Вчера ни Министерство внутренних дел, ни Генеральная прокуратура не предоставили никаких новых фактов в отношении "протоколов Чечетова" – копий допросов бывшего председателя Фонда госимущества, получивших хождение в интернете (см. Ъ от 18 и 19 декабря). Как известно, в период, когда Михаил Чечетов давал свои показания следователям МВД, Генпрокуратуру возглавлял Святослав Пискун, к которому был вынужден обратиться за разъяснениями корреспондент Ъ Валерий Калныш.
В ходе разговора стороны коснулись ряда актуальных проблем внутренней политики, включая газовый кризис и взаимоотношений ветвей власти.
– Как бы вы прокомментировали появление так называемых "протоколов Чечетова"? Они подлинные?
– Тяжело сказать. При сегодняшнем уровне копировальной техники может быть все что угодно. Знаете, те протоколы, которые появились (на сайте "Обозреватель".–Ъ), я никогда не видел. Дело в том, что Чечетова на протяжении прошлого года допрашивали в нашем следственном управлении, и все протоколы допросов хранятся в материалах уголовного дела. Мне никто не говорил, что Чечетов дал какие-то особенные показания, по которым можно возбуждать уголовные дела в отношении конкретных лиц.
– По каким делам проходил Чечетов в Генпрокуратуре?
– Я не помню. По-моему, это было связано с приватизацией каких-то объектов, не помню, но точно скажу, что было связано с приватизацией. Мне кажется, это было очень большое дело, в котором он дал свидетельские показания, которые могли стать каким-либо подспорьем для более серьезного расследования. Показания, данные им в Генпрокуратуре, я не читал, и мне о них никто не докладывал.
– Трудно поверить, что, будучи генпрокурором, вы не знали о допросах Чечетова.
– Знал. Конечно, знал, это нормально, мы много людей тогда допрашивали. Мы активно работали.
– Вам как человеку, который идет на выборы в списке Партии регионов, известна реакция Михаила Чечетова?
– Нет. Я лично с ним никогда в жизни не разговаривал. В этом у меня не было необходимости. То, что было наработано по уголовным делам, должно получить свою оценку в прокуратуре, но, по-моему, Генпрокуратура вчера заявила, что против него никаких дел нет.
– По нашей информации, дело есть. Правда, неизвестно, где оно находится – в Генпрокуратуре или МВД.
– Тогда надо разобраться, кто из них врет. Единственное, что я знаю точно, это что Чечетова допрашивали в ГПУ и было это и в мае, и летом.
– Этот период в 2005 году ознаменовался другими громкими делами – Колесников, Кушнарев...
– Мне кажется, допрос Чечетова не был связан с политикой. Там была только экономика. Убедиться в этом, посмотреть протокол допроса можно будет только после окончания расследования, когда с ним ознакомятся адвокат, прокурор, судья.
– Какая судьба у вашего дела с восстановлением в должности генпрокурора?
– Я считаю, что Шевченковский суд абсолютно законно восстановил меня в должности. Та истерика, которую устроил господин Головатый (Сергей Головатый, министр юстиции, представитель интересов президента в суде.–Ъ) по поводу этого решения, очень негативно повлияла на имидж власти. Оскорбление судей скопом, людей, которые осуществляют правосудие, называть мафией?! Это позор. "Депутатов в стойло". Я удивляюсь, почему на это не реагирует генеральный прокурор.
– Все-таки Александр Медведько – генеральный прокурор?
– Ну конечно! И я генпрокурор – двое нас.
– Вы указы больше не подписываете?
– Нет. Уже не подписываю. Я не могу отреагировать, меня в кабинет не пускают, а так бы я отреагировал.
– И?
– Дал бы правовую оценку высказываниям господина Безсмертного (Роман Безсмертный призвал Виктора Ющенко к роспуску парламента и введению прямого президентского правления.–Ъ), договору о поставках газа. Я уверен, что RosUkrEnergo не виновата в том, что подписан договор о цене по газу, виновата украинская сторона. Они продавцы, они предлагают товар. Виноват тот, кто принимает эти условия. Причем "Газпром"? Они чистые, это мы создали глупость. Нужно посмотреть условия этого договора, нужно провести комплексную проверку "Нафтогаза", выяснить, куда делись кредиты в 1,2 миллиарда долларов – два раза брали кредиты по 600 миллионов долларов, куда они девались? Но это плохая идея с моей стороны, потому что я плохой генпрокурор.
– Как это понимать?
– Прокурор должен быть хорошим, не заниматься острыми вопросами. Вот Медведько – нормальный прокурор. Он за это вместе с Дрижчаным (Игорь Дрижчаный, глава СБУ.–Ъ) получил 13 января звание генерал-полковника, я их, кстати, с этим поздравляю. Я очень рад, что президент оценил их работу. Мне приятно, потому что это два моих бывших заместителя, значит, я не ошибся в людях, значит, правильно, что я их нашел, с ними работал, они прошли у меня за три года хорошую школу.
– Когда вам стало известно о сложной ситуации c RosUkrEnergo?
– В мае. Мне об этом рассказал Турчинов. Он тогда был главой СБУ. Он мне рассказал о том, что СБУ раскрыла преступные схемы со стороны представителей украинской, а не российской власти, которые приведут к тому, что будут заключены невыгодные для Украины экономические соглашения под прикрытием якобы видимой независимости Украины от России, и эти договора приведут к концу года к экономическому коллапсу и падению промышленности. Я его спрашиваю: откуда ты это знаешь? Он сказал, что его работники, аналитики СБУ, это все просчитали, и он подал докладную записку президенту по этому вопросу еще в мае!
– И чем закончилось это обращение к президенту?
– Ничем. Оно закончилось тем же, чем закончилась моя докладная записка о хищении Киреевым (Александр Киреев, глава Государственной налоговой администрации.–Ъ) 300 миллионов,– нашей отставкой.
– Вы могли бы пояснить свои слова о том, что Виктор Ющенко предлагал вам место в списке "Нашей Украины"?
– Об этом мы договорились в первый день нашей встречи после моего назначения, это было 11-12 декабря (2004 года.–Ъ), до инаугурации. Это был наш договор.
– В таком случае каковы были ваши обязательства по этому "договору"?
– Я должен был активно работать, раскрывать преступления, исполнять свой служебный долг. Я ему сказал, что не хочу больше работать генпрокурором и что хочу год доработать до выборов и уйти. Об этом мы и договорились – я год работаю и ухожу в "Нашу Украину".
– Был момент, когда президент сказал вам, что для вас нет места в списках?
– Нет, ничего такого не было. Вообще, у нас были очень хорошие отношения. Мы отличались только в понимании того, что такое преступление и кто такой бандит. Виктор Ющенко считал, что бандиты – это все, кто не стоял на Майдане и не принимал участие в "оранжевой революции", а я говорил, что бандит – это тот, кто совершил преступление. Когда я увидел, что идет такое разделение, прощаются преступление, воровство, взяточничество...
– Давайте говорить фактами.
– Ну давайте. В одной области прокуратурой было возбуждено уголовное дело против жены губернатора, которая занималась рэкетом, а фирма, которую "крышевал" губернатор, получила 183 миллиона в связи с незаконным возмещением НДС в этой области. Прокурор возбудил дело, я доложил об этом президенту и сказал, что этого губернатора надо снимать, а потом привлекать к уголовной ответственности, потому что он является организатором преступной группировки. Президент мне ответил очень просто: "Соберем губернаторов, посоветуемся". Их собрали, меня пригласили. Губернатор этот выступил и сказал, что прокурор области – бандит, плохо работает и связан с бандитами. Президент посоветовал мне поменять прокурора области. Вот и все. Получается, тем, кто рядом с президентом, можно брать взятки, воровать, использовать транспорт, организовывать фиктивные предприятия, возвращать НДС миллионами и миллиардами, как это делает Киреев, а те, кто не был в этом окружении,– им нельзя ничего. И это правильно – им тоже нельзя, но просто одних нельзя трогать, а других можно. Я был против такой позиции. И тогда я начал активно работать против окружения президента, в августе. Я начал давать правовую оценку материалам, которые появлялись в прокуратуре. Люди боялись, я же говорил, что этим надо заниматься и открыть глаза президенту! Например, откуда президент может знать, где его жена взяла самолет на его инаугурацию? А что? Она же могла ему не сказать. Или, например, откуда президент может знать, что его брат от кого-то какие-то деньги получал? Они же не одной семьей живут. Я уверен, что он не знал, иначе ему надо было бы давно уехать из этой страны.
– Назовите хотя бы один факт, когда президент четко заявлял о том, что вот этого человека трогать нельзя. Был ли факт давления со стороны президента на генпрокурора?
– Таких фактов было много.
– Конкретнее.
– Я не могу об этом рассказывать, потому что это мои личные разговоры с президентом. А я не сторонник озвучивания разговоров, которые состоялись тет-а-тет.
– Но они были.
– Были.
– И давление было?
– Конечно.
– Сколько его указаний вы выполнили, а сколько нет?
– Не выполнил ни фига! Вот честно, ни одного не выполнил, представляешь, какой идиот!
– Если вдруг вы вернетесь в Генпрокуратуру, что вы сделаете с охраной, которая вас не пускала в здание?
– Ничего. Она выполняла приказ, хоть и незаконный. Я охраняемое лицо, охраняемое лицо имеет право прохода в учреждение. Например, к Литвину (Владимир Литвин, председатель Верховной рады.–Ъ) в кабинет я прохожу без вопросов, и меня пускают.
– И давно вы встречались со спикером?
– Недавно. Мы обсуждали ситуацию с отставкой правительства. Мне кажется, идет очень сильное давление на Владимира Михайловича.
– Это он вам об этом сказал?
– Я не передаю содержания личных разговоров. Но мне показалось, что он очень серьезно озабочен ситуацией в стране. И он не хочет загнать ее в глухой угол. В свою очередь, у меня есть ощущение, что для нашей власти – чем хуже, тем лучше, и я не удивлюсь, если завтра в Киеве загорятся мусорники, или бросят зажигательную бомбу в русский корабль, или на маяках начнут стрелять. И это естественно. Потому что это естественный процесс в условиях беззакония, которое происходит в стране в течение последних полугода.
