В некий миг мы все осознали, что герои не умирают. Но Петр Порошенко вознамерился доказать нам прямо противоположное: герои — умирают.., умирают за Минские договоренности.
На востоке затишье. Господин Президент в экстазе. Но я, припоминая предыдущие военные сводки, весьма сомневаюсь, что такое состояние дел сохранится надолго. Да к тому же и не уверен, что прекращение огня — достаточный повод для радости.
Мы подробно осведомлены с событиями в зоне АТО. Но, складывается такое впечатление, что все эти сведения всё больше превращаются в сведения обыденные, а все оперативные сводки из зоны АТО — в семантический шум. Мы привыкаем к войне. Война-онлайн теряет свою зрительскую аудиторию. И только какой-то сногсшибательный поворот «сюжета» или особенно удачный «ракурс» могут вернуть внимание к этому «реалити-шоу».
Последние написанные мною строки могут показаться кощунством. И не зря. Они и есть кощунство. Потому что для тех, кто в окопе, — это не шоу; это не шоу и для тех, кто ждет своих родных с войны, сверяя сообщение Минобороны с картой Донбасса. Это уж точно не шоу и для полутора миллионов беженцев — людей, потерявших жильё, работу, друзей.
Отчего же «события на Донбассе» почти свелись к телевизионной картинке? Почему о войне, гибели солдат, мирных жителей, разрушении сёл и городов можно отстраненно говорить, прибегая к словосочетанию «события на Донбассе» (ведь это — уже почти информационный штамп)? И закрадывается ощущение, что с нашим восприятием войны что-то не так, есть какой-то изъян и в нашем понимании, и в нашем трактовке всего этого ужаса.
Мне лично кажется, что наши слова — я имею в виду заявления политиков, комментарии политологов и журналистские материалы — радикально расходятся с реальностью, и не схватывают самую суть событий. И я говорю не о каком-то искажении фактов, недомолвках или фальсификациях, нет; в Украине, так уже сложилось, нет, наверное, никаких государственных тайн. Я имею в виду иное — временные различия в интерпретациях этой войны и неопределенность этих интерпретаций.
Ведь если Президент Украины отмечает: угроза со стороны России (то есть война на Донбассе) — это на десятилетия, и одновременно уверяет, что Минским договоренностям нет альтернативы — это единственный путь к мирному урегулированию военного конфликта, то очевидно, что в этих утверждениях наличествует логическая несогласованность. Что же это за путь к миру, тождественный войне на десятилетия?
Несогласованность логики — явное отражение противоречивости картины реальности и способов ее осмысления. Следовательно, с восприятием этой реальности и спецификой наших «слов» стоит разобраться подробнее.
Слова и смысл
В вещи как таковой — нет никакого смысла. Трактовка вещи зависит исключительно от контекста, который, в свою очередь, определяется субъектом. Именно смысл, являющийся актуальным для субъекта, создаёт контекст истолкования события. Из смысла следует отношение к реальности — восприятие, переживания и способы действия. Если субъект способен найти для себя смысл события (найти, а не открыть, потому что «объективный смысл» не существует в принципе), то он способен и на осмысленное отношение к событию. Если же он бессилен перед реальностью — воспринимает ее как бессмысленную — это шаг к смерти, ведь жить в ситуации нонсенса человек не способен.
Предыдущий абзац — это своеобразный микс отдельных тезисов постмодернистской философии и психологической концепции Виктора Франкла, автора замечательной книги «Человек в поисках смысла». Свою книгу Франкл начал писать во время заключения в концентрационном лагере Освенцим. В лагере, писал Франкл, выживал только тот, кто видел смысл своего страдания. Какой именно — непринципиально. Главное, чтобы был: например, выжить, выйти на свободу и отомстить. Заключенные же, которые не имели ни политических, ни религиозных убеждений, а воспринимали свою ситуацию, как несправедливость, некую бюрократическую ошибку или злую ухмылку судьбы, то есть не могли проинтерпретировать ситуацию как продолжение собственной личности, — были обречены. По признанию Франкла, сам он выжил только потому, что хотел написать книгу, которую кроме него никто другой не напишет.
Есть ли «книга», которую кроме нас никто другой не напишет? Есть ли смысл в нашем ситуативном заключении — аннексии Крыма и оккупации Донбасса? Видит ли этот смысл Президент, правительство, парламент? Видят ли его тысячи наших солдат, принужденных быть мишенями на передовой? Очень сомневаюсь. Почему? Обратим внимание на такие два факта.
Утикай, тебя ждёт в подворотне военком
Еще в марте-апреле обсуждалась тема небоевых потерь ВСУ; тогда Главный военный прокурор Анатолий Матиос отмечал их невиданный рост — в 50 раз! По словам заместителя руководителя главного управления по работе с личным составом ВСУ Виталия Покотило, подавляющее большинство небоевых потерь и правонарушений — следствие злоупотребления алкоголем. Впоследствии эта тема, однако, сошла с первых полос.
Неужели изобретение импровизированных вытрезвителей — ям и железных клеток для «аватаров» — улучшало ситуацию?
18 августа в Украине завершилась шестая волна частичной мобилизации. Ее план выполнен только на 60%: вместо нужных 25 000 бойцов в строй стали только 13 000. По мнению народного депутата Сергея Пашинского — это замечательных показатель, поскольку «качество» новобранцев превышает их количество. Впрочем, пока, наверное, рано говорить о «качестве». А то, что украинцы предпочитают держаться подальше от ВСУ — факт, подтверждающийся и результатами предыдущих мобилизаций, о чем подробно и эмоционально писал советник Президента Юрий Бирюков.
Очевидно, что небоевые потери и уклонение от призыва — это проявления одной проблемы: кто не смог (или не захотел) удрать от войны, скрывается от нее психологически, заливаясь алкоголем. Остается только задать вопрос: почему? Ответ на него дал Николай Сунгуровский, директор военных программ Центра Разумкова: «когда государство „косит“ от войны — требовать, чтобы граждане „не косили“, нет никаких оснований».
Зададимся вопросом: как чувствует себя солдат на передовой — под артиллерийскими и минометными обстрелами, — не имея при этом права открыть ответный огонь? Четвертого июня, выступая с Посланием к Верховной Раде, Петр Порошенко сообщил об успешном отражении ВСУ атаки на Марьенку. Тогда ВСУ применили артиллерию, прежде отведённую, согласно Минским договоренностям. Впрочем, есть важный нюанс: разрешение на применение артиллерии было санкционировано Администрацией Президента.
Вопрос: применение артиллерии у городка Марьенка — это сфера компетенции Администрации Президента? Я не спец в военном деле, но, на мой взгляд, такие решения должен принимать командир, находящийся непосредственно на передовой, отвечающий за оборону позиций, жизнь и здоровье своих подчиненных. Почему же такие решения принимаются Администрацией Президента? И кстати, мы и понятия не имеем, сколько раз Администрация давала или не давала разрешение на артиллерийскую поддержку.
Петр Порошенко убежден, что это политический, а военный вопрос. Он стремится следовать «букве и запятой» Минских договоренностей. И если для реализации договоренностей надобны ежедневные гибели и увечья украинских бойцов, то это — их проблемы; сантименты не могут влиять на большую политическую игру. Но так ли думают и те, что на передовой?
Так вернёмся же к вопросу: как чувствует себя отправленный на войну солдат, от которого требуют, чтобы он действовал не как боец, а уподобился жертвенному животному? Он будет чувствовать себя приведенным на убой. Это уже не солдат, а — скотина в руках мясника. В роли мясника — Владимир Путин. Помощники, которые стреножат жертвенный скот, — Петр Порошенко, Ангела Меркель и Франсуа Олланд. Инструкция ритуального забоя — Минские договоренности.
Все мы — собаки Селигмана
Написав на боевых знаменах «Ни шагу вперед!», Петр Порошенко в зародыше убивает боевой дух нашей армии. Вся эта ситуация под грифом «Не поддаваться на провокации» — деструктивна, поскольку представляет собой не что иное как способ формирования «синдрома выученной беспомощности».
Этот психологический феномен был экспериментально обнаружен Мартином Селигманом: даже временное ограничение способности противодействовать негативным раздражителям приводит к тому, что субъект начинает воспринимать ситуацию как данность, теряя волевые и мыслительные навыки к избеганию негативных раздражителей.
Первые эксперименты Селигман проводил на собаках. Собак держали в клетках, экспериментатор бил их током. Затем собак выпустили из клеток, и когда экспериментатор приближался к ним с электродом, собаки скулили, ложились на животы и послушно ждали порцию электрического удара. Впоследствии Селигман провел серию экспериментов на людях. Результаты были те же. (Правда, Селигман уже не прибегал к использованию тока.)
Всю эту историю с приказами «Не поддаваться на провокации» мы уже проходили в Крыму: Крым потерян. Проходим ее сейчас на Донбассе. Кто-то скажет мне, почему результат должен быть иным? Мы потеряем не только Донбасс, мы потеряем армию, ее боевой дух. Потеряем чувство патриотизма, достоинства и веру в будущее нашей страны. И этот вариант развития событий, с психологической точки зрения, — наиболее вероятен.
Все наши попытки «жить по-новому» — ничтожны. И я не знаю, сколько еще времени пройдет, пока мы, подобно собакам Селигмана, ляжем на животы, ожидая очередной порции электрического тока.
Так за что же мы воюем?
Неужели так трудно понять одну простую вещь: мы воюем не за Донбасс и не за Крым? Извините, но воевать за материальное — скажем, территорию, деньги или природные ресурсы — это жлобство. Готовность жертвовать жизнью во имя материального — не от большого ума. Пора понять: мы бьемся за свою честь! И это единственное за что стоит биться, а если понадобится, то и умирать.
Мне скажут, что «честь» — это только слово из литературы эпохи Романтизма. И я не соглашусь с таким утверждением. Дело в том, что наша эпоха только переименовала это чувство. В наше время оно называется по-разному: «личностная самореализация», «самодостаточность», «образ Я».
В своей книге «Экзистенциальная психотерапия» Ирвин Ялом высказал важный тезис: когда человек отказывается от полноценной жизни — социальной активности, общения с друзьями и близкими, или же вообще отказывается от жизни, прибегая к самоубийству, — он наказывает себя. Поскольку наказание невозможно без вины, то принципиальным является вопрос: перед кем провинился человек? Единственный, перед кем человек по-настоящему может провиниться, — он сам. Несоответствие собственному «образу Я», потеря чести, говоря языком эпохи Романтизма, — это самое большое преступление, наказание за которое неотвратимо. Человек — сам себе судья и сам себе палач.
«Не поддаваться на провокации» — это требование пассивности, в корне противоречащее «образу солдата». Не протестовать против демилитаризации — это требование, идущее вразрез первичной потребности в безопасности. Не протестовать против экономической и социальной политики правительства, не протестовать против конституционных инноваций, которые, если послушать Петра Порошенко, сводятся лишь к децентрализации, — попытка превратить народ, совершивший революцию, на немое быдло!
Демократия, согласно формулировке Ханны Арендт — это диалог, тоталитаризм — насилие. Я не хочу сейчас обсуждать тему конституционных изменений и всех драматических событий, связанных с ними, но очевидно: если Президент не нашел аргументов, чтобы убедить хотя бы парламентариев в целесообразности этих изменений, то это свидетельство — существенных проблем с демократической культурой.
Альфа и омега политики Петра Порошенко — имплементация Минских договоренностей. Это — все, чего он хочет, и все — на что он способен. Его «образ Я» зависит от того, довольны ли им его европейские партнеры. Петр Порошенко не верит в украинскую армию, и, похоже, не верит в украинский народ. Он верит в Ангелу Меркель и действует согласно своей вере. Я не знаком с Ангелой Меркель; возможно, она и соткана из эфира и солнечных лучей, Петру Порошенко виднее, ведь это — его ангел-хранитель, но, почему-то мне кажется, вера его никчёмна.
28 августа Центр Разумкова обнародовал результаты социологических исследований «Оценка гражданами ситуации на Донбассе». Положительное отношение к Минским договоренностям снизилась втрое, с 34% в марте до 11,9% в августе; негативное отношение удвоилось — с 22,2% до 44%. С момента подписания Минских соглашений (12 февраля) политическая элита и ведущие СМИ без устали повторяли — это «единственный путь к миру». Но результат этой «пропаганды мира» оказался совершенно противоположным.
Петр Порошенко так и не смог предложить обществу адекватное видение урегулирования военного конфликта на Донбассе; не нашел и ответ на российскую аннексию Крыма. А его желание любой ценой обеспечить имплементацию Минских договоренностей — подвело страну к очередному политическому кризису.
Президент не видит смысла в этой войне, а потому и пытается ее «отменить». Он хочет «отменить» реальность. Но реальность — война — не отменяется, она существует независимо от того, хочет или не хочет Петр Порошенко её продолжения. Однако осознание факта существования реальности мало; надо еще осознать её смысл, и только тогда можно найти конструктивное отношение к ситуации.
История — наш контекст
Смысл войны на Донбассе и аннексии Крыма, а если точнее — украинско-российской войны, — раскрывается только путем рассмотрения этого феномена в историческом контексте. Вспомним слова Виктора Франкла: в Освенциме выживали те заключенные, которые имели политические и религиозные убеждения. А такие убеждения приобретаются путем постижения отношение «Я (Мы) в истории», «Я (Мы) в логике политического процесса».
Петру Порошенко нужно говорить украинцам не о международной поддержке Украины — это инфантильно и беспомощно — унизительно, наконец, — а об украинской истории: нашей борьбе против народов степи и завоевании Причерноморья.
Нужно говорить о будущем Украины. Но сконструировать образ будущего невозможно, игнорируя образ истории, ведь будущее и прошлое лежат на одной оси — оси времени. Эта война с Россией постигается как исполненная смысла, а не как бытовой курьез — следствие помрачения сознания Владимира Путина, — только в контексте времени: мы, украинский народ, и наше бытие во времени и пространстве.
И только осознав этот контекст, под силу осознать и актуальное отношение к войне — победа над Россией! — ведь это дело чести. И только в этом контексте становятся понятными неотложные меры, необходимые для победы над Россией. Вспомним старые как мир слова: «Карфаген должен быть разрушен!». История сохранила их лишь по той причине, что эти слова достойны уважения — эта позиция достойна уважения!
Победа в войне — единственное достойное отношение к войне. И только после нашей победы — когда Москва будет разрушена — мы поговорим о мире.
