Эксперт-политолог Дмитрий Выдрин — основоположник понятия «политтехнология» и советник всех президентов Украины. В эксклюзивном интервью «Фразе» он рассказал о качестве технологических «мастырок» и о том, как к его советам прислушиваются лидеры, о роли гражданского общества и о несостоявшемся мировом сейшене блогеров на острове Змеиный, а также об Интернете как оружии Навального и всего нынешнего «интеллектуал-пролетариата».
С вашей легкой руки в обиход вошло понятие «политтехнологи»...
Этот термин я изобрел случайно, будучи еще консультантом кандидата в депутаты СССР. В одном из столичных букинистических магазинов увидел ветхую книгу, оказавшуюся «Справочником маркшейдера» (издание 1861 г., Санкт-Петербург). Стал читать и не мог оторваться: в ней было объяснимо все! Описывались горные работы: как грузить уголь, как заходить в узкую лаву. Я поменял понятие «уголь» на понятие «финансовые ресурсы», вагонетки — на коробки из-под ксерокса, в которых заносят в кабинеты деньги, лавы — на избирателей. Таким образом, определилась вся технологическая цепочка, а именно: как сделать человека депутатом. Тогда в журнал «Коммунист», где редактором отдела политики был Егор Гайдар, я написал большую статью «Политтехнология и политтехнологи», которая вышла под выборы. И многие тогда, руководствуясь написанным, провели свои избирательные кампании. Так я — вроде бы, случайно — фактически создал новую профессию.
Нынешние политтехнологи ее оправдывают?
С того момента, как возник термин «политтехнологи», прошло больше 20 лет. Очень многое изменилось. Думаю, сейчас политическая технология подчиняется неким общим тенденциям всех других технологий. У меня стойкое ощущение, что мир детехнологизируется, становится более хаотичным, несистемным, менее логистичным, и поэтому длинные технологические цепочки распадаются на какие-то локальные процессы, которые уже нельзя назвать технологиями. Когда-то ко мне обратился один политик — выходец из, скажем так, «социально сложной среды», мол, помоги мне «замастырить» концепцию. Говорю: какую концепцию? Ну, вот я иду на выборы, и нужна какая-то программа. «Замастырь» мне программу! Я говорю: знаете, я могу разработать программу, но не «замастырить». Так вот, у меня такое ощущение, что некие ситуативные, условно говоря, «мастырки», некие симуляторы программ заменили сегодня то, что я раньше называл технологиями. В мире все хуже становятся космические аппараты, они не совершенствуются; хуже становится и не совершенствуется авиационный транспорт. Я до сих пор удивляюсь, что раньше люди спокойно летали на Луну каждые полгода, а сейчас перестали летать, потому что утрачены многие навыки. Раньше можно было на самолете из Парижа в Нью-Йорк долететь за 3 часа, а сейчас нужно лететь 8 часов. И все потому, что утрачены технологии. Что-то происходит в мире, что ухудшает качество технологического проектирования.
Это коснулось и политтехнологий?
Конечно! Поэтому то, что делают сегодня мои коллеги, я не отношу к политтехнологиям. В частности, многие сводят политтехнологию к визажированию. Я знаю одну женщину-политика, которая на визаж лица тратила в 10 раз больше, чем на создание своих идеологических, философских и экономических программ. Я знаю людей, которые заменили технологов на балаганщиков, у коих вся технология превратилась в создание стебных шуток, где идет глумление над оппонентами. Одним словом, имеют место процессы распада технологий вообще и, в частности, распада политтехнологий. Так что я не могу назвать коллег, работающих в русле стройной, продуманной, концептуально-обоснованной технологической миссии.
Вы — внештатный советник Виктора Януковича. Что советуете? И прислушивается ли президент к вашим советам?
Думаю, что процент прислушивания любого лидера к любым советникам во всем мире примерно одинаков. Я не знаю ни одной страны, где советы выполнялись бы на 90% или на 50%. Или даже на 30%! Мы, советники, своего рода «десятники»: если наши советы реализовываются на 10% — это уже, наверное, достойный результат. Я себя тоже отношу к «десятникам» и смею предположить, что 10% моих советов не просто воспринимаются, но и каким-то образом превращаются в соответствующие действия, программы, решения. Меня этот процент устраивает. Можно сказать, 10% интеллектуального отката. Все мои советы сводятся к простым пожеланиям и простым механизмам. Я считаю, что главным союзником президента и в Украине, и в других странах на данном этапе развития социальной эволюции является гражданское общество. Можно опираться на богатых людей, можно опираться на пресловутый средний класс на какие-то сакральные космические или религиозные силы, но самой надежной опорой любой власти может выступать только более-менее развитое гражданское общество. Потому нужно помогать развиваться этому обществу. Что такое гражданское общество? Это — совокупность ряда институтов, к которым я отношу, прежде всего, экспертное сообщество и умную прессу. Я считаю, что в Украине есть его зачатки, но нет должного и достойного уровня. А для этого нужно было принять простые решения, например, на президентском уровне...
Но ведь есть Координационный совет при президенте...
Думаю, что нужны более радикальные методы. К примеру, в одной из соседних европейских стран рейтингуются все экспертные организации, студии, фирмы, и 10 наиболее рейтинговых получают от государства безвозмездную и очень солидную грантовую помощь. Скорее, за репутацию, чем за реально проделанную работу, поскольку, если у фирмы или у конкретных людей есть серьезная репутация, то государство считает, что эти деньги не будут пропиты и растрачены, а будут пущены на хорошие социальные проекты, на качественную социологию и модерновый социальный дизайн. Неплохо было бы сделать такую же вещь у нас, потому как большинство моих друзей по экспертному сообществу тратят 90% времени на то, чтобы бегать по разным адресам-явкам-паролям для «выбивания денег» на свое существование, на свои исследования. Если бы они имели возможность иметь госгранты за репутацию, то, наверное, у них было бы значительно больше времени заниматься стратегированием, а не поиском доноров и источников финансирования. Поэтому, мой совет — это развитие гражданского общества во всех формах. Это касается не только экспертного сообщества, но и журналистики, образования, Интернета.
Интернет уже начал своего рода медийную революцию...
И в этой революции власть может быть либо пострадавшей стороной, либо участвующей! Я бы посоветовал вкладывать деньги в Интернет: войти в интернет-сообщество и ненавязчиво вносить туда актуальный креатив и культуру. Сейчас интернет-сообщество захлебывается от возможности, которую дает анонимность. Если мальчик из села приезжает в город, он часто совершает девиантные поступки, поскольку шалеет от городской вседозволенности: в селе ведь все друг о друге знают, а в городе возникает ощущение полной бесконтрольности и полной анонимности. Сейчас Интернет переживает стадию сельского мальчика, приехавшего в большой город: всем кажется, что полная анонимность, ники вместо имен, конспиративность дают возможность творить все, что угодно. Поэтому Интернет работает в режиме надписи на заборе: вот пойду и напишу, что Коля -... и дальше три точки нецензурных выражений. Или Вася — ... и снова три точки. Интернет — это замечательная возможность, которая будет либо реализована, либо не реализована в зависимости от того, сколько туда будет закачано культуры в виде умных дискуссий и продвинутых соцсетей. Вот в Украине проблемы: анонимность бизнеса, анонимность владельцев предприятий и анонимность интернет-пользователей. Поэтому я много раз предлагал устраивать некие сейшены, например, проводить фестивали блогеров, пишущих на экономические, политические и культурологические темы. У меня даже была мечта провести громадный фестиваль самых популярных мировых блогеров на острове Змеиный. Это дало бы новый толчок развитию мирового Интернета и, в частности, украинского сегмента. Плюс ко всему, мы бы всем доказали, и Румынии в том числе, что о. Змеиный — это не скала, а именно остров. Ведь на скале такое проводить невозможно!
Почему не провели? Вероятно, вас не поддержали?
Поддержали! Я тогда был депутатом Верховной Рады, и мы даже готовили поездку парламентариев с целью оценить возможности проведения этого мероприятия. А потом все депутаты, с кем я договаривался, потихоньку «спрыгнули»: у одних возникли семейные обстоятельства, другие боялись перелета на вертолете из Одессы на остров, поскольку была плохая погода, у третьих появились иные планы. Как всегда, из-за каких-то мелочей не получается значительное и главное.
Будем считать, что они оставили Змеиный скалой... В одном из интервью вы назвали Facebook «оружием Навального, который выиграет следующие выборы в РФ». Вы и вправду так считаете?
У него есть шансы, потому что на каждых новых выборах выигрывают те люди, которые лучше других используют актуальные инструменты. Ленин когда-то завел представителей социал-демократов в Госдуму Российской империи — это была его первая победа. А потом он уже просто захватил власть, потому что первый понял ту возможность, которую дает массовая печатная пресса. И когда он сказал, что газета является не только информатором, но и организатором, тот час же и выиграл! Просто он правильно понял, как использовать массовую печатную прессу для получения власти. Сейчас аналогичная ситуация: кто поймет, как правильно использовать сетевые структуры, тот и победит. Например, в Венгрии недавно победила на выборах партия, которая имела доступ к Интернету, но не имела доступа к телевидению. У нас же по старинке считают, что выигрывают те, кто имеет доступ к ТВ. Я предполагаю, что в ближайшее время в Украине сложится такая ситуация: мастодонты политического процесса будут держаться за телеэфир, считая, что тот, кто контролирует «ящик», выигрывает. А выиграют на самом деле те, кто активно и эффектно использует социальные сети. В России уже есть люди, которые это поняли. А в Украине таких людей пока еще очень мало.
