, не желая предоставить этому союзнику права войти в соприкосновение с вероятным противником...».
Предложения СССР носили характер детализированных разработок и предполагали участие 2 млн. красноармейцев на восточноевропейском театре военных действий, что составляло бы 70% вооруженных сил Англии и Франции на западе Европы. План подразумевал концентрацию польской армии у западных границ Польши и пропуск советских военных эшелонов к границам Восточной Пруссии. От стран Балтии требовалась гарантированная возможность беспрепятственного использования войсками союзников Аландских островов и Моонзундского архипелага.
От Румынии — участие ее вооруженных сил. От Франции и Великобритании — немедленное объявление войны Гитлеру, как только агрессор начнет вторжение на территорию одного из союзников.
В ответ представители английской и французской делегаций поблагодарили за представленные советской стороной «наилучшие способы отражения агрессии», не преминув похвалить московскую делегацию «за точное и ясное изложение плана», что только добавило ощущения полного абсурда происходящего.
На этом безрезультатные переговоры приостановили до 17 августа. Делегации договорились продолжить встречу 21 августа, но уже 19 августа стало известно, что Польша окончательно отказалась пропустить советские войска через свою территорию. Переговоры потеряли смысл, Ворошилов возложил ответственность за их срыв на англо-французскую делегацию, так как Лондон и Париж без труда могли бы переубедить Варшаву, но явно не приложили чрезмерных усилий.
Консервативной западной общественности приятно думать, будто антигитлеровские переговоры сорвали не «демократические» Париж, Лондон и Варшава, а «тоталитарная» Москва, коварно подписавшая за спиной западных делегаций пакт с гитлеровской Германией. Но лицемерие, рассчитанное на неосведомленность новых поколений, опровергается фактами.
Во-первых, к моменту антигитлеровских переговоров все три государства-участника с западной стороны — Франция, Великобритания и Польша — имели в своих дипломатических портфелях не только пакты с Германией, но и итоги участия, прямого или косвенного, в совместном дележе территорий стран Европы.
Во-вторых, СССР пошел на подписание пакта с Берлином, лишь оставшись в одиночестве, лицом к лицу с фашистскими странами-союзницами: Германией, Японией, Италией, после того, как стал очевидным намеренный срыв западными «союзниками» антигитлеровской переговорной эпопеи.
В-третьих, в Москве отчетливо понимали: Лондон и Вашингтон финансируют Гитлера с определенной целью — в интересах начала восточной военной кампании против СССР и имеют эффективные рычаги управления всей гитлеровской военно-политической машиной. А значит, войны невозможно избежать, ее можно попытаться только оттянуть, сделав вид, будто СССР «поверил» Гитлеру.
Кузнецов: «...20 августа 1939 года Гитлер обратился к Сталину и настойчиво просил принять Риббентропа для подписания пакта о ненападении между Германией и СССР. Ответ был дан 21 августа, когда военные переговоры с Англией и Францией фактически потерпели крах, причем не по нашей вине. 23 августа в Москву прибыл Риббентроп, и в тот же день был подписан пакт о ненападении... Ворошилов в своем интервью представителям западной прессы 27 августа объяснил: „...не потому прервались военные переговоры с Англией и Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией, а, наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Германией в силу того обстоятельства, что военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик из-за непреодолимых разногласий...“... Учитывая сложную обстановку того времени, иного выхода мы не имели. Дальнейшее промедление становилось опасным. Это означало бы лить воду на мельницу тех, кто мечтал толкнуть Гитлера на Восток.
Решение было принято лишь после того, как наше правительство окончательно убедилось в невозможности договориться с Англией и Францией. И еще одно обстоятельство вынуждало наше правительство принять в целях безопасности страны такое решение: в августе 1939 года Япония развязала конфликт на Халхин-Голе. В те дни не было ясно, как далеко зайдет эта борьба. Перспектива вести войну на Западе и на Востоке — в Европе и в Азии — не могла не торопить наше руководство уладить дело на самом решающем, западном, направлении...».
Лишь после окончательного предательства мнимых союзников Сталин ответил на телеграмму Гитлера, пригласив рейхсминистра иностранных дел Риббентропа приехать в Москву 23 августа для завершения переговоров.
Окончание следует
