Человеки и обезьяны: 30 лет «Человеку с бульвара капуцинов»

Бульвара капуцинов, как известно, не существует. Прозвание знаменитой улице первого в мире платного киносеанса дал женский монастырь Капуцинок. Но «Человек с бульвара капуцинов» – вовсе не досадная ошибка перевода, поскольку фильм не имеет ничего общего ни с Капуцинками, ни с кинематографом. Так же как и мистер Фэст Андрея Миронова не имеет ничего общего с главным героем фильма. Да и не «фэст» он вовсе. Не первый, то есть. Удивлены? Дело в том, что…

… на днях «Человеку…» стукнуло 30, а это повод для серьезного разговора о серьезном фильме.
Серьезном? Да. После премьеры фильма лишь крайне прямолинейные критики увидели в нем только пародию на вестерн. Смысл-то мы вкладываем сами, но режиссер, сценарист и актеры всегда разбрасывают крючки, на которые можно повесить шляпу. В этом случае жанр «Человека…» – шутовской стетсон, из которого выскочила замечательная социальная пародия и глубокая философская проповедь. Горестная, смех сквозь слезы, как в одной из финальных сцен этого фильма, последнего из великих советских фильмов, или одного из последних.

«Человека…» до сих пор распинают за «несерьезность», снисходительно называют «легковесным гротеском», равнодушно обзывают «легким жанром» критики, по мнению которых серьезные фильмы – это те, что смотрятся с каменными лицами или слезами на глазах. То есть, с сугубо «серьезным» настроением. А мы поговорим о серьезности в широком смысле слова, подразумевая содержательность подхода. Ведь серьезность – это мысль и чувства. Понятие «гротеска» в искусстве далеко от «эксцентричности» и тоже не может существовать без тонкого смысла и настоящей символики. Что касается атрибутов «легкого жанра», «пародии на вестерн» – в фильме могут присутствовать какие угодно атрибуты. За внешними признаками жанров есть идея, и в ней вся соль. По жанру «Человек с бульвара капуцинов» – в первую очередь трагикомедия, по основной смысловой нагрузке – драма-притча. И в этом отношении он стоит выше всех «Войн и миров» с «Иванами Грозными». Да и вообще, «Человек...» – лучший советский фильм. Да, вот так. Номер один. В нем высказано самое главное, и безупречно.

И, конечно же, это великолепный образец вестерна, причем, ревизионистского. Никакого другого вестерна, кроме пародийного, в середине 80-х снять и не могли. Тема была объезжена вдоль и поперек. Пытаться как-то серьезно к ней подходить было бы просто смешно. Тем более, не имея собственной школы киновестерна. В СССР она почему-то так и не сформировалась, несмотря на многочисленные попытки подступиться. Жанр, несмотря на все успехи евровестерна, считался неглубоким, не интересным серьезному режиссеру и сценаристу, а плакатный пафос борьбы с угнетателями был хорош скорее в фильмах для юношества. О «борьбе» в СССР снимали более значительное кино, и в более веских жанрах. Дальний Запад был отдан на откуп деятелям более мелкого калибра, или, возможно, даже навязан, как необходимая работа (зритель требует).
Поэтому советские попытки делать это в канонах жанра небезгрешны, а откровенный стеб, в котором вестерн – только форма сложного гротеска – закономерно сработал. Получился «Человек с бульвара капуцинов» – один из лучших в мире ревизионистских вестернов и вообще умных мюзиклов. Как будто поначалу предпочли копирование вестерн-мелодраматического жанра, а потом сами устали от себя в этой роли, хорошенько поиронизировали, и получился гениальный, смешной, оригинальный «Человек…» – настоящая работа. Показали, на что действительно способны. Хорошо, что успели до гибели Союза.

Снятый почти спонтанно, советский «Человек…» превзошел даже итальянских корифеев жанра, обрушив на головы кинозрителей неистовство фантазии, юмора и импровизации. А ведь сценарий «Человека…» много лет валялся на киностудии еще со времен чуть ли не эпохи индианер-фильмов, и никто не решался. Зато потом, когда началась съемка, почти все переделывали на ходу, начиная с рисунков ролей, заканчивая пессимистическим финалом, превращенным в хэппи-энд.

Хэппи-энд?

Что вы вообще думаете о концовке фильма? А ведь это ключевой вопрос для понимания всего смысла. Что в итоге ждало Фэста? Ведь поначалу финал «Человека...» выглядит печальным: Фэст бежит из городка, в котором у него ничего не получилось. Потом – оптимистическим: герой понял, что насильно мил не будешь, но не отчаивается и готов искать единомышленников. А еще позже все-таки становится очевидно, что впереди очень много трудностей, о которых он даже не подозревал, начиная всю эту миссионерскую возню.

В общем-то, в финале фильма его трудности только начинаются.

Разве Диану и Черного Джека можно всерьез считать друзьями и единомышленниками? Оба – идеалистические персонажи, и поэтому в искренность их пафоса верится с трудом, учитывая прошлое обоих. Диана «лично» заинтересована в Фэсте, а Черный Джек – ну, как может измениться под воздействием идеологии преступник? Верится только в то, что он разглядел в синематографе более современное, эффективное средство воздействия на тех, кого раньше убеждал револьвером. Вот и все единомышленники.

Удел таких, как мистер Фэст – вечное скитание по миру в надежде обрести настоящих единомышленников. Черный Джек и Диана увлечены не синематографом, а тем, что он может дать в их собственном жизненном пространстве. Джеку – власть и влияние. Диане – избавление от рутины и замужество за интеллигентным, порядочным, хотя и с причудами, человеком из Европы, имеющим небольшое, но верное ремесло в руках. Черный Джек – идеолог. Простой грабеж его не устраивает, он явно ищет настоящего большого дела. А между делом, пока не нашлось занятия, продолжает отбирать портмоне у старушек из дилижансов и принимать оплату за заказные убийства.
Ему бы возглавлять революции, перевороты. Беда в том, что для него, как человека действия, это самое действие и является первой и последней целью. Смутно прослеживаются жизненные и нравственные ориентиры Джека. Именно он убивает Фэста выстрелом в спину, чтобы не возвращать деньги Трактирщику. К счастью, сила синематографа воскрешает мессию.
А еще, интересно, куда подевалась банда Черного Джека после того, как он примкнул к Фэсту? Бросила своего главаря или он сам их распустил? Может, ждут за углом? В продолжении фильма Диана и Джек просто обязаны покинуть Фэста, получив свое и возжелав большего, и тогда Фэсту останется самое трудное – продолжить жизненное путешествие в одиночку.

Где оно окончится? Спросим у Гробовщика, героя Дурова и одного из ключевых персонажей «Человека...». Гробовщик знает о Фэсте больше, чем Фэст о себе. Ведь оба – фактически один и тот же герой. Но Гробовщик начал мессианство раньше, и уже успел прийти к неутешительным выводам. А Фэст все еще надеется и верит в  возможность преобразования мира, пусть уже не глобально. Даже в фильме его самое верное окружение вызывает сомнения в искренности. Первые подвернувшиеся на пути люди не меняют взглядов на жизнь и возвращаются к прежнему существованию, как только понимают, что феномен синематографа (или любая другая идея) ничего фундаментальным образом переделать в обществе и в них самих не сможет.

Вот и весь сказ о будущем мистера Фэста. В продолжении мы бы увидели бывшего сеятеля разумного, доброго и вечного в роли владельца мастерской по изготовлению гробов, полностью разочаровавшегося в людях и символично зарабатывающего себе на хлеб самой неромантичной профессией в мире. Это и есть жизнь, как ее понимают создатели фильма.

Здесь можно вспомнить тему «Собачьего сердца» и профессора Преображенского. Да они братья-близнецы с мистером Фэстом! Разве герой Андрея Миронова не отстаивает здравый смысл и все прекрасное в понимании интеллигента? В отличие от булгаковского героя, Фэст не противопоставляет себя падшему миру, в который «сошел». Наоборот, пытается сродниться с ним, понять его, стать ему полезным. Вопреки всей скрытой иронии собственного отношения к комичности ситуации.

Это новый герой для советского кино. А мы именно его и обсуждаем. В чем новизна? В СССР просветительство было само собой разумеющимся принципом, возведенным в ранг государственной политики. Но СССР погибал, начинались мрачные времена.
Выпестованные советским временем интеллигенты-просветители еще оставались в строю, и новое время, казалось, пока не грозило им уничтожением. Вот они и приспосабливались, энергично, честно, ко всему новому, предлагая ему свои умения и знания, по привычке наивно считая это «новое» лучшим и прогрессивным. Мистер Фэст приспосабливался точно так же. И точно так же это приспособленчество оказалось иллюзией. Правда, в «Человеке…» счастливый финал, но это, скорее, попытка с оптимизмом смотреть в будущее, не расстраивая зрителя.

Получился фильм о многом.

О том, что интеллигенции предстоит нелегкое встраивание в новое время, это будет нелегко, потому что новые времена ничего, кроме скотства, не требуют. Людей культуры ждет прозябание, как они ни крутись, и на смену обманутым идеалистам, «мистерам Фэстам», уже идут настоящие акулы «мистеры Сэконды». И толпа с удовольствием пойдет за вторыми. Потому что, в отличие от фэстов, сэконды ничего не требуют взамен, кроме человечьих душ.

Фильм действительно провидческий. И с чего мы взяли, что финал счастливый? Он самый-самый грустный. Усилия Фэста пошли прахом, и он уходит с горсткой преданных апостолов. По сути, прекращает физическое существование и превращается в легенду, о которой вспоминают лишь для того, чтобы стряхнуть иногда с себя коросту мерзости. Жителям городка оказалась ближе «философия» мистера Сэконда, она отрицала самоконтроль и усилия личности.

Фильм высмеивает мечты о человеке будущего и надежды, что «человек разумный» когда-нибудь в него превратится, стоит только окружить его умными книжками, прекрасной музыкой, лучшими фильмами. Но «человеку разумному» всего этого не требуется, потому что «разумный» в его названии – автокомплимент. Он не прочь поиграть с возвышенными материями, но когда увлеченность проходит, груз взятых на себя обязательств становится слишком тяжел.

Жители городка на Диком Западе искренне увлеклись синематографом – этим, как им казалось, неотъемлемым атрибутом быстрого превращения в блестящее общество процветания и изысканного безделья. Синематограф – символ новой идеи фикс. Поочередно такие идеи жителям городка в фильме предлагал не один, а целых трое мессий, в том числе Гробовщик. И так же поочередно, наигравшись в новую жизнь, жители осознавали, что им неловко – правила приедаются и мешают жить привычно и естественно: решать споры дуэлями, драться, есть руками, заливаться виски, сквернословить, позволять водить себя за нос. И самоуничтожаться.

Символическая намеренная «ошибка» в названии фильма совсем неслучайна. В отличие от подлинного человека искусства с бульвара Капуцинок, мистера Фэста, человек-обезьяна с бульвара капуцинов мистер Сэконд – подделка, как и его низкопробное фиглярство. Но, как и в жизни, он – главный герой фильма, формальный победитель по очкам, лучше понявший человеческую натуру и подыгравший ей. Ведь новая идеология принимается с благодарностью не в качестве рецепта к совершенствованию, а как очередное средство достижения прежних материальных целей. Значит, стоит только крысолову предложить те же или почти те же возможности, но без отбывания скучных общественных дежурств, за ним охотно пойдут, с восторгом обнаружив, что быть «высшим» обществом со своим синематографом в городке можно и так, оставаясь собой, без всех этих раскланиваний и здрасьте-пожалста.

И никто словом добрым не обмолвится о первопроходце, настоящем мистере «Первом» – Гробовщике. С него давно слетели позолота и светский шарм. Жители, в пылу увлечения мистером Фэстом, а потом и Сэкондом, о нем уже почти не вспоминают. Но он, в отличие от Сэконда, искренне хотел помочь человечеству. Такова настоящая, не книжная, участь подвижников. Изменчивый мир никогда не прогнется под них навсегда.

Ситуацию спасает девиз Фэста: «Каждому свое, в дорогу! Наш зритель ждет нас...».