Первый мощный снегопад в Киеве вернул нас к реальности, погрузив город и его людей в грязную ледяную пучину.
Разруха, по классику, засела в наших головах.
Наблюдать за людьми сейчас — самое занятное, что остаётся. Люди молча, изредка ругаясь украдкой, про себя, преодолевают сугробы и льдины, мутные потоки холодной воды. Будто не замечая творящийся вокруг хаос.
Природа этого тупого, глухого равнодушия всегда меня удивляла, была мне непонятной.
Проще всего было бы заявить, что вся проблема в том, что половина населения Киева приехала сюда в последние два-три десятка лет.
Многие из новых киевлян воспринимают наш город всего лишь как перевалочную базу, место заработка. Кого-то гонит алчность, но большинство вынуждено бежать от тотальной нищеты и безысходности, в которую погружаются маленькие украинские городки и сёла. Сознание людей не меняется, несмотря на то, что живут они тут годами и десятилетиями.
Но тут же ловлю себя на историческом противоречии. После Великой Отечественной войны Киев был не просто разрушен — его население сократилось в разы. Многие, как моя бабушка из подмосковного села, приехали жить и строить новый город издалека, из других республик. Киев тоже был для них чужим.
Но читаю «Русский дневник» Джона Стейнбека: описывая, в том числе, и Киев во время своего путешествия по СССР в 1947 году, американский писатель восторгается чистотой на наших улицах. Через два года после войны, на фоне разрухи. Отсутствие грязи и мусора было нормой даже для вчерашних деревенских жителей, таких как моя бабушка, для которых такие мелочи, думается, были отнюдь не первостепенными.
Опять же, по воспоминаниям родственников, в советское время штрафовали за появление в общественных местах в нетрезвом виде, закуренную на остановке сигарету и даже брошенную бумажку.
Всё это кажется сегодня каким-то миражом. И сегодняшние люди, живущие куда проще и комфортнее, воспринимают такие воспоминания или попытки призвать к порядку со стороны последних нормальных людей, пытающихся противиться этой тотальной разрухе в головах других, как некую блажь.
Творящееся вокруг для такого большинства — норма.
Все эти люди напоминают толпу — безразличную и чем-то прибитую. Я бы не сказал, что жизнью — отнюдь не все в Киеве живут плохо, совсем не все тут едва сводят концы с концами. Но им, как и положено толпе, всё равно. Грязь и бардак вокруг её совершенно не заводят и оттого не заботят.
Несколько раз мы с товарищами по нашему киевскому проекту проводили что-то вроде социального эксперимента, пытаясь сделать так, чтобы хотя бы в отдельных дворах соблюдались установленные КГГА же нормы по уборке подъездов и придомовых территорий. Но всё было тщетно. Мой начальник ЖЭКа заявил мне, например, что мы, киевляне, слишком разбалованы. Дескать, скажите спасибо, что вообще убираем. То же самое говорили мне и жильцы: буду много жаловаться — уйдёт единственный дворник.
После того, как летом в Киеве подняли цены на обслуживание домов и дворов, с помощью простой арифметики я попытался объяснить нашим жильцам, что с такими деньгами в нашем дворе должен быть не один дворник, а, как минимум, четверо. Но всё опять было мимо. В лучшем случае жильцы соглашались, но лишь угрюмо ворчали, чаще же — снова просили не переусердствовать, чтобы мы совсем не утонули в мусоре и грязи, не ушел последний дворник — очередной бомж.
Что стало с людьми — загадка. Может, действительно, тлетворное влияние частной собственности?..
