Ночью мне снятся камуфляжные штаны и куртки, черные и зеленые балаклавы, спальные мешки. Штаны выкрикивают странные цифры: «180 на 90, 164 на 94», потом аккуратно складываются по десять пар и я их запаковываю.
Спится мне хорошо и приятно. Хотя на утро болят руки, плечи и спина. Но это — обычная крепатура. Ведь накануне мне довелось поработать на волонтерском складе сортировщицей.
Мы сортировали по размерам одежду, которая буквально на следующий день должна была уехать на передовую.
Сегодня на дверях надпись «Склад закрыт». Но все время кто-то стучится. Впускаем всех. Тем, кто пришел помогать сортировать, показываем что делать. Тех, кто пришел просить обмундирование, просим прийти завтра.
Как и откуда появились волонтеры, они и сами объяснить не могут. Отвечают: «А вот как-то так...». Одни начали волонтерить еще во время Майдана. Других в эту струю привела война.
— Как то так случилось, что у кого-то родственника мобилизовали, а потом оказалось, что государство ничего не выделило. У другого все сгорело во время обстрела. У всех этих людей есть знакомые, которые сначала помогали как бы ему персонально. А потом оказалось, что сообща и дело делать легче, — рассказывает мне волонтер.
Во Львове волонтеры, так сказать, поделили сферы влияния. Есть те, которые опекают конкретные батальоны и подразделения. Есть те, кто занимается точечным обеспечением — достают, закупают и привозят из-за бугра каски-броники, теплую одежду, обувь, спальники, карематы, оборудование. Есть те, кто занимается «собирательством» — собирает продукты и вещи в супермаркетах и в определенных местах. Есть и такие, кто занялся пошивом маскировочных сеток, халатов, рукавиц, разгрузок. Отдельным блоком стоит медицинская волонтерская служба. Это те, которые обеспечивает военнослужащих лекарствами в госпиталях.
...Когда приезжают фуры с разным добром на склад, где я сейчас сортирую штаны — распределение вещей происходит постепенно. Сначала свою часть забирают волонтеры, которые опекают определенные подразделения. Хотя бы потому, что они за эти штаны и бушлаты уже заплатили, и они точно знают, кому и что нужно в их батальоне.
— Время от времени в сети появляются крики на тему, что такая-то бригада голая-босая-голодная погибает. Сразу же связываемся с волонтером, который взял на себя ответственность за этих военнослужащих и выясняем. Чаще всего это оказывается «уткой», — говорят ребята.
Для себя я уже давно отметила, что те парни, которые находятся на войне, на вопрос «Что нужно?» обычно отвечают: «У меня все есть».
— Когда находишься там, думаешь, как бы поесть, согреться и поспать. Ну и обходишься минимальным. Если нет у тебя, то может быть у товарища. Мы поделимся, — объясняет мне «фронтовую» философию раненый двадцатилетний мальчик.
Но волонтерам случалось видеть и другое. Вот сейчас, пока я сортирую штаны, рядом проходит разговор на повышенных тонах. Кто-то требует тепловизор:
— Я лично отвозил им два. Зачем им третий?! Что означает «не дает»? Это — не его личное имущество, ему никто тепловизор не дарил. Пускай на месте разбираются, — видно, что волонтер готов во время следующей поездки объяснить «единоличнику», что относится к личному имуществу, а чем нужно делиться.
Другой волонтер, который занимается пошивом «разгрузок», говорит, что завез сотню таких на полигон. А потом с удивление узнал, что какой-то санинструктор продавал их по сто гривен за штуку.
Но вернемся к нашим «баранам». Так вот, вещи, которые были заказаны и оплачены волонтерами для конкретных подразделений, обычно туда и попадают. Также есть вещи без конкретики. Их отдают военнослужащим, которые едут в зону АТО. Им достаточно просто прийти на склад. И именно их просят подойти завтра.
Вообще-то волонтеры хорошо знают, кто и когда едет в АТО, кто находится на ротации. Именно под выезд тут обычно придерживают теплые вещи и аптечки.
Я разговариваю с парнем, который приехал и будет снова ехать, и он мне рассказывает, как на Краковском базаре во Львове смотрел натовскую форму: старая, швы прогнили, замки сломаны, крючки повылетали, а просят 800 гривен.
— Ты зачем на базар пошел? — я искренне не понимаю его. Оказывается, немногие знают о возможности получить теплую одежду из рук волонтеров бесплатно.
Побывав потом со мной на волонтерском складе, он эмоционально заявил, что всю военно-тыловую службу и логистику нужно выгнать. Потому что гражданские, чаще — женщины и девушки, лучше сработали, чем те, кто за это деньги берет.
— Вы бы точно не воровали, вы бы копейки в свой карман не положили, — говорит парень, который вернулся из-под пуль и осколков.
— Как это — воровать? А жизнь твоя сколько стоит? А рука или нога парня, который потерял ее на войне — сколько? — удивляются волонтеры.
Уже потом он мне расскажет, как к нему там пристали проверяющие с требованием отчитаться за выстрелянные во время боя патроны.
— Они говорят: ты почему потом гильзы не пособирал? Как я их должен был собирать?! Говорю им: тебе надо — ты иди и собирай. А они мне: так там «сепары»...
Разные, в общем, люди есть. И волонтеры это тоже знают. Есть обычные военнослужащие, у которых «все есть», потому что он сегодня и ел, и спал, и даже в теплой воде помылся. А есть такие, которые выставляют волонтерам огромные списки невесть чего. Мол, ты волонтер, так давай — вперед.
...Когда день уже подходил к завершению, поступила своеобразная просьба от Министерства обороны: одеть-обуть пять сотен бойцов новосозданного подразделения. Первая реакция волонтеров была довольно нецензурной. Потом решили, что утро вечера мудренее. На завтра решили громко потрясти Министерство и потребовать выдать бойцам нужное. А самим, между тем, тихо собирать это самое «нужное». Пригодится.
