Английский философ, историк, политический деятель Френсис Бэкон однажды сказал: «Если бы наука сама по себе не приносила никакой практической пользы, то и тогда нельзя было бы назвать ее бесполезной, лишь бы только она изощряла ум и заводила в нем порядок».
Безусловно, учитывая сумасшедший ритм современности, болезни и прочее, здорово разрушающие людские плоть и дух, нам хотелось бы, чтобы наука приносила исключительно практическую пользу. Однако точно так же понятно, что без хоть какой-то помощи извне никакая наука не сумеет самостоятельно реализовать себя по максимуму.
О нынешней ситуации в украинской науки и ее будущем в эксклюзивном интервью корреспонденту ForUm ’a размышлял директор Института философии НАНУ, доктор философских наук Мирослав Попович.
Мирослав Владимирович, как, по-вашему, в каком состоянии сейчас украинская наука?
У нас своеобразная структура науки; очень слабые практические университетские научные центры, перегруженные педагогической работой.
Главным образом, научная работа сосредоточена в Академии наук – огромном холдинге, где работают десятки тысяч людей.
В Советском Союзе вся наука была направлена исключительно на «оборонку», на военные ведомства. То, что сейчас «оборонки» фактически не существует – тяжелый удар, прежде всего, по прикладным сферам науки, которые у нас были развиты больше, нежели другие. Ну, а в остальном – все как у всех – те же трудности.
Нам, ученым, все это очень больно. Потому, что, если, скажем, металлург или машиностроитель, который должен смотреть вперед на 10 лет, но не смотрящий, все равно продержится на поверхности, то ученые и наука ОБЯЗАНЫ смотреть вперед на 20 лет – они именно для этого и созданы.
Наука трудно переживает то обстоятельство, что у нас теоретические исследования подчинены сегодняшней практике. Это тяжелое наследие. Но утешает, что все остальные основные кадры, направления и школы сохранились и живут, и дай Бог им здоровья.
Как, по-вашему, не добавит ли трудностей намерение Табачника сократить количество вузов? Не станем ли мы, таким образом, беднее на образованных людей?
Это намерение отражает общее неприятие атмосферы конкретности, характеризующее нашу администрацию в последнее время.
Да, действительно, 800 учебных заведений для Украины можно заменить восемью десятками – ну и что?
Во всем мире есть учреждения, которые решают, быть данному вузу или не быть. Но это не государственные учреждения, и тем более не министерство просвещения. Нет в мире чиновника, решающего, имеет ли какой–то данный вуз право на существование или нет. Вместо этого есть общественность, которая и определяет степень соответствия современного образовательного процесса.
Да, действительно, лучше иметь три–четыре подчиненных, которых легко контролировать, чем пятьсот или восемьсот, всегда готовых ускользнуть из–под контроля, но с другой стороны – пардон, без хорошего количества не будет и хорошего качества.
Если мы не дадим возможности инициаторам создания новых вузов сделать что–то свое, то, в конце концов, получим затхлую атмосферу без соревнования. Знаете, как говорится, пусть будет сто цветов и пусть соперничают сто ученых. Этот лозунг, кстати, можно использовать и для укрепления власти. Хотя для власти выгодно иметь малое количество цветов и ученых – тогда все будет в ее руках.
Я категорически против курса на сокращение вузов Украины. Пусть они живут, создают атмосферу соревновательности, которая позволит потом одним тихо уйти с арены, а другим – расцвести и создать новые горизонты.
Раньше за советским образованием иностранные студенты буквально в очередь становились…
Теперь не такая сильная база. Сейчас Украина известна, скорее, как некий культурологический центр, но то, что она реально может предложить и сделать, знают плохо. Это целая проблема, в том числе и инвестиционного климата. Да что рассказывать, Вам и так все это хорошо известно.
Да, Запад охотно признает, что советская военная промышленность была высочайшего уровня, но он плохо знает нашу гуманитарию, медицину. Вот если бы нашим ученым хорошую материальную базу, они бы, конечно, заставили о себе говорить. Но мы, к сожалению, крайне бедны сегодня.
Как Вы думаете, почему, декларируя курс на евроинтеграцию, мы не переводим книги украинских авторов? Ведь нам есть, что предложить мировому читателю…
Совершенно с Вами согласен. Сегодня мы знаем Запад очень хорошо, да и в советское время знали его достаточно прилично, а Запад нас, как не знал, так и не знает. Ему известна диссидентская литература советского времени, этакие протуберанцы, но он не знает повседневного нашего труда и уровня.
Конечно, нужно переводить и издавать и художественные, и научные работы, создавать специальные научно–популярные обзоры того, что у нас происходит. Мы обязательно должны познакомить Запад с культурой большой европейской страны, которая зовется Украиной.
Мирослав Владимирович, не секрет, что будущее любой страны – за просвещением. Вы, человек, работающий с современными студентами, как считаете, есть у нашей страны в этом плане потенциал?
Я думаю, потенциал у нас огромный. У нас много научной молодежи, которая останется здесь, в нашей стране, потому что выехать не имеет возможности. И не нужно ее отпускать, нужно помнить, что наука – это люди, а люди – это то, что легче всего потерять и крайне трудно найти.
Нам нужно, чтобы нас не трогали и давали возможность проявить себя. Я имею в виду всю академическую среду, нашу элиту, ученый мир в целом. Мы всегда сможем оправдать свое существование и средства, затраченные на нас. Главное, – чтобы нас понимали.
