Война прошлась катком по судьбам сотен тысяч украинцев. С апреля 2014-го по 31 января 2021 года, по данным ООН, на Донбассе погибли свыше 13 тысяч человек. А сколько людей лишились крыши над головой, вообще никто не знает.
В первой части интервью бывший начальник Генерального штаба — главнокомандующий Вооруженными Силами Украины генерал Виктор Муженко рассказал о начале аннексии Крыма, боях в районе Славянска, трагедии в Зеленополье, выходе наших войск из Дебальцево.
Во второй части речь пойдет о заходе банды Гиркина в Донецк, деле генерала Назарова и других драматических страницах войны.
«Почему где-то в середине июня из Донецка был выведен полк внутренних войск?»
— Виктор Николаевич, почему 5 июля 2014 года колонна Гиркина зашла в Донецк?
— В то время у нас была проблема в отсутствии резервов и в том, что нам нужно было время на перегруппировку. Мы не ожидали, что он драпанет. Говорят, что сам Гиркин выехал из Славянска раньше остальных (боевики покинули Славянск, затем переместились в Краматорск и Горловку, а затем уже направились в Донецк). Есть разные версии. Безлер («Бес», командир «ополчения» в Горловке) написал в Facebook, что Гиркина привезли к нему в Горловку в багажнике автомобиля. А Гиркин говорит, что он приехал в Горловку к Безлеру на БТР. Но то такое дело.
Теперь о том, что происходило у нас. В ночь на 5 июля около 24:00 офицерам нашего оперативного отдела поступила информация СБУ, что в районе улицы Аэродромной в Славянске (это перекресток дорог на Бахмут и Семеновку) собирается какая-то группировка.
Мне доложили об этом. Я спросил: «Это подтвержденная информация?» — «Нет». СБУ боялись выдавать ее за свою информацию — просто кто-то позвонил по мобильному телефону.
Мы посмотрели по карте. Нет смысла бить по этой улице — снесем все дома. К тому же точно неизвестно, есть там эта группировка или нет. Прошло буквально полчаса, сообщили, что они пошли. Раз пошли, тогда огонь. Но не по городу, разумеется, а по межтрассовому пространству. Мы же не понимали, как они выходили. А пространство между трассой на Краматорск и дальше на Донецк и трассой, которая ведет из Славянска на Бахмут, было от восьми до двадцати километров шириной.
Мы открыли огонь. Потом слышали, мол, это все брехня и ничего такого не было. Хотя Безлер и «министр обороны» так называемой «ДНР» Кононов рассказывали, что именно так все и было. Кононов якобы в ту ночь пролежал два или три часа в какой-то канаве, потому что била артиллерия.
Утром я дал команду спецназу выдвинуться и посмотреть, что и как. Они нашли пару сожженных машин, и все.
Потом генерал Кривонос сообщил, что в Краматорске собирали группировку. Гиркинцы ли это были? Или это группа, которая собиралась в Краматорске из окрестностей?
Спрашиваем, где находятся. В центральном парке. Так дайте координаты, ведь стрелять из артиллерии по парку, поверьте, это были бы серьезные жертвы среди местного населения.
К слову, при освобождении Краматорска 5 июля было лишь два выстрела из танка. По банковской машине, стоявшей на повороте с трассы напротив Новокраматорского машиностроительного завода. Людей около машины не было. Мы думали, что она заминирована. Я дал команду открыть огонь из танковой пушки. Первый залп танкист промазал, слава Богу обошлось без жертв. Второй снаряд попал в автомобиль. Взрыв был сильным. Мы так и не поняли — то ли от снаряда, то ли от взрывчатки в машине.
Мы быстро и неожиданно зашли в город. На здании горсовета висело панно в цветах «флага ДНР». А испуганная охрана здания даже не успела снять повязки такого же цвета. И тут появились мэр и прокурор. В белых рубашках. «Мы вас так ждали. Наконец-то вы появились, слава Богу». А я смотрю — они такие «изможденные»… Эти люди были при своих должностях и во время оккупации. И милиционеры никуда не уходили. Потом объясняли, что типа поддерживали порядок в городе. И продолжили работать в милиции уже после освобождения. Мне через недели две принесли докладную записку. Таких было не один, не два и не десять.
Но возвращаюсь к Гиркину и ко всем инсинуациям. Он в интервью Гордону рассказывал, что они выходили отдельными мелкими колоннами на гражданских машинах. Мол, не боялись авиаударов, поскольку подготовка украинских летчиков низкая. Я же говорю о том, что с такой высоты определить, кто едет в гражданской машине по трассе — боевики или мирные люди, просто невозможно.
Говорят, если бы Гиркин не зашел в Донецк, Донецк не пал бы. У меня вопрос. А почему где-то в середине июня из Донецка был выведен полк внутренних войск? Когда это произошло, мы вывели и военкомат, и управление зенитно-ракетного полка. Потому что там никого не оставалось. Следующий вопрос: что было с боеприпасами и вооружением этого полка? Говорят, все взорвали и сожгли. Но у нас не было информации о пожаре. Где это оружие?
Сейчас возник вопрос о доверии армии. Есть постановление Кабмина, согласно которому МВД берет на себя функцию контроля и учета вооружения ВСУ. Какой учет? Оперативный по количеству? Или номерной? Или куда что идет? Но ведь тогда можно будет понимать замыслы и передвижение войск. Этого делать нельзя. Это первый момент.
Второй. Какая процедура учета оружия в МВД? Допустим, образцы пуль огнестрельного нарезного охотничьего оружия или наградного оружия хранятся в базе данных МВД. И что, будут и образцы пуль пусть не каждого автомата и пулемета, но и пистолетов и особенно снайперских винтовок?
«Власть не реагирует на заявления о поддержке генерала Назарова»
— Известно, что некоторые офицеры на фронте не выполняли приказы. Понесли ли они наказание? Если да, то какое? Какими были масштабы дезертирства на фронте?
— Знаете, я не сказал бы, что на фронте кто-то отказывался напрямую выполнять приказы. Были моменты задержки исполнения, было неисполнение по факту. Получив приказ или распоряжение, люди говорили, что готовы, а потом получалось так, что их подразделения не выдвинулись, куда следует, что им нужна такая-то поддержка, что «это не наша функция и не наша задача». Тогда руководству и офицерам штаба Антитеррористической операции приходилось выезжать в те или иные подразделения и непосредственно на месте принимать решения и организовывать процессы. В том числе и лично участвуя в них. Потому что люди видят: ага, командир идет — куда деваться, мы тоже пойдем.
Однако были и факты сдачи в плен, и отходы, причем хаотического характера, было много разных моментов, все даже не перечислить, да и, наверное, сейчас нет смысла их перечислять. Хотя для обобщения и анализа всех событий это важно.
— Сколько военных уже привлечены к ответственности?
— Было возбуждено около десяти тысяч уголовных дел. 80−85 процентов — это дезертиры. Львиная доля — те, кто уклонялся от мобилизации в 2014 году. Многие амнистированы. Некоторые офицеры осуждены за невыполнение приказа и боевой задачи. Тоже были амнистированы в процессе расследования или судебного разбирательства. Но называть конкретно, кто получил срок за невыполнение задачи, не могу.
— А сколько против вас возбуждено уголовных дел?
— В России шесть или семь. В Украине пока прохожу как свидетель. Правда, в Харькове возбуждено дело против меня и генерала Назарова за превышение служебных полномочий в вопросах применения Вооруженных Сил в 2014 году. Обвинение абсурдное, поскольку мы руководствовались Конституцией Украины. В статье 17 четко написано: «Оборона Украины, защита ее суверенитета, территориальной целостности и неприкосновенности возлагаются на Вооруженные Силы Украины».
— Почему, на ваш взгляд, возникло дело генерала Назарова, которого обвиняют в служебной халатности, приведшей к тяжелым последствиям — гибели 49 человек, десантников и членов экипажа Ил-76, сбитого в ночь на 14 июля 2014 года в небе над Луганском?
— Уголовное дело было возбуждено в конце ноября 2014 года. В конце марта 2015-го суд первой инстанции вынес приговор — семь лет заключения.
Я понимаю, почему эта ситуация возникла и каковы ее последствия. Все это время в отношении руководства АТО и политического руководства страны велась информационная кампания. Нужно было куда-то этот негатив направить. Кто виноват? Виновных нашли среди руководства АТО. Почему не меня? Не знаю. Почему Назарова? Нашли повод — что он подписал телеграмму о выделении транспортных самолетов для переброски десанта в Луганск и вроде бы не воспринял данные разведки. Были они или не были, большой вопрос. Никаких подтверждений по сегодняшний день так и не нашли.
Знаете, как мы тогда получали информацию от разведчиков? На клочках бумаги без подписей. Никто не подписывал, потому что боялись брать на себя ответственность. Пока мы не сказали: «Ребята, есть установленные формы подачи информации, вы хоть подписывайтесь». И вот нужно было из всего огромного объема информации и дезинформации выбрать то, на что следует обратить внимание.
Не знаю, из каких соображений исходили в отношении генерала Назарова. Может, потому, что понимали: теперь многие военнослужащие будут думать — если обвиняют руководителя такого уровня, значит, то же может быть и с нами. То есть своего рода контроль над военными.
18 ноября 2014 года я зашел в кабинет к президенту Порошенко. Сказал ему: «Прошла информация, что в 14:00 генеральный прокурор Ярема должен провести пресс-конференцию и огласить, что возбуждено такое-то уголовное дело. Этого нельзя делать!» И вот пока мы с ним разговаривали и он пытался куда-то звонить, как раз по телевизору начался репортаж с пресс-конференции Яремы.
Я говорю: «Это ошибка». — «Разберемся». Тем не менее все закрутилось. Я неоднократно объяснял и президенту, и на совещаниях военно-политического руководства, что это ошибка. Всегда обещали: «Мы разберемся и все решим». Знаете, в чем проблема? Мы были наивными.
— Верили в правосудие?
— Да. Я понимаю, что суды у нас независимые, но обеспечить справедливость и прозрачность рассмотрения этого дела должна была власть. А мы пять лет верили в обещания, что все-таки в конце концов все решится.
23 декабря 2020 года кассационный уголовный суд в составе Верховного суда, рассмотрев жалобу генерала, приостановил исполнение приговора. Мы, военные, ждем и надеемся на восстановление справедливости. Нельзя судить военных за принятие решения, направленного на выполнение задач по защите Родины. Этого нельзя допускать ни в коем случае. Защищая государство, военные должны быть уверены, что государство защищает их.
Вообще, думаю, что в конце концов должны ответить все, кто клеветал на нас, манипулировал информацией и создавал негативное отношение в обществе. Чтобы понесли если не криминальную, то хотя бы моральную ответственность. Есть Бог на свете, он все расставит по местам.
— У Назарова обида, что у него тогда не было тыла, кроме семьи. На самом первом этапе коллеги его не защитили. Почему?
— Я понимаю Виктора Николаевича. Он считает, что можно было сделать больше. Сейчас я тоже думаю, что следовало действовать несколько иначе. Да, можно было положить рапорт об увольнении. Уволили бы или нет, не знаю. Был бы какой-то шум три-четыре дня или месяц, и на этом бы все закончилось, и мы вообще не могли бы влиять на эту ситуацию.
Мы все-таки надеялись на справедливое решение. Тем более что во время расследования и судебных заседаний был совершен ряд определенных нарушений, которые дают все шансы, чтобы решение суда было аннулировано и дело закрыто за отсутствием состава преступления.
В общем, мы были чересчур наивными и доверчивыми. К сожалению, сейчас я понимаю, что это были иллюзии.
Но поддержка у Виктора Николаевича есть, и очень мощная. В декабре более тысячи офицеров ВСУ, в том числе участники войны генерал Гордейчук, адмирал Воронченко, полковник Драпатый, я и другие, подписали открытое заявление в его поддержку.
11 января на пресс-конференции в Вашингтоне обнародовано резонансное «Заявление беспокойства относительно гражданской криминализации решений боевого командира и его влияние на безопасность и западную поддержку Украины», текст которого подписали авторитетные военные, эксперты и дипломаты.
Оно адресовано президенту Украины, парламенту, Верховному Суду и Совету национальной безопасности и обороны. Для многих было неожиданным, что генерала Назарова поддерживают столь влиятельные профессионалы мирового уровня, причем сами проявившие эту инициативу. При этом ведь сведущие люди понимают, что такие обращения просто так не появляются. Что такие вопросы непременно согласовывают с Госдепартаментом.
Но, увы, власть не реагирует на эти воззвания. Верховная Рада, Офис генерального прокурора и СНБО отделались формальными отписками. А от Офиса президента — ничего. Хотя прошло уже два месяца, а по закону об обращениях граждан на ответ отводится месяц. Вот такое отношение к армии.
— Недавно на своей странице в Facebook вы написали пронзительный текст под названием «Будут ли дети воинов стыдиться родительских наград?». Не сгущаете краски?
— Два года назад вы у меня брали интервью, и я тогда тоже говорил о перспективе защитников государства оказаться на скамье подсудимых, что, кстати, практика и подтверждает. Так что вполне возможно, что их подросшие дети действительно станут стесняться говорить о том, что их отцы участвовали в российско-украинской войне.
«Агрессор должен быть наказан»
— С 22 июля прошлого года длится очередное перемирие. Однако режим тишины не соблюдается практически с самого начала — постоянные обстрелы, гибнут и получают ранения бойцы. Сейчас на фронте серьезное обострение. Не исключено, что оно может стать предтечей каких-то следующих действий со стороны врага. Насколько велика вероятность масштабного наступления России, ведь безводье в Крыму — серьезная проблема, да и закрытие телеканалов Медведчука, говорят, взбесило Путина?
— По личному опыту знаю, что прогнозы — вещь неблагодарная, и, как правило, на сто процентов ни один не сбывается. В конце июля 2014 года я дал первое интервью в качестве руководителя Антитеррористической операции «Новому времени». Корреспондент меня спросила о перспективах завершения АТО. Я ответил, что это займет менее месяца. К этому и шло. Даже Гиркин потом говорил, что оставались считаные недели до закрытия процесса создания «Новороссии».
Но россияне, понимая, что проигрывают, приняли решение о введении своих Вооруженных сил на нашу территорию. Причем явно, но без опознавательных знаков, что является нарушением международного права.
Я давал показания Генпрокуратуре и СБУ об этом. Кстати, есть такая особенность. Может, случайно такое совпадение, а может, нет. Как только появляется какой-то мой критический пост или обращение в поддержку генерала Назарова, у прокуратуры возникает желание пригласить меня на разговор то об агрессии России, то об Иловайске, то подтвердить ту или иную информацию. Пока как свидетеля, слава Богу.
Я говорю им: «Ребята, я же вам давал несколько раз такие показания. Вы меня проверяете или как? Я повторяю одни и те же факты».
— Какой вы лично видите победу в войне?
— Восстановление Украины в тех границах, которые были до 2014 года. Мы однозначно должны все вернуть, а агрессор должен быть наказан.
— Верите в то, что Россия будет наказана за содеянное?
— Надеюсь на это. Иначе тогда вообще теряет смысл существование справедливости в отношениях между государствами.
Я хочу жить в независимой процветающей Украине и видеть счастливыми своих детей и внуков. Чтобы не было этих угроз, чтобы мы понимали, что любое государство, у которого есть планы завоевания Украины или части ее территории, забыло об этом раз и навсегда.
Маннергейм говорил, что для процветания страны нужно иметь сильную власть, сильную армию и единство народа. Нам этих трех условий, наверное, недостаточно. Нужен еще сильный верный союзник, который поддержит Украину. Тогда у нас есть все шансы победить в этой войне.
Имперские замашки у России остались. Как показывает исторический опыт, она никогда не отказывалась от своих агрессивных планов. Где-то прочитал, что она с начала XVIII века расширяла свои территории по сто километров ежегодно.
Перед форумом по безопасности в Крынице я прочел высказывание Тютчева: «Русская история до Петра Великого — одна панихида, а после Петра Великого — одно уголовное дело!» То есть даже сами российские дипломаты (Тютчев был дипломатом и тайным советником) именно так оценивали внешнюю и внутреннюю политику этой страны.
А ментальность украинцев такова, что мы верим в какого-то мессию, который придет и выведет Украину на более высокий уровень развития. Конечно, за столько веков непонятного колониального исторического бытия мы заслужили независимость. И такой шанс у нас появился 30 лет назад. Это, наверное, самый длительный период существования независимого украинского государства после Киевской Руси.
«Россияне хотят силы НАТО растянуть от Баренцева моря, то есть до как минимум Черного, а то и Средиземного морей»
— Но к юбилею мы подходим, лишившись части территории и в состоянии войны, которой не видно конца. И все-таки давайте вернемся к вопросу о возможности масштабной агрессии.
— Все может быть. Планы возвращения к проекту «Новороссия» у россиян существуют. Тем более что сейчас сложная ситуация на юге, так как Крыму очень нужна вода.
А теперь смотрите. В этом году пройдут российские учения «Запад- 2021». До этого были «Запад-2017», потом «Центр-2018», «Восток-2019», «Кавказ-2020». Сейчас опять «Запад». То есть они в принципе полностью отработали весь комплекс мероприятий, которые касаются реализации их стратегических замыслов, в том числе и взятия под контроль Украины. Скорее всего, это первый пункт в их планах. В каком качестве взять — захватить часть территории или под политический контроль, неизвестно.
Плюс прошли учения на территории Беларуси, которые создают определенную угрозу на западном направлении (Польша, особенно Прибалтика, Сувалкский коридор
Еще планируются учения российского Северного флота в Арктике. Россияне хотят растянуть силы НАТО от Баренцева моря, то есть от Северного Ледовитого океана, до как минимум Черного, а то и Средиземного морей. И таким же образом растянуть и Вооруженные Силы Украины, потому что мы будем вынуждены каким-то образом реагировать. С севера и с востока, может, и не будет каких-то реальных действий, но россияне будут демонстрировать свою готовность такие действия предпринять.
Ситуацию на юге с учетом проведения учений «Кавказ-2020» и отработки вопросов контроля Черного моря (а россияне практически полностью его контролируют за счет тех средств, которые находятся в Крыму) прекрасно понимают наши партнеры. Потому и формируют штабы корпусов НАТО и США в Польше и управления на территории балтийских стран.
В Румынии разместили беспилотные разведывательные ударные комплексы, которые занялись патрулированием акватории Черного моря. И там же формируют дивизию НАТО. То есть они прикрывают фланги на севере и на юге, понимая, что Карпатские горы не дадут возможности пройти в Чехию
Вот почему Путин 21 января на форуме в Давосе, комментируя «нелегитимные санкции», пригрозил: «Подобная игра без правил критически повышает риски одностороннего применения военной силы». Он показал свою готовность реагировать. Это уже, скажем так, элемент запугивания. Как минимум психологического давления.
— Роман Безсмертный сказал, что впервые в истории войска России и НАТО находятся на минимальном расстоянии и что плацдармом для их столкновения может стать Украина.
— Я тоже так считаю. Но мы должны понимать одно: как бы мы ни рассчитывали на союзников, за нас никто защищать нашу независимость не будет.
Надо изучать опыт и историю других государств. В Финляндии в 1918 году была примерно такая же ситуация, как и у нас. Когда началось противостояние между «красными», которых поддерживала Россия, и «белыми», парламент Финляндии обратился к Германии. Немцы пообещали прислать им корпус. Маннергейм был против этого. Он поставил два условия: не я буду выполнять решения командира немецкого корпуса, а союзник будет действовать в рамках нашего замысла. А чтобы немцы понимали, что не они завоевали независимость Финляндии, а сами финны, он на две недели раньше начал действия против финской «красной армии». Только ради того, чтобы показать, что основные игроки — финны.
У нас этого понимания не было. Тогда ситуация была какой? Это мое мнение, не претендую на истину в последней инстанции. Украина подписала как субъект международного права Брестский мирный договор 3 марта 1918 года, по которому немцы зашли сюда. При любой оккупации, кроме администрации оккупанта, всегда создают органы, сформированные из местных коллаборантов.
— Мы это видим и в Крыму, и на Донбассе.
— Конечно. Так вот, немцы помогли сформировать гетманский уряд. Тогда гетман Скоропадский решил, что немцы наши союзники. Но это стало проблемой во время Парижской мирной конференции. Германия, проиграв войну, не хотела помогать гетману. Когда снесли Центральную Раду и гетмана, пришел Петлюра, который обратился к французам. Но те сделали ставку на поляков.
Вспомните, Тухачевского и Буденного под Варшавой разбили польские войска, экипированные за счет Франции, а офицеры французского генерального штаба разрабатывали эту операцию. У поляков стратегов не было. Да и с кадрами было напряженно. Они собрали Польский легион (типа корпуса наших Сечевых стрельцов), он был в составе австро-венгерской армии. Понятно, Пилсудский был вождь и военный руководитель. Но насколько он самостоятельно он принимал решения? Тут надо еще посмотреть на роль Франции.
Когда в 1920 году создавали Лигу наций, никто не делал ставку на независимость Украины. А перед этим был ведь передел Европы и создание новых государств — Чехословакии, Югославии
— Многие эксперты считают, что не исключен удар по нам со стороны Польши и Венгрии.
— Думаю, не сейчас. Но если будет нанесен серьезный урон Украине и начнется хаос, возможно, частью нашей территории могут и пожертвовать, создав какое-то мини-государство, которое может стать буферной зоной. Наверное, этот вопрос тоже надо рассматривать.
Скажу больше, и по югу нам особо не надо обольщаться. В общем, мы сами должны себя обезопасить от всех внешних угроз, в том числе и исходя из возможной смены вектора внешней политики разных государств, скажем так. И понимать, что, кроме нас, никто этого не сделает. Если кто-то думает иначе, считаю это самой глубокой ошибкой.
А для России Украина недогосударство, искусственное образование, не имеющее ни истории, ни перспектив. Сейчас в YouTube появилось много российских исторических роликов, где они искажают факты и делают совсем иные выводы. Начиная с того, что юг Украины — это земли, которые нам никогда не принадлежали. Хотя есть такое понятие, как Ханская Украина, где еще до деятельности Потемкина жили украинцы.
Кстати, я недавно перечитал «Фаворит» Пикуля. В конце он сделал интересный вывод — одной из причин отдаления амбициозного Потемкина от Екатерины царским окружением стало то, что он мог провозгласить себя гетманом Украины (и Екатерина этого боялась) и отделить Украину от Российской империи. Думаю, такую идею он вполне мог вынашивать.
«Никто за нас воевать не будет»
— Как вы отреагировали на то, что россиянам отдали Цемаха — ценного свидетеля по делу о малайзийском «Боинге»?
— Как можно было его отдавать? Я этого не понимаю.
Была еще одна ситуация. Во время боев за Дебальцево 95-я бригада взяла в плен командира российской ракетно-зенитной батареи, которая дислоцировалась в Краснодоне.
Тогда вытянули под Дебальцево всех и вся, все российские ошметки, которые оставались. Этих зенитчиков бросили в бой как пехоту. Этот командир батареи был участником сбития Ил-76 в Луганске. Я с ним общался. Затем его привезли в Киев и отдали в СБУ. Но вскоре почему-то отправили на обмен. У меня вопрос: ребята, вы хотели установить правду? Или это все-таки была попытка держать в узде военных? Меня, например, и других через давление на генерала Назарова.
— Вот эта логика и убивает. Ил-76 сбили боевики, а отвечает Назаров.
— Это нонсенс. Хотя и в отношении боевиков — экс-главаря так называемой «ЛНР» Плотницкого и боевиков Гуреева и Патрушева тоже было возбуждено уголовное дело о катастрофе Ил-76, которое квалифицировано как теракт (в августе 2018 года в Красногвардейском суде Днепра был зачитан обвинительный акт).
— Вот слушаю вас и думаю — не дай Бог оказаться на месте человека, который принимает решение отправлять людей в бой.
— Прошло семь лет, но я помню все эпизоды. Это не просто наблюдение со стороны и механическое запоминание процесса. Сколько было переживаний и сомнений, когда приходилось принимать решения, понимая, что они могут привести к потерям.
Первое такое осознание случилось, когда шли бои за Семеновку. Это было 2−3 июня 2014 года. До сих пор в мельчайших деталях помню эту сцену. Командный пункт на развилке: направо — на Славянск, а налево — на Райгородок и дальше на Красный Лиман. Мы называли его восьмой блокпост, а Нацгвардия — блокпост 3-А. Это была база, с которой шло наступление.
Сел вертолет, чтобы эвакуировать раненых. Первых троих загружали я, медик и техник вертолета. Вокруг стояла куча солдат с легкими ранениями и не раненые. Но они не подходили, чтобы помочь. Чисто психологически не могли себя переломить.
Когда бой закончился, приехала пожарная машина и начала брандспойтом смывать все с земли на этом пятачке. И вот течет ручей шириной метра полтора-два, в нем плавают бинты бордово-коричневого цвета, а я стою, смотрю на это все и думаю: «Какое ты имеешь право?» В первый раз был такой момент истины (или как его еще назвать?). Или я сломался бы и отошел. Или должен был найти в себе силы и идти дальше. Эти эмоции никогда не забудутся, сколько ни прошло бы времени. А все думают, что генералы сидят в укрытии и отдают приказы…
Еще раз скажу о доверии командира и подчиненных. Чтобы не было утечки информации, мы ставили задачу один на один, причем устно. Но я всегда говорил: «Я вам даю слово офицера, каким бы ни был исход этой операции или этой задачи, я все потом подтвержу слово в слово в письменном распоряжении». После мы действительно все оформляли. Никто в этом не сомневался. Вам это подтвердят и Содоль, и Микац, и Забродский, и Порхун, и Герасименко, и Павлюк. Можете спросить любого командира.
Потом обвиняли, что Муженко ставил задачи, нарушая все каноны. Но как можно соблюсти секретность?
Второй момент. Знаете, каким был первый вопрос, когда я ставил задачу, особенно тем, кто находился где-то в отрыве или при выходе отдельных подразделений? «Каким образом будет осуществляться эвакуация раненых и погибших?» Людям нужны были гарантии. Они понимали, что могут быть раненые и погибшие и их же надо будет оттуда вытащить. Я всегда говорил: «Я вам даю слово, что сделаю все возможное». Вот так и строились отношения.
А иногда в сложных ситуациях я просил: «Васю, Ігорю, треба зробити. Від виконання задачі залежить життя людей». — «Так, ми розуміємо». Многие думали, что это билет в один конец. Но я всегда надеялся, что будет шанс вернуться.
Благодаря этому и шло движение вперед на первом этапе войны. Ведь воевала не армия в сто тысяч человек. В районе Славянска общая группировка была в несколько тысяч, из них только две-три сотни реально воевали.
Разные были ситуации. И сейчас, когда офицеры жалуются, что нет прозрачности при назначениях, что людей с боевым опытом отодвигают от принятия основных решений и от назначения на основные должности, я считаю, что это просто подрыв той моральной атмосферы, созданной в боевых условиях.
Но все-таки боевое братство существует. Я был приятно удивлен, когда появилось обращение офицеров в защиту Назарова. Это была реально инициатива снизу, поверьте. Процентов 80 подписавших обращение — офицеры, из них более половины действующие. Потом американцы писали, что они поступили мужественно, ведь рисковали должностями. Но не все это сделали, к сожалению. Некоторые решили отойти в сторону.
Однажды прочитал выражение: «Я был очень удивлен поведением военных, когда во время войны они рискуют жизнью и совершают подвиги, но очень пасуют в мирной жизни». Для военного ситуация опасности и риска близка и понятна. Нас к этому готовят. Но, вернувшись в гражданское общество, человек чувствует себя неуютно. Первые полгода после увольнения я, как и многие, тоже ощущал дискомфорт.
Запомнил интервью одного военнослужащего, взятое на вокзале. Парня спросили: «Вот вы приехали в мирный Киев. Какие у вас ощущения?» Он ответил: «Когда мы на Донбассе, у меня ощущение, что вместе с нами воюет вся Украина. А тут понял, что мы никому не нужны».
Как-то на совещании в Администрации президента один известный политик мне сказал: «Ты что, не понимаешь, что война — это бизнес?» Я ответил: «Это бизнес? Это кровь и пот, это потери…» Он произнес эту фразу мимоходом, а мне она навсегда врезалась в память…
— Самое главный итог семилетнего противостояния с Россией, что это зараза сепаратизма не расползлась дальше. У нас не появились Харьковская, Одесская, Херсонская и прочие «республики».
— У нас же принцип какой — пока гром не грянет, мужик не перекрестится. У многих не было понимания опасности и в начале войны. После выборов президента в мае 2014 года некоторые думали: «Мы найдем точки соприкосновения и договоримся. Все порешаем». То есть люди были настроены на договорняки. Да и сейчас, наверное.
Де Голль сказал, что «бездействие это поражение». Мы сейчас наблюдаем бездействие, а это может действительно привести к поражению, к сожалению.
Сейчас главная задача Украины — стабильность. Многие пытаются расшатывать нашу и так неустойчивую лодку в надежде на то, что она перевернется, а когда ее поднимут и сольют воду, можно будет занять в ней место. А реально будет не так. Дадут ли этой лодке возможность снова плыть? Вот в чем вопрос.
— В прошлом интервью «ФАКТАМ» вы рассказывали, что в 2014—2015 годах были вынуждены вывозить семью из-за угроз.
— И сейчас у меня нет ощущения полной безопасности. Но я же не могу ходить по городу и все время оглядываться и видеть в каждом встречном угрозу…
Завершая, скажу следующее. Чтобы поддерживать боевой дух армии, необходимы три вещи: военнослужащие должны знать, что они выполняют работу, которая нужна обществу; общество должно понимать, что эта работа ему нужна, и уважать воина, который ее выполняет; работа воина должна адекватно оцениваться. Если этих составляющих нет, возникают проблемы.
Вот сейчас многие надеются на то, что США начнут какие-то решительные действия. Очень хочется думать, что там есть какой-то замысел в отношении России и что в нем отводится место Украине. Но какой это замысел и какая роль — большой вопрос. Поэтому еще раз повторю, что никто за нас самих воевать не будет.
По материалам «Фактов»
