После 1945-го: Эпоха уникальных возможностей

Автор: Валентин Жаронкин, Der Spiegel «Профіль» в рамках совместного проекта с «Политэ»

07.05.08 17:22

3727

Закончившаяся в 1945 году Мировая война на самом деле не была второй по счету. Великие державы к этому времени имели за плечами четыре столетия опыта глобальных конфликтов, в которых участвовали одновременно десятки государств. И мы тоже участвовали в этих войнах — часто даже не зная о том, что бои одновременно идут на всех континентах земного шара. Например, молодой командир эскадрона легкой кавалерии Александр Суворов, начинавший военную карьеру на полях сражений Восточной Пруссии, был современником и врагом героя романов Купера — отважного следопыта по прозвищу Зверобой. Вряд ли в той войне 1756–1763 годов американские охотники за скальпами, немецкие и русские солдаты или индийские магараджи понимали, что они являются лишь инструментами большой политики. Да и сейчас мы не слишком охотно ставим свою национальную историю в контекст мировых событий. Мы вряд ли смиримся с версией, что Полтавская битва между шведами и русскими была лишь периферийным эпизодом войны, которую вела широкая коалиция государств, борясь против слияния Франции и Испании со всеми их заморскими колониями в одну сверхдержаву. Что освободительная война Богдана Хмельницкого и буржуазная революция в Англии были маленькими фрагментами вооруженного наступления на католические страны, которое предпринял тогда ино-конфессиональный мир. Менялись эпохи, вместо королей у руля великих держав становились парламенты и президенты, однако мировая конкуренция не затухала. Экономика диктовала свои условия политике. Чтобы защитить национального производителя и завоевать для него новые рынки, государство должно было устранить конкурента из другой страны. В XX веке цели мировой политики не изменились — Первая мировая война унесла 50 миллионов жизней только ради того, чтобы британская и французская экономики потеснили германскую. Спустя два десятилетия Германия, вооружившись нацистской идеологией «жизненного пространства» и «мирового порядка», попробовала взять реванш. На этот раз на войне погибло 100 миллионов человек. После Второй мировой мало кто сомневался, что впереди человечество ждут другие глобальные войны. Однако послевоенное — так называемое Ялтинское — мироустройство оказалось настолько удачным, что конфликт между извечными соперниками стал теперь бессмысленным. Новая реальность В феврале 1945 года Иосиф Сталин, Уинстон Черчилль и Франклин Рузвельт получили уникальную возможность. Три человека могли смоделировать такой мир, каким они хотели его видеть. Единственным препятствием были лишь их взаимные противоречия. Ялтинские договоренности стали первым шагом к расколу мира на два лагеря с разным общественным устройством. Казалось, что противостояние социализма и капитализма намного взрывоопаснее, чем любое ранее существовавшее равновесие великих держав. Однако получилось наоборот. Скорым результатом послевоенного устройства стала интеграция, идущая как в социалистическом, так и в капиталистическом лагерях. А интеграционные процессы, в свою очередь, одним махом решили проблему европейской безопасности. Уже через десять лет после окончания войны мысль о том, что Германия в очередной раз нападет на Францию, показалась бы абсурдной. Непреодолимым препятствием для вероятной войны между странами Западной Европы стало слияние их экономик в одну систему. Для начала в 1951 году ФРГ, Франция, Италия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург заключили Европейское объединение угля и стали, а спустя несколько лет эти же шесть стран создали Европейское Экономическое Сообщество (ЕЭС). Суть этого наднационального проекта очень проста. Внутри союза создается зона свободной миграции капитала, товара и рабочей силы. В результате государственные надстройки как таковые сохраняются, однако экономика получается общая — одна на всех. Воевать против соседей в таких условиях попросту безумно — это все равно, что направлять оружие на самого себя. Еще во время войны лидеры СССР, США и Великобритании ломали себе головы, что в будущем делать с побежденной Германией. Искоренить нацистскую идеологию, разоружить и вывезти все военное производство казалось явно недостаточным. Сталин говорил, что «немцы — трудолюбивый народ, и за 15—20 лет смогут возродить свою военную мощь». Чтобы решить немецкую проблему, союзники по Антигитлеровской коалиции даже намеревались поначалу разделить Германию на пять или семь независимых государств. На современной карте Европы, как и в XIX веке, снова должны были появиться Саксония, Бавария, Пруссия и Вюртенберг. Однако самое действенное решение, как оказалось, заключалось не в дроблении Германии, а в объединении Европы. Постепенно в состав ЕЭС входили все новые и новые страны Западной Европы, пока Сообщество не превратилось в то, что мы знаем под названием Евросоюз. Война и мир Конструкция из двух соперничающих общественных систем обладала огромной прочностью. В отличие от прежних великих держав, СССР и США жили в параллельных мирах и конкурировали друг с другом не на рынке, а в сфере идеологии. Ни у той, ни у другой страны, по сути, не было экономической необходимости в уничтожении соперника. Они, как ни странно, друг другу не мешали. В экономике американцы прочно удерживали лидерство все годы противостояния. В 1946 году на Соединенные Штаты приходилось 50% мирового ВВП — такого перекоса в сторону одной страны человечество раньше никогда не знало. По сути, сверхдержава была одна. Доля СССР в мировом производстве после войны составляла всего 5%, а в рекордном 1976 году — 10%, после чего достигнутые показатели постепенно начали вновь снижаться. Всего к 1989 году ВВП всех стран соцлагеря, включая и коммунистический Китай, составлял 15% от мирового объема. Однако не эти скромные цифры делали социализм реальным конкурентом капиталистическому миру. Сила социализма заключалась в привлекательной модели общества социальной справедливости. Кроме того, после Второй мировой войны СССР обладал немалым авторитетом как победитель нацизма. Только ценой огромных усилий Соединенным Штатам удалось удержать в сфере своего влияния Италию и Францию. В этих традиционно буржуазных странах численность компартий в конце 40-х годов составляла, соответственно, 1,7 и 1,3 миллиона человек — больше, чем членов КП(б)У! Появилась реальная возможность того, что коммунисты придут к власти в странах Западной Европы вполне легальным путем демократических выборов. По крайней мере, во Франции консерваторов на первых послевоенных выборах не спас даже авторитет Шарля де Голля — коммунисты и социалисты в сумме получили абсолютное большинство голосов. Избавить Францию от «красной чумы» удалось только путем тяжелых и затратных переговоров с руководителями соцпартии, которых убедили отмежеваться от своих товарищей по левому блоку. Ареной такого состязания — иногда мирного, иногда вооруженного — становится весь мир. Корея, Вьетнам, Эфиопия, Сомали, Бенин, Чили, Ангола, Египет, Мадагаскар, Зимбабве… Бывшие вожди и шаманы, только покинувшие родные убежища на пальмах, быстро сориентировались в международной ситуации. Достаточно было объявить о «социалистической» или «демократической» ориентации, чтобы в страну пошли денежные потоки, гуманитарная помощь, военная техника, технические специалисты и консультанты. «Конечно, он сукин сын. Но он наш сукин сын!», – эта бессмертная фраза, приписываемая Франклину Рузвельту, стала девизом холодной войны. Ядерный щит Нейтралитет во время холодной войны сегодня обычно объясняется угрозой гибели от атомного оружия всего человечества и военным паритетом Советского Союза и Соединенных Штатов. Однако на самом деле это не так. Запомнившееся нам со времен холодной войны равновесие наступило лишь в 70-е годы, как и действительная опасность уничтожения всего живого на Земле. До этого военное преимущество США было таким же подавляющим, как и сейчас. До конца 50-х годов Пентагон штамповал планы «массированного возмездия» один жестче другого, даже не предусматривая возможности ответного удара. Первой заявкой на равновесие стало отнюдь не создание Советским Союзом своей атомной бомбы (при абсолютном господстве американской авиации заряд все равно никак не мог быть доставлен до территории Соединенных Штатов), а запуск спутника. Но и после такой демонстрации баллистической ракеты-носителя Советскому Союзу предстояло еще работать и работать, чтобы его атомный боезапас сравнялся с американским. За достижение военного паритета советский народ заплатил немалую цену. Гонка вооружений и перекос экономики в сторону военно-промышленного комплекса привели к замедлению развития и даже кризису других отраслей народного хозяйства. «Ястребы», считающие войну средством победы в соревновании социализма и капитализма, всегда были и в советском, и американском руководстве. Однако даже они в большей мере предполагали вести оборонительную войну, а не наступательную. Например, одиозный маршал Советского Союза, министр обороны СССР Устинов в 1982 году заявил: «Лишь чрезвычайные обстоятельства — прямая ядерная агрессия против Советского государства или его союзников — может принудить нас к ядерному удару возмездия». В целом же правительства обеих стран надеялись на разрушение лагеря врага изнутри (и справедливость этих надежд была наглядно продемонстрирована крахом соцлагеря). При этом на Западе традиционно представляли СССР империей зла, которую втайне ненавидит каждый ее житель, да и мы тоже сильно переоценивали внутреннюю слабость «загнивающего» капитализма. В любом случае обе общественные системы были практически неуязвимы извне, поэтому ни СССР, ни США не помышляли о вооруженном захвате территорий противника. Закат Европы Разгром Третьего Рейха стал также концом многовекового европейского доминирования. О «закате Европы» начали говорить еще до войны, однако никто не думал, что крах некогда великих держав будет столь скорым. Даже Великобритания, закончившая войну с победой и на равных правах принимавшая участие в Ялтинской конференции, удерживала за собой статус мировой державы от силы десятилетие. Более того, страны Западной Европы во время холодной войны фактически потеряли независимость и стали марионетками Вашингтона — точно так же, как блок социалистических государств был под контролем Москвы. Однако под американским зонтиком Европе удалось создать самобытную и жизнеспособную систему. Сегодня ЕС достаточно велик, чтобы претендовать на роль как минимум одного из ключевых центров современного мира. Общее население всех стран ЕС составляет почти полмиллиарда человек, а высокий научно-технический уровень и благосостояние Европы являются ориентирами для большинства стран планеты. Тем не менее, политическое влияние Евросоюза не составляет и малой доли того воздействия, которое оказывают на мир Соединенные Штаты. Нынешний европеец, в отличие от сегодняшнего американца и вчерашнего русского, начисто лишен мессианских устремлений. И, главное, Европа прекрасно осознает, что перед ней сейчас стоят задачи намного более важные, чем борьба за мировое первенство. Европа не ждет от будущего ни чудес, ни прорывов. Брюссельская бюрократия потихоньку отстраивает централизованную систему управления, которая ой как пригодится в эпоху дефицита сырьевых ресурсов планеты. Сегодня централизация глушит предпринимательскую активность и замедляет экономический рост (динамика показателей у современной Европы хуже, чем у СССР в эпоху застоя), а завтра, возможно, она спасет западный мир. Главная проблема этого упорядоченного пространства — мы, ближайшие соседи Европы. Победа в холодной войне над социалистическим блоком не увенчалась конференцией, аналогичной Ялтинской, и естественным в этой ситуации построением нового миропорядка. Советский Союз распался, однако осталась Россия. Популярные одно время на Западе идеи Бжезинского о том, что РФ надо поделить на десяток независимых государств, затихли сами собой. Практической реализацией такого масштабного проекта Соединенные Штаты вплотную не занимались, а сама по себе Россия не рухнула. Сейчас же Федерация куда более монолитна, чем в середине 90-х. Никто всерьез не планировал раскалывать также довольно крупную Украину. Удачная интеграция послевоенной Германии в единую Европу показала, насколько успешным может быть этот метод для нейтрализации бывшего соперника. Евросоюз действительно продвинул свои границы до Белоруссии и Украины, включив в свой состав страны Варшавского договора. Однако дальше на восток интеграция не пошла и не пойдет. Дело тут даже не в границах и пределах Евросоюза. Главная составляющая экономической интеграции — свободная миграция труда, капитала и товара — между Европой и ядром бывшего СССР рассматривается Брюсселем как нежелательная. Например, в небольшую и в значительной степени аграрную Польшу за последние 17 лет европейцы вложили куда больше средств, чем в Украину и даже фантастически богатую на ресурсы Россию. О том, что российские и украинские капиталы (и тем более — рабочую силу и товары) не ждут в Европе, мы писали уже неоднократно. Политическими же процессами в России и на Украине объединенная Европа интересуется еще в меньшей степени, чем американцы. Хотя на Украине по поводу европейской интеграции есть некоторые иллюзии, однако на самом деле мы предоставлены сами себе. Возможно, это самая недальновидная позиция по отношению к своему бывшему противнику.