Пол Пот, он же Салот Сар, он же Тол Саут, он же Банг Мыонг («первый старший брат»), он же «товарищ 87» родился не то в 1925, не то в 1927, не то в 1928 году...
Первая часть статьи - здесь.
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Для захвата и удержания власти коммунистам жизненно необходима перманентная гражданская война в обществе. Маркс позаботился и об этом. Национальное общество якобы разделено на непримиримых антагонистов, бедных и богатых, горожан и крестьян, мужчин и женщин, интернационалистов и националистов.
Перед приходом к власти коммунисты говорят, что гражданская война необходима для устранения классовых противоречий, для примирения и счастья всего общества. После прихода объявляют, что классовая борьба (т. е. гражданская война), на самом-то деле, на пути к коммунизму только усиливается, и, как становится очевидно, при коммунизме станет абсолютной (абсолютные рабовладельцы против абсолютных рабов). Пока общество качественно и количественно не вернется к состоянию каменного века, коммунизм не удержишь.
Большевики изначально совершили переворот в столицах, и воевали из них крестьянскую Россию, полпотовцы из джунглей воевали города, поэтому в СССР уничтожали «вражескую деревню», а в Кампучии — «вражеский город», вот и вся разница. Эти самодельные классы по воле марксистов постоянно стравливались, тем более, что сами по себе они никак не хотели воевать. Организовывалось это просто — дефицитом пряников и профицитом кнутов. Помимо оголтелой пропаганды, понятно.
Горожане и деревенские жили и кормились раздельно. Впрочем, привилегии кампучийских гегемонов — крестьян, были примерно такой же условностью, как привилегии рабочих в СССР, то есть заключались в том, что изредка отбирали не все. Первое время кампучийским крестьянам позволяли иметь минимальное личное хозяйство, в виде пары курочек (впрочем, потом реквизировали на дело мировой революции и их). В столовых «местным» иногда давали миску настоящего риса, а по коммунистическим праздникам даже фрукты. Чтобы было чему завидовать.
А вот за грехи одних часто наказывали всех. Марксисты «изобрели» феодальную коллективную ответственность. Городские могли благодарить за свое положение «деревенских гегемонов» (это все из-за них), деревенские могли благодарить за то же самое «городских буржуев» (это все из-за них). На этом система не заканчивалась, общество делили дальше, «бедные крестьяне» против «кулаков», дети против взрослых, образованные против необразованых, каждый против всех. Хочешь выжить — разоблачи «не такого, как все».
Далеко не бездарная идея, обратить «различия» против самого «общества различий». Бей всех, пока люди не начнут выискивать и сдавать «различных» на опережение, в тщетной попытке избежать наказания. Вряд ли аульные гении, что в России, что в Кампучии, до тонкостей понимали, «как оно работает», но им понимать не надо, им дали в руки готовые управленческие конструкции, а уж животный нюх на жертв у них был собственный.
ВЕРТИКАЛЬ ВЛАСТИ
Когда измученные люди прибывали к месту прописки, их там встречал председатель колхоза-деревни, и проводил краткую лекцию об основах коммунизма. Во-первых, они должны быть благодарны Ангке за то, что она сохранила им жизнь. Во-вторых, она позволила им жить не просто так, а чтобы они работали, так что кто не работает, тот перестает жить. В-третьих, думать им не надо, за всех думает Ангка.
При этом выжившие вспоминали начальный террор как «относительно мягкий». Когда власть еще недостаточно централизовалось, многое зависело от непосредственного начальника. Кто-то попадал к садисту (часто такими оказывались молодые женщины — феномен нам знакомый), другие могли попасть к относительно «хорошему», который за взятку или по доброте душевной давал поблажки. Поначалу позволяли совместное проживание семей (если они не были разлучены в ходе депортации). Некоторым удавалось осесть у родственников, в деревнях по пути конвоирования. «Врагов» чаще разоблачали и казнили по одному, группами редко. Правда, много людей заканчивали жизнь самоубийством, не в силах выдержать равенство и братство, но потом такие люди закончились. В целом доедали остатки предыдущего проклятого капитализма. Но по мере централизации режим постоянно ужесточался, все «поблажки» исчезли.
Система управления была сколь проста, столь эффективна. Любой представитель Ангки, в пределах своего уровня, был одновременно военоначальником, чиновником, законодателем и судьей. Соответственно, любая инициатива снизу, что бы она ни предполагала изменить, была личной угрозой одному и тому же физическому человеку. Так что все ветви власти одномоментно и единогласно принимали решение относительно смельчака, обосновывали его, выносили приговор и приводили его в исполнение. С другой стороны, какого бы вопроса ни касались претензии вышестоящих, за них ответственнен был опять-таки один и тот же физический человек. Система была абсолютно непроницаема снизу, и абсолютно управляема сверху.
Такая «вертикаль рабов» указывает не столько на тоталитаризм, сколько на внешнее управление. Больше всего похоже на искусственный феодализм, где «барон» — менеджерская должность без имени, осознанно не связанная с управляемым районом НИЧЕМ, ни квалификацией, ни родством, ни писанными правилами, ни неписанными понятиями. Впрочем, в одном случае связь отыскалась, и этот локальный переворот в обычный феодализм попортил полпотовцам немало крови.
Как и обычный феодализм, такой искусственный феодализм формируется в виде военизированной иерархии, поскольку это оптимально для стоящих перед ней задач «отобрать». Приказ типа «по свистку в атаку, окружить, уничтожить, собрать добычу» выполняется быстро и четко, каждый знает, что ему делать и имеет необходимые средства. Задачи типа «распределить» военизированную структуру, в силу ее субординации, быстро разлагают в банду мародеров и воров, торгующих пшенкой, оружием и солдатами. А уж задачи «создать», организовать нечто с нуля, типа «удвоить ВВП» или «развить нанотехнологии» поставят такую власть в тупик. Максимум, что они могут сделать, так это ловить и уничтожать тех, кто скажет, что ВВП не удвоился, а нанотехнологии не уполовинились.
И в России, и в Кампучии, коммунисты пришли к власти в виде «военной администрации» (состоящей при этом из гражданского сброда, заметим). В этом случае все управленческие обязанности сводятся к единственной — «приказать сделать, иначе расстрелять, повторить приказ». У них всегда была «битва» — с врагами, засухой, или «за урожай».
С другой стороны, в отличие от настоящего феодализма, платой за эту абсолютную управляемость становится абсолютная неустойчивость. Вертикаль, где каждый подчиненный лишен внешнего объекта служения (народа, государства, закона, да хоть уголовных понятий), и подчиняется исключительно начальнику — не имеет никакой опоры в целом.
СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО И ТРУБА
В 1976 году, когда власть укрепилась, провели «демократические выборы», приняли Конституцию Демократической Кампучии, и Четырехлетний План на 1976-1980 годы.
В Конституции закреплялось «первейшее право гражданина» — право на труд. Ни одного гражданина этим радостным правом не обделили. Право на вознаграждение за труд не упоминалось, при коммунизме работают не за вознаграждение.
А План четырехлетки был такой — утроить посевные площади путём вырубки джунглей, за счет новой системы ирригации собирать три урожая в год, и увеличить урожайность риса втрое. Итого, в общем, планировалось удевятерение(!!!) ВВП за 4 года.
Выращенный рис предполагалось продать за рубеж, а на эти деньги построить коммунизм, т. е. сначала легкую, а потом и тяжелую промышленность. Больше всего места в Плане занимал раздел тяжелой промышленности.И это в стране, где добивали последних рабочих и кухонные миксеры.
В реальности посевные площади сократились. Вскоре из-за смертности и угона людей на «целину» в джунгли уже не успевали полностью засеивать южные и центральные провинции, традиционную житницу страны. Из-за плохой обработки и отсутствия удобрений урожайность тоже упала. Из созданной титаническими усилиями, в течении многих веков, ирригационной системы к настоящему времени уцелело лишь несколько дамб и каналов. Все остальное давно размыло, чаще всего в первый же паводок.
«Чтобы строить плотины, достаточно политического образования», объясняли людям. И с точки зрения коммунизма объясняли совершенно правильно, при коммунизме производительные силы дают все необходимое обществу (иначе он бы не появился), и какие-то особые, дополнительные усилия не требуются. Необходимость каких-то особых людей, каких-то неопределимо специальных знаний и профессиональной дифференциации в корне противоречит коммунизму. Отсюда прямое практическое следствие — если чего-то все же не хватает, то это результат саботажа хитро затаившихся в обществе «антикоммунистов». Так что любой рационализатор выдавал в себе очкарика-контру, нарочно без очков дающего коммунистам вредительские советы, будто бы у них чего-то не хватает, и нужно что-то сделать «как при капитализме». С понятными последствиями для очкарика.
Впрочем, в едином коммунистическом хозяйстве и сельское хозяйство едино, а не кто во что горазд, так что большинство сельскохозяйственных распоряжений спускалось из центра. Например, по указанию центра срыли прежние перегородки на рисовых полях, увеличив площадь заливных чеков до 1 гектара. Совершенно очевидно, что они вычитали это в коммунистической методичке, где описывалось пост-революционное объединение частных европейских полей в «колхозные». Рис или репа, а увеличение полей как-то связано с коммунизмом, иначе бы не написали, правильно? Также из центра спускали единый график сельскохозяйственных работ, приказы по вырубке плодовых деревьев, отвлекающих силы от рисоводства, указания по уничтожению гнездовий птиц, поскольку они едят коммунистический партийный рис, и так далее, всё знакомо.
Итоги такие. При Сиануке собирали 2,9 млн. тонн риса в год, и 30% экспортировали. Стало быть, порядка 2 млн. тонн, пусть на 8 млн. населения, ~ 0,7 кг/день на человека были уровнем нормального внутреннего потребления. При питании одним рисом, для замещения дневных энергетических потерь, требуется около 400 грамм риса.
При Лон Ноле, во время гражданской войны, разделенной стране, американских бомбежках и массовом бегстве населения в города, производство упало почти вдвое, до 1,6 млн. тонн в год. Даже без экспорта образовался дефицит еды, нижние слои общества стали голодать — усреднение «само собой», без участия государства, не происходит, верхние слои возьмут «свои 700 грамм», а недостача целиком ляжет на последних.
Полпотовцы объявили рисоводство главным (и единственным) государственным приоритетом, загнали на рисовые поля ВСЁ население, страну никто не бомбил и никто не воевал — и производство риса, во время их правления ... осталось на том же уровне военной разрухи, около 1,6 млн. тонн (и то если «коммунистическое достижение» обошлось без приписок и округлений, что вряд ли). То есть при полпотовцах реальная производительность труда упала в несколько раз. Рабский труд непроизводителен, и единственные, кого это полностью устраивает — это рабовладельцы.
Однако ведь и этого должно было хватить на кормление страны. Экспорт исключается, все средства для гос.распределения в руках (это и обещали до прихода к власти) — выходит около 0,5 кг/день на человека, выжить можно. Но урожай 1975 года бесследно исчез, как и все последующие урожаи. И начался настоящий коммунистический голод. Официальная коммунистическая норма «миска риса в день» считалась роскошью, поощрением, в действительности давали миску рисовой похлебки (4 чайных ложки риса). Из-за голода люди ели все, что могли поймать, червей, змей, пауков, нередки были случаи людоедства. Поскольку за «частное питание» вне коммунистических столовых расстреливали (это создает неравенство в питании), то ели пойманное сырым и живым на месте поимки, ослабленные люди часто травились и умирали. Медленное угасание от голода у стариков считалось «хорошей, легкой смертью».
Голод, как видим, организовывался сознательно, а весь рис вывозился на экспорт, очевидно, в Китай. Думаю, что этот пункт в марксистском учебнике так и назывался — «организация искусственного голода». Наиболее откровенно этот пункт разъяснял коллегам Ленин:
«Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность... это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов конвента и его гильотины. Гильотина только запугивала, только сламывала активное сопротивление, нам этого мало... Нам надо не только сломать какое бы то ни было сопротивление. Нам надо заставить работать в новых организационных государственных рамках». (В.И.Ленин, ПСС, Т. 36, с. 269).
Кстати, обратите внимание на ссылку на «французский опыт». Система продовольственного террора скопирована с опыта французской революции. Конвент издал указ об изъятии «излишков», потом издал разъяснение, что продовольствие в любом количестве излишне, еду у людей отбирали с настоящими боями, создавшийся в результате голод объявили «побежденным», а Францию «спасенной» (от смены власти, то есть).
При этом голод и экспорт связаны непосредственно. С одной стороны экспортной трубы вывоз ресурсов позволяет откупаться от внешних сил, а голод с другой стороны помогает держать в узде народ.
СЕМЬЯ И ДЕТИ
Дети с 6-7 лет забирались от матерей на «воспитание общества», с 12 лет считались взрослыми. Супругов тоже обязательно разделяли, хотя бы в разные бригады, совместное проживание не разрешалось. Семья в традиционном смысле была отменена, как источник консервативных ценностей. Вместо нее Семьей предлагалось считать Партию. Обращение к Ангке как «отцу и матери» было официальным выражением, начальство звали «дедушками».
Раз в месяц позволялось свидание, в специальном «Доме радости» (надо же было откуда-то брать «людей новой формации»). Впрочем, действительно радоваться этому не полагалось. Пропаганда распространяла специальные брошюры о «радости», содержание примерно такое — муж пришел к жене в «Дом Радости», с порога увидел на стене «дорогой портрет», расплакался, достал из кармана партийный цитатник «Маленькая Красная Книжка», и они с женой сели его читать, поражаясь изложеной там мудрости (не то в качестве прелюдии, не то вместо секса).
Вряд ли нужно напоминать, что именно такова была изначальная практика и советских коммунистов, пытавшихся ввести коммуны одиночек, без семей и совместного быта.
«Брак», вернее нечто вроде «революционного полового соратничества», в Демократической Кампучии устраивали так: отобранные партией молодые кадры выстраивали друг напротив друга в две шеренги, и парторг называл имена половых соратников.
«Воспитываемые обществом» кампучийские дети служили шпионами и доносчиками. Так что Павлик Морозов не существовал, это пример из коммунистической методички. Детей специально обучали искусству слежки, подслушивания, допроса взрослых, наблюдению за вазомоторикой. За выявленного врага ребенка награждали безделушкой, целый патрон могли подарить. Есть упоминания, что иногда детей использовали в качестве тюремных надзирателей за собственными родителями. Очень вероятно, поскольку логично — самая смерть родителей служит воспитанию «нового человека». Кем-то вырастет ребенок, с детства повязаный с властью кровью родителей.
Культ детей и запрет на взрослость, если подумать, вытекает из марксизма. Взрослый отличается от ребенка способностью к рефлексии. Взрослый, перед тем как принять решение, обязательно проводит анализ ситуации, хотя бы на соотнесение с известным случаем. «А точно ли они контра, а обязательно ли их убивать и т. п.». Таким образом, отказ или измена взрослого, даже самого яростного сторонника, является лишь вопросом времени, в силу самой независимости мышления (иначе какое же оно независимое). Рано или поздно разойдется с линией партии.
А размышлять над командами нельзя, приказы отданы не людьми, а Теорией. «Теория всесильна, потому что она верна» — это не прикол, а буквальная коммунистическая логика. Классовая теория, с точки зрения ее самой, есть нечто вроде закона природы, над ней не властен даже Пол Пот или Карл Маркс (как Ньютон не властен над описанным им законом тяготения). Обсуждать ее выводы просто невозможно. Одна лишь проблема — если закон тяготения сам накажет засомневавшихся, то в случае с искуственным псевдо-законом такого не произойдет. Прополку засомневавшихся надо постоянно проводить вручную.
Так что безопасен для системы лишь ребенок или дурачок. Дети и дурачки всё принимают на веру, и не выстрелят в спину.
В ЗДОРОВОМ ТЕЛЕ ЗДОРОВЫЙ ДУХ
Кажется, подобной же идеологический пункт был в диалектическом антагонисте коммунизма — фашизме. И коммунисты, и фашисты имели странноватую привычку отображать эту непосредственную связь духа и тела посредством построения пропагандистских символов из людских тел во время многочисленных парадов. Однако, хотя специально я этим вопросом не интересовался, разница все же была. При фашизме, кажется, основное логическое ударение было на «здоровое тело». Физически здоровый человек, тот, кто заботится о своем здоровье, этим подтверждал свою ориентацию на консервативные ценности, и тем как бы заверял свое духовное здоровье. Условный Штирлиц, «занимающийся теннисом», спортивными успехами косвенно подтверждал и свою идеологическую надежность для работы в аппарате СД.
При коммунизме же, наоборот, логическое ударение на «здоровый дух». Идеологическая крепость подтверждала, что человек физически здоров. Собственно здоровое тело — пункт преходящий, вне прямой нужды в солдатах и солдатках не обязательный. Эта двойственность по отношению к здоровью находила свое выражение в лукавом понятии о некой «коммунистической закалке» — человек мог кровью харкать, поднимая бревно на субботнике, и заслужить этим заключение, что он «нашей, коммунистической закалки человек». Пометка в деле сотрудника ЧК, что он «занимается теннисом», скорее компрометировала бы его буржуйскими замашками.
Соответственно, не столько физическая болезнь свидетельствовала об антикоммунизме, сколько антикоммунизм свидетельствовал о физическом нездоровье человека. Всякий критик Ангки, конечно, расстреливался, но с присовокуплением диагноза «сумасшедший». Человек, в их терминах, «сошел с ума», или, в советской терминологии, стал «врагом народа» или «бешеной собакой», которую не перевоспитать, ни переубедить нельзя, только пристрелить. «Болезнь» у него в крови, в неправильной антикоммунистической генной линии, обусловленной неправильным происхождением от неправильных родителей и дедов.
Полпотовцы, как и большевики, осуществляли геноцид с открыто формулируемой целью «вывести Нового (физически) Человека. Новый человек получался не тогда, когда он мог поднимать бревно в одиночку, а когда он мог поднимать бревно беспрекословно.
ЛИКБЕЗ
Образование в целом было уничтожено. Из учителей и преподавателей до освобождения дожила едва пятая часть, из 11 тысяч студентов выжило около 400 человек. Книги и архивы сожжены. Школы и институты разгромлены или превращены в тюрьмы (поскольку очень удобны, с этой точки зрения — коридорная система, готовые камеры на 30-40 человек). Писать, даже хранить писчие принадлежности гражданам было запрещено под угрозой расстрела.
После чего было объявлено о программе «повышения грамотности», путем всеобщего начального образования. Даже не то что начального, а «первичного», учили только читать и писать партийные лозунги, а также хором петь «патриотические» (то есть полпотовские) песни, на чем учеба и заканчивалась.
Вопрос коммунистического воспитания очень важен, Маркс с Энгельсом уделили ему изрядно места. Вкратце, они установили, что бытие определяет сознание, то есть прогрессивные коммунистические люди не смогут развиться при капитализме (на марксов и бланков правило не распространяется), существующие люди неисправимо испорчены эгоизмом, независимо от их места в общественной пирамиде. Новых людей нужно воспитывать в новом бытии, которое по новому определит их сознание. Чтобы вырасти трудолюбивыми и бескорыстными коммунистическими людьми, дети должны отниматься от семей, и обучаться в процессе бесплатной работы на общественных фабриках.
НАСИЛИЕ
Насилие можно считать неотъемлемой частью любого государства, любой системы, однако лишь в коммунистическом обществе это единственный признак государства. Это и есть государство. Нет насилия — нет коммунистического государство, оно сразу же почему-то кончается. Без пулемета желающих жить «по-коммунистически» вдруг не оказывается.
Во всякой системе насилием пресекается «антисистемное» влияние, однако есть и законные способы повлиять на верхи, хотя бы и сложные. При коммунизме насилием пресекаются любые попытки влияния на систему. У нижних в принципе нет права чего-то менять, это не живая система, а «описанная в книге», в общественном мнении она не нуждается. В коммунистическом обществе варьируется лишь момент, когда «меня все еще игнорируют» переходит в «меня уже репрессировали». В том числе бесполезно было «включиться в систему» (в качестве функционера), чтобы осознанно влиять на нее изнутри. Такие попытки заканчивались у стенки сразу, как только замечали это самое постороннее «влияние».
Часть кампучийских воспоминаний, возможно, выдумка журналистов. Собственно, даже если нечто изощренное и бывало, истинный кошмар не в экзотике, а в методичном и скучном уничтожении миллионов людей.
Голодные изможденные люди вручную расчищали джунгли и мотыгами копали каналы. Этими мотыгами их и убивали, бросая тела в эти же каналы или просто в джунглях. Убивали ударом мотыги по голове не из особой азиатской жестокости, а потому что в деградируемой стране цена патрона быстро превысила стоимость человеческой жизни. По поздним исследованиям останков у 55% жертв разбит череп, и лишь около четверти погибли от огнестрела.
Суд отсутствовал в принципе, полиция тоже, ее функции выполняли армия, она же спецслужба, она же партия. По сути, было запрещено все, что не разрешено. Мера наказания была только одна, смерть. Тюрьма означала «мучительную смерть», и была сильно хуже.
Убивали, в принципе, за что угодно. Решение о жизни или смерти человека принимал любой человек Ангки, даже если он солдат-подросток. Убивали все новые категории «врагов народа», их детей и родственников. Убивали «воров», съевших метелку общественного риса, нарушителей режима, убивали за любые жалобы, так как жалобщик этим выказывал недовольство коммунизмом, и так далее.
Самое главное, что избежать смерти каким угодно примерным поведением было невозможно, поскольку система убивала с какой-то своей скоростью, независимо от наличия вины. После работы, как правило длящейся весь световой день, проводили специальные «собрания», где люди обязаны были критиковать друг друга, и выносить кому-нибудь порицание, это называлось «косанг» («перевоспитание»). Два порицания означали смерть. Так что если не было серьезных проступков, в ход шли несерьезные — неумелое обращение с буйволом, разбитая общественная миска, даже неподобающее выражение лица. Многие свидетели упоминают, что за эмоциями, даже выражением лица, следили особо.
Тут стоит уточнить. Списка «неправильных эмоций», которые выдавали «врага», не было. За крамолу могло быть признано любое проявление личных эмоций, излишняя радость могла быть истрактована как издевка, сдержанность как подавленный протест. Зачем? Полпотовцы ведь и так прекрасно понимали, что люди их ненавидят, что бы они там не изображали на лицах..
Само собой, в итоге получаем общество, где все до единого талантливо, без малейшего сучка и задоринки, изображают биороботов. Но ведь если талантливо, и все до единого, то чего еще надо? Ведь мучали и пытали миллионы не за реальную или мнимую вину перед коммунизмом, а за априорное несоответствие воображаемому «коммунистическому обществу». Не было у жертв ни скрываемых тайн, ни преступлений, ни их замыслов. Тут пытки самоцель и самооправдание, «добиться положенного выражения лица». Как разъяснялось в полпотовском «руководстве по допросам»:
«Целью применения пыток является получение адекватной реакции на них со стороны допрашиваемых... Другой целью является психологический надлом и потеря воли допрашиваемого... Мы должны приступать к пыткам без предварительного разъяснения причин или мотивов. Только тогда враг будет сломлен».
Выбить из человека человека. Потом проломить ему голову и выкинуть труп «био-единицы» в канаву.
Народ просто истребляли. Идеальный размер населения Камбоджи, по расчетам полпотовцев (или их покровителей), составлял миллион человек, т. е. сами партийные и обслуга «рисовой трубы». Остальные ненужные сволочи только зря коптили коммунистическое небо, потребляя ресурсы.
Миллион человек, похоже, у коммунистов вообще самая ходовая единица измерения.
КАДРОВЫЙ ГОЛОД
При коммунизме всегда жесточайший кадровый голод.
С идеализированно-марксистской позиции неизбежно противоречие — обществом всеобщего равенства должна руководить иерархическая структура, т. е. всеобщее равенство и счастье должны компетентно организовывать добровольные рабы, «слуги народа», вопреки собственной жизни и склонностям к мазохизму.
С критической к марксизму позиции противоречие то же самое — антиобщественное коммунистическое руководство должна осуществлять иерархическая структура, т. е. люди, достаточно подлые по отношению к целому обществу, но при этом дисциплинированные и ответственные по отношению к банде, вопреки собственным интересам и склонностям к измене.
Опять-таки, с обеих сторон, считай их мальчишами-кибальчишами или мальчишами-плохишами, но этот слой очень узок, к тому же имеет тенденцию к самоубийственному ведению дел, поскольку это признак отбора. При коммунистическом правлении мы будем видеть бесконечную карусель одних и тех же лиц, последовательно проваливающих каждое дело, которым поставлены руководить, после чего переставляемых на следующее место. Меняются флаги, гимны и лозунги, а рожи все те же, выход из карусели у них только вперед ногами.
В Кампучии кадровый голод за три года дошел до того, что на низовые руководящие должности уже стали ставить «городских», врагов-буржуев, поскольку за три года резни последовательно перебили и собственные кадры, до уровня «способен отдавать непротиворечивые команды».
Кампучийские партийные инструкции учили «яростной, безжалостной, смертельной борьбе против классового врага <...> особенно в наших собственных рядах». Это выглядело бы фарсом, самоиздевкой, не убивай они людей по правде. Если низовой руководящий состав за три года сменился практически полностью, то наверху было ненамного спокойнее. Из 13 глав самых крупных районов, начального состава 1975 года, к лету 1978 оставалось в живых 8. За оставшиеся полгода, к январю 1979 года, успели потерять еще двоих
Масштабы и жестокость развернутых репрессий испугали и аппарат, тем более, что это непосредственно касалось их самих. Письма с просьбами приостановить террор писали в ЦК даже главы некоторых провинций. Как и во внешнем мире, стал оформляться раскол на «радикалов» (типа как в тогдашнем Китае или Сев.Корее) и «прагматиков» (Вьетнам, через него тогдашний СССР). После смерти Мао, очевидно, в кампучийской верхушке возникло некоторое смятение, из-за неясностей с будущей политикой одного из главных спонсоров, и 27 сентября 1976 года «прагматики» совершили внутренний переворот, сместив Пол Пота с поста генсека. Но успели только остановить репрессии и отправить наружу несколько делегаций с просьбами о помощи — менее чем через месяц произошел контрпереворот, полпотовцы восстановили власть, и развернули внутренние чистки.
В общем, нечто вроде 37-го года, только с обратным исходом, «старая гвардия» перебила «ревизионистов».
Пол Пот обвинил в перевороте «агентов Вьетнама и КГБ». Кстати, в этом случае, возможно, как раз небезосновательно. К этому времени в СССР уже разглядели, что за «соратничка» неосмотрительно признали.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
Как и советских коммунистов, полпотовцев подвел национальный вопрос. Коммунистический «интернационализм», то есть «обезнационаливание», они проповедовали кхмерам, и до поры до времени могли утешать себя мыслью, что им это удается. Но и сами они свои национальности знали крепко, и внешний мир про их национальности вовсе не забывал.
Так что, укрепившись у власти, коммунистические меньшинства занялись друг другом. Китайский клан был сильнее других, и имел внешних покровителей. Горцы Ло, едва ли могли выдвинуть из своей среды достаточно крупных руководителей, и вряд ли непосредственно участвовали в дележе власти, скорее, в качестве наемной дубинки в чужих руках. Клан мусульман-тямов стали постепенно выживать с руководящих постов, потом стали принуждать к смене имен, затем перешли к расселению деревень и прямым репрессиям. Опасна всякая организованная группа, тем более, если ты сам же ее сплоченность культивировал.
Наиболее серьезным противником китайцев был вьетнамский клан. Тут надо отметить, что и китайская, и американская поддержка прямо диктовали антивьетнамскую политику полпотовцев. Вьетнам стал официальным «главным врагом» режима. Так что для начала вьетнамцам, в 1976 году, «позволили репатриироваться», что для коммунистов гуманизм невиданный, объясняемый, возможно, лишь влиянием вьетнамского клана. Вроде бы при этом удалось уйти и части кхмеров, выдавших себя за вьетнамцев. Но потом выезд вьетнамцам запретили, в 1977 году начались гонения и аресты, и, наконец, перешли к тотальной внутренней зачистке «предателей».
И всё это время, пользуясь слабостью границы, полпотовцы «вели войну» против Вьетнама, совершая пограничные нападения и диверсионные рейды вглубь территории, вырезая мирное население.
Парадокс, однако, состоял в следующем. Пограничная с Вьетнамом Восточная военная зона, которая, в силу ее стратегической военной важности, снабжалась и содержалась особо, была как раз вотчиной вьетнамского клана. То есть бороться с вьетнамцами приходилось, содержа за свой счет тех же вьетнамцев.
Поэтому, как только их всерьез прижали, в мае-июне 1978 года, вьетнамцы подняли мятеж. Глава Восточной Зоны Сао Пхим (Тхим) решил отколоться от Центра, вместе с управляемой зоной. Но скоротечная феодальная война закончилась победой центра. Сао Пхим покончил с собой. Его жена и дети были убиты еще до его похорон. Деревню, в которой он родился, (около 700 жителей), вырезали полностью, до единого человека. Из 1,7 млн. человек населения восточной зоны в рамках последующей чистки было уничтожено, по разным оценкам, от 100 до 250 тысяч человек. Поскольку столько вьетнамцев там уже не было, то вырезали кхмеров, с коммунистической находчивостью придумав для этого обосновательный термин — «вьетнамцы в кхмерском обличьи».
Остатки вооруженных сил Восточной Зоны, во главе с комдивом Хенг Самрином, ушли через границу и сдались вьетнамцам.
Через полгода они вернулись в составе вьетнамской армии, а бывший полпотовец Хенг Самрин стал генеральным секретарем новой компартии Камбоджи и главой государства.
КРАХ
Перед приходом вьетнамцев полпотовцы попытались провести добровольную мобилизацию. Наверное, китайские лекторы кричали насильно согнанным под трибуну кхмерам про «иноземных захватчиков» и «социалистическое отечество в опасности». Но за фактическим провалом мобилизацию стали проводить насильственно, забирая всю молодежь, включая «пришлых».
В конце декабря 1978 года вьетнамские войска, значительными силами, вторглись на территорию Камбоджи. Конечно, операция должна была готовиться заранее, и явно с одобрения с СССР, (за пару месяцев до этого был подписан советско-вьетнамский оборонительный договор). Вьетнамцы утверждали, что изначально собирались лишь поддержать новое восстание в Восточной Зоне, очень удачно как раз вспыхнувшее, создав там буферную зону, но неожиданно почти не встретили сопротивления. Пусть врали, но серьезной войны действительно не получилось. Могучее государство тотального единодушия стало разваливаться на глазах.
Никакой внутренней поддержки режим не имел, насильно мобилизованные кхмеры, очевидно, вовсе не хотели воевать за интернациональное отечество рабовладельцев, наоборот, в некоторых деревнях население успевало расправиться с полпотовцами голыми руками (или теми же мотыгами, чем еще), до подхода вьетнамцев. А распропагандированные подростки и горные берсерки, столь отважные против безоружных крестьян, серьезного сопротивления регулярной армии оказать не смогли.
Вьетнамцы заняли столицу менее, чем через две недели после начала военных действий.
Полпотовское руководство бежало в Таиланд, остатки коммунистических банд ушли в свои родные горы и джунгли на границе с Таиландом. Но добить их не дали. Гегемон капитализма, США, неожиданно активно вступились за существование радикально-марксистского государства. Только несколько лет назад выведшие оттуда собственные войска, после десятилетия кровавой бойни и ковровых бомбардировок, США вдруг обеспокоились «правами человека» и «нарушением суверенитета» полпотовской Кампучии и провели через ООН резолюцию с осуждением «вьетнамской агрессии».
А в середине февраля на территорию Вьетнама вторглись китайские войска. Опять-таки, явно готовились заранее. Поскольку большая часть регулярных вьетнамских войск была занята в Кампучии, границу с Китаем прикрывали в основном ополченцы. Но с помощью советских военных советников и советской военно-транспортной авиации, перебросившей часть регулярных сил из Кампучии, вьетнамцы наступление остановили. СССР стал подтягивать к границе с Китаем войска, послал к новой базе Камрань военные корабли. Американцы в ответ прислали в регион авианосец Constellation. Но дело уже затухало, за месяц ожесточённых боев китайцы понесли большие потери и отступили, объявив о своей полной и безоговорочной победе.
Вот сколько людей и стран напряглось по цепочке, когда в чертовой дыре в джунглях перестали убивать и мучать людей.
В 1979 году, после свержения полпотовцев, население страны оказалось 5 200 000 человек.
По американским данным общие демографические потери в период 1970-1979 годы составляют 3 млн. 800 тысяч человек. Усредненная оценка разных специалистов сходится на примерно полутора миллионах, непосредственно казненных полпотовцами, остальное — потери от предшествующей гражданской войны, американских бомбежек, голода, эпидемий и падения рождаемости.
В целом, полпотовщина стоила Камбодже около трети населения. Это за неполных 4 года «большого скачка» в коммунистический рай. Без сомнения, они довели бы число оставшихся в живых до желаемого миллиона, будь у них еще несколько лет.
Разрушенную страну помогал восстанавливать СССР, в порядке довеска к восстановлению Вьетнама.
9 апреля 1998 Клинтон, под влиянием каких-то обстоятельств, пообещал таки сдать Пол Пота на международный суд, но через 5 дней, 14 апреля, к тому времени отстраненный от власти пенсионер Пол Пот неожиданно, но как-то уж очень вовремя, отошел в мир иной. Во сне отказало ветерану сердце. Говорят, после ужасного диктатора, ограбившего и залившего кровью целую страну, ничего не осталось. Лишь пара сандалий, потрепаный бамбуковый веер и сетка от москитов, (наверное, тоже дырявая).
Миф об «аскетичном и скромном руководстве» — это тоже пункт из коммунистической методички. Наши коммунисты вот не сходятся во мнении, что осталось после Сталина. Одни говорят, остались «подшитые валенки,новые валенки, две пары шаровар и китель», а другие говорят, остались «валенки,шапка,в которой он ещё в ссылке был и китель». Насчет валенок и кителя сходятся, а вот насчет штанов не ясно. Возможно, штаны были только одни, в них, стало быть, и похоронили.
Вот это и есть «коммунистическое наследство». Гора черепов и пара драных онучей сверху.
*Текст статьи нам любезно предоставили владельцы ресторана «Ирина» в Пномпене. Первоисточник — русскоязычный журнал «Камбоджа».
