В отличие от диктатуры, демократия никогда не имела и не будет иметь четких, жестких формул развития. Она — процесс беспрерывной модернизации всех сфер человеческого бытия — от морали до экономики. Путь проб и ошибок, прогресса и кризисов. Потому, что в ее основе хрупкие личные вещи — свобода, равенство, верховенство естественных прав.
Правильно, и бесконечная состязательность, конкуренция, обмен инновациями.
Очевидная и высокая легитимность, делегированная сувереном-народом непосредственным формированием власти, общественный договор и способность делать общество постоянно подготовленным к еще большей свободе — ее принципиальное отличие даже от добрых диктаторов типа султана Омана Кабуса или «правильных» диктаторов — Дэн Сяопина и Ли Куан Ю.
Однако не обманывайтесь. Тирания может быть следствием и легитимного прихода к власти. Но в ней невозможен свободный общественный договор, который представляет население как граждан, а не подданных, и имеет целью, прежде всего, гармоничное экономическое и гражданское развитие общества.
Любая, возможно даже «просвещенная» диктатура, не только склонна к мегаломании, но и презрительно пожирает гражданские права. Это, по правде, не означает, что в современных демократиях отсутствует монополия легитимной власти. Она важна для того, чтобы избежать, по Т. Гоббсу, «войны всех против всех». На этот случай отцы Америки намеренно задумали государственные и общественные институты так, чтобы постоянно ослаблять или уменьшать влияние госвласти на общество, его свободы и демократию в целом. В США существует очевидная противогосударственная политическая культура в виде ограничения власти государства. Не удивляйтесь. Штаты рождены восстанием против государственного влияния. Тут действует система органичного правительственного управления, имеющая исторически суженную сферу госактивности. Именно страх перед бюрократизацией свободы, ограничением естественных прав и ужиманием либерализма приостановили процесс конституционной институализации ЕС. Европейцы, особенно под влиянием глобального кризиса, еще готовы терпеть некое превосходство внутренней власти, но, как и американцы, вовсе не желают иметь сильные наднациональные институты управления своими свободами.
Мировой финансово-экономический кризис, опустив волну развития на «дно», дал старт перевооружению мировой системы: от экономики до политики. Причем перезагрузк глобальных пусковых механизмов новой волны прогресса через третью мировую войну уже невозможен. Ядерное оружие стратегически перестало быть наступательным, а выполняет устрашающую и сдерживающую роль. А к перспективной войне в киберпространстве даже ведущие в военном отношении страны не готовы.
Создаются принципиально новые ресурсы модернизации. Прежде всего — Западом. Они очевидны в сфере материальной: экономики и финансов. Но модернизация все больше охватывает политическую и культурную свободу не только либеральных демократий, универсальных институтов и ценностей Запада, но и развивающиеся страны. «Арабская весна» и «марши несогласных» в России это доказали.
Украина после «оранжевого Майдана» имела исторический шанс возглавить этот процесс на постсоветском пространстве. Но, в отличие от пассионарных участников самого Майдана, элиты совсем не были ни революционерами, ни даже патриотами.
Принятая парламентом в 2004 году революционным консенсусом Конституция сделала невозможной монополию власти и, таким образом, любую форму диктатуры — это ее главное преимущество. Однако, она не стала частью украинского политического пейзажа, так как была лишь игрой противоборствующих элит. Люди на Майдане и шахтеры в вагонах на киевских железнодорожных путях были к ней безразличны. Обе стороны рассматривали, к тому же, Конституцию как обоюдоострое оружие в политической борьбе, а не как свод общих и императивных правил для национального возрождения и развития.
Конституция 2004 года, установившая смешанную форму парламентско-президентского правления, завершила пятый этап конституционных дебатов в Украине: от Декларации о государственном суверенитете 1990 года; концепции новой Конституции 19 июня 1991 года; вынесение первого проекта Конституции на всенародное обсуждение 1 июля 1992 года, принесшее 47 тысяч предложений от граждан; подписанием Конституционного договора между президентом и Верховной Радой 8 июня 1995 года аж до принятия Верховной Радой 28 июня 1996 года первой Конституции независимой Украины под давлением назначенного президентом на 25 сентября 1996 года всеукраинского конституционного референдума.
В отличие от Франции, Украина так и не смогла построить не только пятую, но даже вторую республику.
Решением КС от 30 сентября 2010 года впервые за всю историю мирового конституционализма (за исключением аналогичного решения КС Киргизии в 2007 году) Конституция 2004 года была посрамлена и отменена. Чисто по-большевистски и вне основ конституционного права им же установлена новая Конституция в тексте редакции Основного Закона 1996 года. КС не только дискредитировал законодательную власть, самовольно присвоив себе ее функции, и став ее субъектом, но и весьма опасно разрушил строгую — до того момента — архитектуру распределения властей. Он бросил серьезный вызов конституционному строительству государства в Украине. Николай Сирый предложил дать за это членам КС Нобелевскую премию.
«Конституционная заморозка» вынесла на повестку дня весьма деликатный вопрос о легитимности власти и ее решений, о конституционных гарантиях прав и свобод, об ответственности государства за международные обязательства при будущей смене власти полярной элитой.
Переход к «управляемой Конституции» в Украине критически ослабил механизмы взаимоотношений власти и общества. Причем власть превратилась в самодостаточную систему, способную к постоянному самовоспроизводству, в целях которого используются, в том числе, и демократические институты. Одновременно действуя в духе Маркса и Вебера, превратив государство в систему большого бизнеса, она показательно пользуется принуждением, силой власти как приоритетным способом управления всеми, без исключения, общественными отношениями. Поэтому ожидаемый переход к модели инновационно-инвестиционного роста не произошел. Рынки, потеряв значительную часть экономических свобод и либеральных принципов, свернулись, перестроились под систему фискально-административного управления.
Стратегия экономического развития построена на выживании, приоритетной эксплуатации природных ресурсов, технологиях низких экономических переделов с наименьшей добавленной стоимостью. Между тем экономическая модернизация объективно невозможна без социально-политической. Последняя же требует высокой культуры демократии.
Поляризация доходов достигла опасных соотношений. Курс власти на быстрое экономическое развитие путем опоры на крупные корпорации провалился. В отличие от феномена прыжка азиатских тигров, прежде всего Сингапура, вместо транснациональных корпораций за прорыв украинского буйвола должны были отвечать национальные олигархи. Поэтому неудивительно, что следствием этого курса стала коррупционная монополизация стратегических отраслей в руках нескольких ФПГ, контроль ими стратегических капиталов, территорий и информационных ресурсов, а с другой — сворачивание малого бизнеса, угнетения процессов зарождения среднего класса — наиболее сильного носителя национальной идентичности, патриотизма и ценностей демократии. Его «успешно» подменяет армия госчиновников , живущих за счет коррупционной ренты от своей деятельности. Остро ощутимой продолжает оставаться проблема раскола общества, которая поддерживается властью, в том числе, например, искусственно созданным кризисом вокруг языков в Украине. Растет степень люмпенизации и дезориентации избирателей. Системно проявляются тенденции стратегических идей государственного развития. На кону — проблема экономической дееспособности и политического престижа страны. Очевидны признаки «движения по кругу» наложенного на неутихающую стагнацию стратегического развития.
Отсутствуют реальные прогнозы на стратегию устойчивого роста, на укрепление экономического суверенитета.
Если эти тренды сохранятся даже в среднесрочной перспективе, страна неминуемо сползет к самоизоляции. Отношения с РФ впервые находятся на историческом дне. Вхождение Украины, с ослабленным суверенитетом и отсутствием необходимого внутреннего консенсуса, в геополитическую орбиту России чревато гражданской нестабильностью и консервацией экономической отсталости.
Продолжение на следующей странице
Интеграция в ЕС, в существующих политических условиях, при отказе от имплементации западных ценностей в политическую культуру управления страной, невозможна по сути. Поэтому, малореальным выглядит подписание Соглашения об Ассоциации и Договора о свободной торговле с Европейским Союзом до завершения, как минимум, следующих выборов президента страны. Так сказать, до полной новой перезагрузки власти. Она единственная могла бы открыть дорогу Украине к модернизации модели своего развития, а также повысить гарантии безопасности для ее суверенитета.
В таких условиях задачей власти должно быть предотвращение двух новых системных кризисов: экономического (ценовой, инфраструктурной конкурентоспособности) и политического (институционного, войны кланов за власть, устранения украинского народа от управления страной).
Нужны решительные и неординарные для существующего политического режима шаги. Такие, которые позволили бы выйти на новую стратегию устойчивого развития.
В позитиве — готовность основных ФПГ к либерализации рынков и усилению роли государства в лоббировании и защите их интересов, особенно на внешних рынках, сохраняется все еще достаточная степень ожиданий позитивных перемен; существует также некоторая относительно устойчивая макроэкономическая стабильность; президент обладает всеми возможными ресурсами для проведения практически неограниченных реформ.
В негативе — жестокое преследование политических оппонентов и игнорирование мнения общества быстро формирует абсолютно полярную власти оппозицию и такое же полярное общество, радикализирует общественные движения и уничтожает доверие к власти даже в ее собственном электоральном ядре. Показательная приватизация институтов власти ФПГ, полное ее сращивание с бизнесом создали тотальную и вертикально структурированную систему коррупции, которая полностью изменила рыночные отношения и политику. Чрезмерно высокий уровень теневой экономики, критический экспорт капиталов, минимальный социальный портфель, растущая потеря управляемости страной, противоречивое и неоправданно конфликтное правовое поле имеет ясную тенденцию сводить к «нулю» любые возможные решительные инициативы главы государства.
Все это проистекает на фоне потери внешнеполитических инициатив и даже малейшего участия Украины в геополитических сценариях нового развития мира.
Возникает особая угроза национальной безопасности — переход контроля над всей вертикалью власти к двум-трем ФПГ. Они используют публичную власть для длительной самолегализации, постоянно балансируя между демократическим транзитом и олигархократической тиранией. В их руках, уже в ближайшее время, может быть монопольно сосредоточен контроль над общественным развитием, свободой слова, избирательной демократией и внешнеполитическиим курсом.
Остро необходима дискуссия о перезагрузке всех механизмов и институтов развития. В противном случае события, вероятно, будут развиваться по сценарию, близкому к арабскому. Вопрос только о времени изготовления гражданским обществом детонаторов революции.
Революция «сверху» уже маловероятна. В нее никто не поверит. Об этом также свидетельствует отсутствие какой либо программы реформ и новых идей партии власти, идущей на парламентские выборы. Выиграв выборы незаконно, допустив массовые фальсификации, отбросив в сторону честность, равенство возможностей и справедливость, власть рано или поздно может оказаться во внешней и внутренней изоляции. Между тем Запад уже сегодня сомневается в легитимности только начавшейся парламентской компании.
Конституционная модернизация, предложенная президентом, может дать шанс на пока что слабый гражданский консенсус. Открытый конституционный диалог может сформировать общественные площадки для поиска ответов в широком спектре: от переучреждения, по сути, государства с управляющей прямой функцией народа, до поиска путей расширения доверия общества к государственной власти, очень важного для легитимности конституционного процесса.
Очевидно, что хотя бы на теоретическом уровне нужно разрешать конфликт двух антагонистических принципов современного конституирования — народного суверенитета (по Ж. Ж. Руссо), который является основой непосредственной демократии, и принципа представительства (по Ш. Монтескье), собственно утверждающего представительную демократию. Они достаточно антогонистичны.
Дело в том, что исторически эти принципы раздельно лежали в основах двух типов политического режима — либо парламентского, либо президентского.
Для парламентского режима нужны длительные исторические, политические традиции и особенности способов перехода к демократии. Например, от абсолютной монархии или от тяжелой, угрожающей миру, политической диктатуры. Сложность этой системы не только в том, что возникает неограниченный парламентский суверенитет, грозящий постоянной правительственной нестабильностью, но и в появлении «режима партий», способных быстро установить парламентскую тиранию. Особенно в условиях Украины, где все без исключения ведущие партии лишены приметной идеологии и являются собственностью ФПГ либо находятся на их иждивении. Причем, многие недостатки парламентского режима трудно преодолеть даже в его идеальной форме — британской (или вестминстерской) системе. Что касается режима «парламентской ассамблеи», наиболее близкой к модели, которую согласовывали Виктор Янукович и Юлия Тимошенко, планируя «ширку», то стоит вспомнить, что эта модель потерпела полный крах в Четвертой республике, доведя Францию до отчаянного кризиса.
Политологически достаточно ясен вопрос о президентской форме правления. Де-факто мы его наблюдаем в Украине и, в меньшей степени, в России, а де-юре — в США. Но в растущих социальных протестах на пространстве постсоветских стран уже виден главный лейтмотив — непринятие режима единоличной сильной власти. В свое время де Голль, имея все возможности создать режим личного президентского правления, отказался предложить его французам. Может, это было следствием генетического страха перед монархией или ему было стыдно быть французом, героем Сопротивления и одновременно не с французами, а над ними. Он также заявлял, что президентский режим может успешно функционировать, но в стране, не знавшей ни революций, ни иностранных вторжений, в стране, где общество едино и не противостоит власти, в условиях сдержек и балансов федерализма и постоянного компромисса двух ведущих партий, которые не противостоят друг другу по принципиальным вопросам.
Эксперты почти единодушны — президентский режим в Украине в существующей исторической действительности может возникнуть только как форма легитимизации авторитарного правления.
Отсюда вывод: мы обречены на завершение конституирования собственной смешанной парламентско-президентской формы правления. Возможно, речь должна идти о некой национальной модификации Голлистской модели «рационализированного парламентаризма». Она получила широкое распространение в мире, особенно в послевоенной Европе, поскольку удачно совмещает демократическую политическую систему с сохранением сильной дееспособной исполнительной власти и самостоятельной ролью главы государства. Она, как показывает опыт, наиболее эффективна для утверждения идеологии национального возрождения и модернизации развития страны.
Главным должен стать диалог о новой модели разделения властей. Последнее должно быть не только эффективным, но и достаточно реалистичным. Очевидно, что головной болью может стать конструирование системы сдержек и противовесов, институционных балансов между властными ветвями. Это ахиллесова пята правящей власти.
Нет сомнения, что такой смешанный режим должен быть одновременно достаточно жестким для проведения модернизации государства, и гибким, эластичным для развития демократии и развязывания институциональных, вместе с политическими, конфликтов. Это — ключевое задание для стратегирования Конституции. Причем, уже сейчас необходимо решать, не оглядываясь на персоналии, будет ли будущий президент краеугольным камнем политического режима, или его следует наделить более узкими полномочиями — в пользу правительства. Последнее было бы серьезной ошибкой, поскольку национальные политические партии априори не могут создать сильное и стабильное правительство. Не менее важный вопрос о парламенте. Он целиком потерял функцию представительского института народа, а доверие к нему приближается к нулю.
Профессиональных законодателей сменили менеджеры ФПГ и близкие президенту люди. Диктатура одной палаты («абсолютный уникамерализм») превратила его в швейную машинку администрации. Октябрьские выборы, даже если предположить некое чудо, в результате которого Запад признает их легитимными, ничего не изменят. Наоборот, они скорее всего, законсервируют как старые конфликты, так и еще более отторгнут нацию от представительской ветви власти и, несомненно, от власти вообще.
Нужно решительно отстаивать идею двухпалатного парламента как идеального компромисса между партийным и персональным (мажоритарным) представительством избирателей при весьма жесткой системе сдержек и противовесов в самой законодательной власти.
Правительство должно получать мандат легитимности от большинства в нижней палате и каким-то образом одобряться президентом. Это нужно для политической стабильности правительства и парламентского большинства. Важно выборы в нижнюю палату проводить в короткие сроки(40-50 дней) после выборов президента. Поддержав политическую партию президента, избиратели таким образом сами формируют длительную перспективу и программу стабильного развития. У них также есть возможность выразить в это время вотум недоверия новоизбранному президенту, не поддержав его политическую силу и отвергнув, таким образом, его программу. Да, это кризис. Но — кризис, предполагающий развитие, дающий импульс к нему. И он всегда лучше, чем стагнация и неопределенность. Главное — это приведет к решительной мобилизации гражданского общества, повысит его социально-политическую активность и обяжет к ответственности за формирование власти.
Видимо, в этом направлении нам и необходимо начинать конституционную модернизацию в Украине. Важно отказаться от очевидных манипуляций и злоупотреблений доверием граждан. Особенно в части способа принятия новой Конституции, поскольку вносить изменения в Конституцию, установленную КС, нецелесообразно из-за ее нелигитимности. Как и нечестно, если уж мы — приверженцы Всеобщей декларации прав человека 1928 г. (ст. 21), отказывать обществу в праве активного использования инструментов прямой демократии — референдума, народной законодательной инициативой и петиций. Тем более что концепция верховенства парламента в конституционном процессе себя не оправдала.
Учитывая все сказанное выше, довольно драматичным и разочаровывающим выглядит тот факт, что ни партия власти, ни политическая оппозиция не обратились к избирателям перед выборами в законодательный орган страны с планом конституционной модернизации, точнее — с новым планом организации власти украинского народа и определения его места в управлении государством.
