Предыдущий разговор о советском кинематографе мы закончили на альтернативе, которую короткая черненковская стабилизация предлагала советскому зрителю. Альтернативный путь тому, что позже вошло в историю как Перестройка.
И здесь уместно вспомнить фильм «Восемь дней надежды» режиссёра Александра Муратова. Формально это рядовая производственная драма, для которой очередной типовой сценарий написал один из главных подёнщиков советской литературы, неутомимый Эдуард Володарский. Но некоторые нюансы и исторический контекст заставляют присмотреться к этому фильму внимательнее.
Два шахтёра (действие происходит на Донбассе) оказались замурованы в шахте. По оценкам специалистов более восьми суток они там продержаться не могут. Директор шахты Белоконь (его играет Валентин Гафт), принимает спорное и нестандартное решение. Лучшие забойщики рекордными темпами пробиваются к своим товарищам, и в итоге спасают их. Казалось бы, самый обычный схематичный сюжет.
Но как всегда дело в деталях. Что мешает директору? Ему мешает трудовое законодательство, госты, нормы, а также излишняя бюрократизация аппарата. Директору мешает не то, что вся ответственность в случае неудачи падёт на него — она падёт на него в любом случае. Ему мешает, что эту ответственность крайне тяжело на себя взять: не дают. А ещё ему мешает сама окостеневшая система, которая не позволяет ему вызвать у своих шахтёров трудовой энтузиазм даже при виде запертых в шахте товарищей.
Здесь всё та же проблема, которую с 1981-го года стал ставить отечественный кинематограф. Вся чётче проступает очевидность того тупика, в который зашёл СССР. Назревает необходимость поиска выхода из этого тупика. И кинематограф предлагает решение. Только если до черненковского 1984-го года и после него решение это заключалось в демократизации управления, гласности и перераспределении полномочий в пользу низов (инициатива на места), то в 1984-м году решение было другим.
Директор Белоконь, решая вопрос жизни и смерти, возродил сталинские методы управления. То, что называлось на хрущёвском языке штурмовщиной, и то, что называлось на другом языке массовым энтузиазмом. Совершенно неслучайно, что именно на земле Донбасса был снят этот фильм. Ведь именно история героического освоения этого края в массовом сознании, пожалуй, теснее всего переплетена со сталинскими «огненными пятилетками».
А кроме того, фильм, премьера которого состоялась в Донецке, показывал сомневающимся, что опорным классом советской власти по-прежнему являются рабочие.
Любопытно, что одним из символов хрущёвской борьбы с этой самой «сталинской штурмовщиной» стал фильм Владимира Басова «случай на шахте восемь», снятый в разгар борьбы с культом личности — 1957-м году. А несостоявшийся черненковский поворот иллюстрировала картина «восемь дней надежды». И там, и там история крутится вокруг шахтёров. И даже цифра восемь фигурирует в названии картины. Совпадение очень интересное, история любит выкидывать такие фортели.
Второстепенной, но очень важной, фигурой является сын директора, его играет Дмитрий Харатьян. Совершенно типичный для кинематографа тех лет молодой оболтус, иронически относящийся ко всему, мучимый скукой и ни во что не верящий. В конце фильма он меняется. И меняет его тот самый сталинский энтузиазм, который он видит собственным глазами. Оказалось, что то, чему агитаторы учили его в школе, комсомоле и институте (как правило, уже сами не веря в свои слова), — вполне возможно. Он видит этот духовный подъём собственными глазами, видит, как люди совершают трудовой подвиг и спасают своих пропавших в шахте товарищей.
Стоит отметить, что Володарский отнёсся к своей работе (за которую получал те самые, заработанные шахтёрами государственные деньги), как к очередной халтуре. Но время было не то, сценарий заставили сильно поменять, и большую роль сыграл в этом Юрий Иванов, директор шахты, на которой проходили съёмки. Это ещё одно свидетельство того, что при Черненко времена начали меняться, и творческой интеллигенции стали регулярно напоминать, чей хлеб она ест.
Итак, помимо борьбы с мещанством («Блондинка за углом», «Прохиндиада», «Время желаний»), черненковские идеологи планировали опереться на рабочий класс и вернуть сталинские методы управления, основанные на искреннем массовом энтузиазме. Но это сочетание, которое способно было привести к успеху, не пошло в жизнь. Уже с 1985-го года кинематограф вернулся в прежнее русло, и после прихода к власти Горбачёва стал идеологически обслуживать Перестройку.
Коротким черненковским дням надежды суждено было остаться лишь днями надежды. Во что-то большее они, увы, не переросли.
