Есть, как вы знаете, в русском языке неприличное слово из трех букв. Оно даже сильнее, чем поправки к закону о СМИ, запрещающие употребление обсценной лексики в газетах и журналах. Редактору не нужно изощряться, чтобы пояснить читателю, что имел в виду легкомысленный автор. Есть ведь такая мода: в скобках после отточий курсивом сочинять развернутые толкования исключенных из публичной речи слов: «продажная женщина», «экспрессивное обозначение полного краха» и т. п. Но со словом из тех букв все просто — достаточно написать: «слово из трех букв», и даже непроходимый тугодум сообразит, о чем, собственно, речь.
Прошлая неделя добавила к неприличной комбинации из трех букв еще одну неприличную комбинацию — на этот раз из трех цифр. Ну, помните, конечно, когда евро преодолел отметку в сто рублей. Это и правда выглядело полнейшим неприличием, отчаянно попахивало смертью рубля и спровоцировало панику, причем не только на биржах, но и в магазинах. Россияне кинулись скупать все, до чего могли дотянуться. И особенно востребованными — пишут — оказались почему-то телевизоры. Люди покупали по пять телевизоров разом. Вскрывали тайники, извлекали из темных углов заначки, отдавали последнее, чтобы купить еще один телевизор.
И счастливы были те, кто уносил домой два, три, пять телевизоров. И плакали те, кому телевизоров не хватило. Хотя таких, правду сказать, кажется, не было.
А потом рубль укрепился, и над коллекционерами телевизоров начали дружно смеяться: ну, что, мол, новый год без еды и денег в окружении пяти плазм? Однако я вам скажу вот что: россияне, накупившие телевизоров, поступили, может быть, и не особенно умно. Но они сделали то, что должны были сделать. То, чего не сделать просто не могли.
Неприличная комбинация из трех цифр объяснила даже тем, кто привык соображать без спешки или не соображать вовсе, что эпоха стабильности кончилась. Нет, разумеется, с этим уже после марта текущего, утекающего года никаких вопросов не осталось, но взбесившиеся табло обменников дали нам знак. Стали чем-то вроде той надписи на стене во дворце вавилонского царя, о которой повествует книга пророка Даниила.
Мы, конечно, в последние десять лет жили тут попроще, чем Валтасар, но тоже все-таки, положа руку на сердце, не бедствовали. Не то чтобы жировали, но не бедствовали. Россияне привыкли к спокойной и обеспеченной жизни, нашли для этой жизни специальное имя — Стабильность, и возвели алтари для поклонения Стабильности. Они же в просторечии телевизорами именуются.
При этом специалисты, которые что-то понимают в экономических вопросах (или, чаще, ничего не понимают, но умеют солидно надувать щеки и засорять речь загадочными терминами), могут долго рассуждать о динамике цен на нефть, но для большинства россиян тут существует связь, скорее, магическая. Есть телевизор. Есть Путин в телевизоре. Собственно говоря, нигде, кроме телевизора, его и нет, что, возможно, даже неплохо. И есть Стабильность. Скромная, но сытая Стабильность, как производная от наличия Путина в телевизоре.
Терять Стабильность не хочется. Даже самые ярые из борцов с режимом, уверен, мечтают не о голоде с нищетой, а о свободных выборах, допустим. Тем более, здесь никто не знает, что это, и тем прекраснее мечты. Терять не хочется, но и обманывать себя все тяжелее: табло обменников не врут. И ценники в магазинах не врут. И начальник, ставший вдруг печальным, когда говорит проникновенно, что мы, конечно, как семья, но времена теперь такие, что некоторым членам нашей большой и дружной семьи придется искать новую работу, — не врет. Вернее, про семью врет, а про сокращения не врет. Что-то не то со Стабильностью. Кончается Стабильность.
При этом если современный россиянин и знает что-то об окружающем мире совершенно точно — так это то, что никаких способов менять окружающий мир для него не существует. Собственно, жить в мире Стабильности — и значило плыть по течению в молочной речке, не пытаясь ни на что повлиять. Да и зачем пытаться, когда Стабильность.
Теперь, когда Стабильность кончается, как россиянину ее защитить? Он не может пойти к власти и спросить, куда это власть подевала его Стабильность. Нет таких механизмов, да и мыслей таких нет, пока нет, во всяком случае, и связь между действиями власти и крахом Стабильности не многими ощущается.
Нет навыка думать о причинах и следствиях, а если вдруг есть, так от этого только больнее. Во многом знании многая скорбь и никаких вариантов знанием воспользоваться. Но это в пространстве реального, а ведь есть еще пространство магического!
В пространстве магического была та самая, отмеченная нами выше таинственная связь — телевизор, Путин в телевизоре, Стабильность. Телевизор на месте. Путин тоже никуда не ушел. Стабильности нет. Что может и даже должен сделать россиянин для исправления ситуации?
Правильно, попробовать добиться перехода количества в качество. Увеличить до максимально возможного число телевизоров в доме. Один Путин в единственном телевизоре явно уже не справляется. А пять Путиных в пяти телевизорах? А семь Путиных в семи? А вдруг?
Конечно, те, кто бежал на прошлой неделе занимать очередь за плазмами, ничего такого не думали. Но поклоннику нехитрого культа и нет надобности думать. Вера ведет верного, вера сильнее мысли. Вера если и не двигает горы, то уж склады-то опустошать вполне способна.
И даже если вся эта магия на уровне страны не сработает, то на уровне отдельной квартиры — вполне. Включит человек пять своих новых телевизоров, послушает обращение президента, потом посмотрит, как весело пляшет на пяти разных каналах Филипп Киркоров. Можно переключать каналы, а можно и не переключать — все равно на каждом Филипп, которого россияне в этом году, презрев Михайлова и Лепса, назвали лучшим певцом отечества.
Бог-певец, бог-царь, и бог-голубой экран. Спокойствие и надежда. И может быть даже, если после покупки пяти телевизоров осталось немного денег, — оливье.
А нам, общему восторгу не поддавшимся, останется только завидовать владельцам столь мощного устройства для обретения надежды. Впрочем, что ж это я. Буду говорить за себя. Вдруг вы купили пять телевизоров.
