«Языческое капище» в Киеве и его интерпретация

В 1975 г. при раскопках в Киеве во дворе усадьбы № 3 по улице Владимирской были открыты фундаменты загадочного сооружения. Оно представляло собой остатки фундаментных рвов в виде прямоугольника размерами 7×1,75 м, ориентированное по сторонам света; к прямоугольнику примыкали шесть «лепестков».

 

В первой же публикации авторы раскопок определили находку как остатки «пантеона», созданного Владимиром в 980 г.. Основанием для этого утверждения стало сравнение планов фундамента постройки с остатками языческих святилищ, открытых под Житомиром и в Перыни.

 

Заполнение фундаментных рвов сооружения строительным мусором (обломки плинф, фрагменты голосников и фресковой росписи) дали основание одному из авторов раскопок, Я. Е. Боровскому, выдвинуть предположение, согласно которому, при постройке сооружения (в дальнейшем для удобства буду именовать «пантеоном») были использованы материалы раннего христианского храма, , построенного княгиней Ольгой и разрушенного по приказу Святослава.

 

Публикация материалов раскопок в 1979 и 1981 гг., а также их интерпретации исследователями создали тот информационный фон, который позволил Б. А. Рыбакову предложить реконструкцию «пантеона». Рыбаков определил его как «языческий „кафедральный собор“ Руси 980–988 гг.».

 

 

Впоследствии далеко не все согласились с предложенной интерпретацией памятника. Так, Ф. А. Андрощук, осмысливая результаты раскопок, предполагает, что «раскопанный объект является не капищем, а скорее всего остатками древнейшей неизвестной нам церкви». Также скептически к этой идее отнесся и А. В. Комар. Первоначально исследователь предложил считать раскрытый объект остатками «неизвестного деревянного сооружения (возможно, часовни) не ранее второй пол[овины] XIII в., при постройке которого были использованы руины разрушенной Десятинной церкви».

 

Чуть позднее петербургский исследователь Д. Д. Ёлшин на основании собственных наблюдений над материалами раскопок 1975 г. пришел к заключению, что «пантеон» представляет собой сооружение, возведенное из материалов конца X в. во вторичном использовании. Вероятно, данное заключение оказало влияние на оценку А.В. Комара скорректировавшего свою точку зрения и идентифицировав сооружение как часть фундамента ворот с надвратной церковью, входивших в единый комплекс с обнаруженным неподалеку сооружением (так называемой ротондой).

 

Вопрос об атрибуции данного памятника представляется мне достаточно важным, поскольку позволяет внести ясность в хронологию существования языческих святилищ. Тем более что И. П. Русанова и Б. А. Тимощук — авторы специального исследования, посвященного языческим святилищам древних славян, — не смогли сказать по поводу капища, сооруженного Владимиром в 980 г., ничего определенного. Но оговорка о том, что «это центральное святилище до сих пор не найдено» — весьма показательна и означает, что авторы не восприняли построения Б. А. Рыбакова всерьез.

 

Летописное известие «Повести временных лет», сообщающее об устроении князем Владимиром пантеона, неоднократно становилось предметом критического анализа исследователей. Опираясь на высказанные ими наблюдения, П. В. Лукин пришел к выводу, что «языческая реформа является искусно смоделированным на базе переводных текстов домыслом древнерусского книжника, а ее русское содержание (имена богов) заимствованы из современной летописцу устной традиции».

 

Важное значение для уточнения датировки сооружения представляет строительный материал, обломки и целые фрагменты которого найдены в заполнении постройки и фундаментов. Из более или менее сохранившихся фрагментов плинфы в засыпке фундаментных рвов встречается тонкая широкоформатная плинфа с скошенными торцами размером 29×29×2 и 29×29×3 см. Аналогичные по размеру плинфы встречены при раскопках Десятинной церкви во время исследований 1937, 1939 и 2005–2007 гг. Согласно новейшим исследованиям, подобная плинфа не встречается ни в постройках Ярослава Мудрого, ни в более позднем зодчестве и датируется узким промежутком конца Х в.

 

Найденные при раскопках строительные блоки представляют собой несколько рядов кладки плинфы на цемяночном растворе. Характерные особенности этой кладки — «утопленный ряд», наличие растворного шва толщиной 3–4 см, а также состав самой плинфы (тесто из желто-оранжевой глины с примесью шпата и песка) находят полную аналогию в кладке фундаментов и пилонов южной стены Десятинной церкви.

 

Обращает на себя внимание, что все строительные материалы оказались в заполнении фундаментов «пантеона» во вторичном использовании. Находки целых строительных блоков, обломков шиферных плит и штукатурки с фресковой росписью вряд ли могут быть как-то связаны с эпохой строительства церкви и дворцов. Скорее всего, их появление обусловлено каким-то серьезным повреждением или разрушением построек. Поэтому, исходя из этого обстоятельства, Д. Д. Елшин склонен датировать «пантеон» 1975 г. вслед за А. В. Комаром XIII в. — именно тогда Десятинная церковь была разрушена во время монгольского нашествия.

 

В 2005–2008 гг. при исследованиях Десятинной церкви были получены новые данные, позволяющие внести уточнения касаемо нижней хронологической даты предполагаемого сооружения «пантеона». Согласно этим данным, в начале XII в. Десятинная церковь претерпела существенный ремонт. Использовавшиеся при ремонте фрагменты плинфы обнаружены как в верхних слоях засыпки фундаментов «пантеона», так и при шурфовке рядом с ним. Во время шурфовки был также обнаружен брусчатый кирпич (25×12×7,5 см), аналогичный тому, который использован при постройке «ротонды», остатки которой были также открыты в 1975 г. недалеко от местонахождения «пантеона». Эта постройка исследователями относится к XII–XIII вв., что является своеобразным хронологическим маркером при возможных датировках «пантеона». Отсутствие брусчатого кирпича непосредственно в засыпке его фундаментов, на мой взгляд, говорит в пользу датировки XII, а не XIII в.

 

Подтвердить или опровергнуть это предположение способна датировка женского погребения в домовине, обнаруженного при исследовании фундаментов «пантеона». Наличие инвентаря (остатки ножа с деревянной ручкой, костяного гребня) и украшений (2 серебряные серьги, золотая нить, которой были расшиты головной убор и правый рукав) не позволяют соглашаться с интерпретацией этого погребения как рядового.

 

Большинство исследователей отнесли это погребение к могильнику, который функционировал на Старокиевской горе в IX–X вв.. На этом основании авторы раскопок датировали сооружение временем ранее конца Х в..

 

Однако не так давно А. В. Комар поставил под сомнение эти выводы, опираясь на рабочий план раскопок и устную информацию Я. Е Боровского. Эти предположение вызвали резкие возражения П. П. Толочко, однако никаких дополнительных аргументов в пользу своей интерпретации исследователь не привел. Единственная фотография погребения после расчистки не дает внятного представления о соотношении погребения и фундаментного рва, хотя визуальная оценка расположения границ погребальной ямы и засыпки фундамента «пантеона», зафиксированная в верхнем правом углу снимка, дает основание поддержать точку зрения А. В. Комара.

 

Таким образом, совокупная информация об археологических исследованиях сооружения, именуемого в литературе «пантеоном», не позволяет согласиться с его интерпретацией, сделанной авторами раскопок 1975 г. Перерезание фундаментом сооружения могилы конца Х в. свидетельствует о позднем характере постройки, а наличие в засыпке фундаментов строительных материалов Десятинной церкви, и особенно, следов ремонта храма начала XII в., датируют, на мой взгляд, загадочное сооружение 1-й половиной XII в. Точная атрибуция памятника затруднена в силу ограниченного характера материалов (вся прилегающая к нему территория расположена под фундаментом дома XIX в.). Однако можно с уверенностью утверждать, что к языческому пантеону Владимира 980 г. сооружение, открытое в 1975 г., вряд ли имело отношение.