Вестерны были самым любимым киножанром советских мальчишек
Первую часть Королевства кривых зеркал читайте здесь.
Вторую часть Королевства кривых зеркал читайте здесь.
Третью часть Королевства кривых зеркал читайте здесь.
Но лавры самого популярного «индейца» достались Пьеру Брису, исполнявшему роль Виннету. Фильмы с Гойко Митичем выглядели откровенно малобюджетными, а камера концентрировалась исключительно на полуголом в любых погодных условиях главном герое. Зато киносерия о Виннету впечатляла масштабностью, массовками, эффектами, костюмами и более изобретательными сюжетами. Хотя сейчас иногда кажется, что «индейцы из толпы» вполне могли бы обойтись без смешных париков, одинаковой «массовочной» одежды и прочей бутафорщины.
В детстве мальчишки сравнивали двух главных соперников — Виннету с Гойко. Виннету нравился больше — как носитель какой-то высшей ценности (вместе с Шеттерхендом), который не принимает участия в склоках разных группировок, ситуативно помогая «хорошим». А Гойко выглядел как типичный культовый герой пропаганды. Даже в детстве гойко-фильмы казались более пафосными и нарочито-героическими. Эта нарочитость сквозила и в самом облике Гойко — атлетического сложения, с непроницаемым выражением лица и легкой полуулыбкой превосходства. А Виннету — наоборот, с виду более уязвимый и вовсе не воинственный, одерживает верх над врагом с помощью единомышленников. Конечно, среди мальчишек пользовались популярностью и другие фильмы «про войнушку»: о «наших» и «фрицах», о мушкетерах всех мастей, о рыцарских перипетиях. Но именно вестерны попадали в десятку. Может быть, все дело в увлекательных рассказах «о свободе», что волновало на уровне подсознания. Или индейцы выглядели гораздо более современными нам людьми, чем положительные «кино-наши» и отрицательные «кино-фрицы» времен относительно недавней Великой отечественной. Во всяком случае, фильмы о прочей «войнушке» смотрели только по телевизору, а на «индейцев» были готовы купить билет в кинотеатр.
Показ вестерна в кинотеатре был совершенно особым и волнующим событием. Случалось это нечасто, зато весть о предстоящем показе разносилась по улице моментально. Источником информации становился кто-то, кто первым замечал афишу-анонс «Скоро», проходя мимо кинотеатра по дороге из школы. Вначале ему не верили и требовали еще раз повторить название фильма. Скептики принимались кричать, что название — неправдоподобное, и «источник» все выдумал, чтобы стать героем дня. Потом расспрашивали, что нарисовано на афише и гадали, кто в главной роли и о чем сюжет фильма. Потом вся компания гурьбой шла к кинотеатру — лично убедиться, что долгожданный фильм таки значится на афише. Разглядывание аляповатой афиши вызывало бурные обсуждения, хотя качество рисунка всецело зависело от уровня способностей и трезвости художника. На афише «Золото Маккензи» было переврано все: название (вместо «Макенны») имена актеров, а на афише «Сыновья Большой Медведицы» было почти невозможно определить, кто на рисунке — два индейца, или индеец и медведица. Иногда нерадивый художник ленился рисовать свежую афишу и приспосабливал для новых нужд одну из старых, немного перерисовывая одежду героев и добавляя перьев и сомбреро. Первый день показа автоматически превращался в кинофестиваль. Для этого выбирался кинотеатр, где можно было нырнуть за груду старых афиш и отсидеться до начала следующего сеанса. Если все же выгоняли — приходилось стоять у черного входа, прислушиваясь к звукам из зала. Все названия известных вестернов, бывших в советском кинопрокате, записывались в отдельные блокноты: слева — точное название, справа — исполнители главных ролей и краткий пересказ сценария. Из советских телефильмов больше всего будоражил воображение сериал о Курской дуге, но по настоящему улица вымирала в те дни, когда шли очередные серии польского «Четыре танкиста и собака». Этот фильм примирял уличную вражду полов. Даже девочки, на бессмысленный во время показа сериала вопрос: «Выйдешь?», заданный с улицы, выглядывали из окна и, томно прикрыв глаза, поясняли: «Нет, четыре танкиста же...». А самым цитируемым стала «Гостья из будущего». Крылатый лидер — фраза: «Алиса, миелофон у меня!», которую зачем-то вспоминали к месту и не к месту. Одновременно главные герои фильма — «Коля Герасимов» и «Алиса Селезнева» — превратились в секс-символы советских подростков. Одноклассницы, внешне похожие на «Алису» (большеглазые, с прической каре, небольшого роста), немедленно становились самыми популярными в классе. Мальчишки мечтали сидеть с ними за одной партой, а девчонки-соперницы только вздыхали, понимая всю безнадежность дальнейшей борьбы.
К
Для изображения «несоветских» характеров и поступков требовались совершенно другие лица. Сама судьба давала многим одаренным одиночкам прежде невозможный шанс заявить о себе. И, одновременно, готовила им тяжкую участь «актеров одной роли». «Неземных принцесс», «коварных миледи» и «роковых женщин» в дальнейшем ждала исключительно периферия — роли второго плана в костюмированных мюзиклах, водевилях или сказках на отвлеченные темы, потому как в образ добропорядочных советских граждан они явно не вписывались. По счастливому стечению обстоятельств, одновременно в этой же «периферийно-развлекательной» нише искали убежища самые талантливые режиссеры, сценаристы и композиторы, делавшие выдающиеся фильмы с завуалированным смыслом, чтобы высказаться начистоту под прикрытием легких жанров. Им давали работу, но им же чаще всего и доставалось — картины критиковали, резали, снимали с проката, а актеров и режиссеров морально уничтожали, запрещая даже поездки на международные фестивали за наградами. Теперь многие из этих фильмов признаны «золотым фондом» и советской киноклассикой, а актеры стали «лицами эпохи». На Западе их ждала бы, возможно, лучшая участь, но им не повезло — они родились в другое время и в другом месте. Мультфильмы для взрослых и детей были гораздо популярнее фильмов — хотя бы потому, что режиссеры-аниматоры могли себе позволить полное буйство юмора и фантазии, не особо оглядываясь на цензуру и бюджетные ограничения. Культовым был «Ну, погоди!», на него даже ходили в кинотеатры — чтобы посмотреть все выпуски подряд, а не ждать случайных телевизионных показов. Но потом появилась «Тайна третьей планеты», в которую играли на улице. Большинство реплик героев «Планеты» тут же растащили, но две из них стали самыми популярными: «а хотите, я его стукну?» и «ну я же просил четыреста капель...».
Соревноваться с «Планетой» по этой части мог разве что сериал о Простоквашино — на эти мультфильмы надеялись особенно, подчеркивая фломастером в телепрограмме анонимное «16.30 — 17.20 — мультфильм». В ежевечерней «Спокойной ночи, малыши» ничего подобного не показывали — из-за хронометража. И вообще, это была передача для самых маленьких. А критично настроенных зрителей раздражала трепотня вечно-удивленного Хрюши, глуповатого Фили, напористой Каркуши и неправдоподобно-благожелательного Степашки. А еще и ведущий — с моралью. Гораздо интереснее было смотреть мультсборники, которые иногда длились чуть ли не по часу — прообраз детского телеканала. А иногда долгожданными мультиками затыкали промежутки между «взрослыми» передачами, и родители звали отпрыска к телевизору, а через пять минут прогоняли прочь, чтоб не задавал лишних вопросов.
