Евгений Евтушенко. Чтобы помнили

«Я знаю: грядущее видя вокруг,
склоняется этой ночью
самый мой лучший на свете друг
в Кремле над столом рабочим.
Весь мир перед ним — необъятной ширью!
В бессонной ночной тишине
он думает о стране, о мире,
он думает обо мне.
Подходит к окну. Любуясь столицей,
тепло улыбается он.
А я засыпаю, и мне приснится
очень хороший сон».

Это — стихи молодого Евгения Евтушенко о Сталине. Написанные, конечно же, до развенчания культа личности. Вообще, трудно представить перо более сервильное, более готовое откликаться на желание властей и политическую конъюнктуру, чем перо Евгения Евтушенко. Обычно эталоном подобного умения лавировать и приспосабливаться считается Никита Михалков, но по большому счёту, даже Никите Сергеевичу не угнаться за Евгением Александровичем Евтушенко.

Стремительный взлёт молодого поэта Евтушенко пришёлся на Оттепель — время хрущёвского оплёвывания Сталина и сталинского периода. Евтушенко не отставал от остальных героев того времени и с самозабвением плевался в «своего лучшего на свете друга». Не уставая при этом изъяснятся в любви к новому «лучшему другу» — Хрущёву.

«Меня глубоко тронули, заставили задуматься слова Никиты Сергеевича о том, что у нас не может быть мирного сосуществования в области идеологии. Это правда, потому что вся наша жизнь — борьба, и если мы забудем, что должны бороться неустанно, каждодневно за окончательную победу идей ленинизма, выстраданных нашим народом, мы совершим предательство по отношению к народу... Сейчас, как никогда, я понимаю, что мы отвечаем за завоевания революции. На наших плечах ответственность перед ленинскими идеями. Бой за Советскую власть не окончен. Бой за Советскую власть продолжается!.. Многие представители западной прессы, эти проститутки капитализма, пытаются очернить советскую молодежь», — заявлял Евтушенко в 60-е годы.

Оттепель была разрушительным для советского строя явлением, при этом её деятели формально прикрывались «подлинными» идеалами революции. В этом отношении Оттепель была, безусловно, прообразом Перестройки. Роднила эти два явления и их явная спланированность.

Серьёзные силы в советской стране сознательно пытались демонтировать социалистическую систему, чтобы из управленцев превратиться в полноценных собственников.

Достаточно очевидно, что Евтушенко, Рождественского, Ахмадулину, Окуджаву, Вознесенского, и других «культурных отцов» того времени направляла и поддерживала чья-то мощная рука. Иначе не объяснить того факта, что Евтушенко уже в 20 лет становится самым молодым членом Союза советских писателей, имея всего одну книгу и минуя ступень кандидата в члены союза. Не объяснить внезапного появления «поэтов в свитерах», собиравших целые стадионы, особенно учитывая весьма спорный талант этих поэтов. Трудно объяснить и одной лишь сервильностью гигантские даже по советским меркам тиражи этих молодых поэтов. По-видимому, этот, как выражаются сейчас, дискурс, направленный на слом и либерализацию сложившийся официозной советской культуры, пришёлся как нельзя к стати силам, стоявшим за десталинизацией, Оттепелью, и имевшим в планах разрушение социализма.

Однако, несмотря на всю эту раскрутку, Евтушенко по-настоящему стал кумиром интеллигенции после своего знаменитого стихотворения «Танки идут по Праге», посвященного вводу советских танков в чешскую столицу. Надо отметить, что даже у далеко не самого выдающегося поэта Евтушенко трудно найти менее талантливое стихотворение. Рифмы вроде «Прага-правда», «рыданий-раздавлен» чередуются с отсылками к персонажам классической русской литературы. Причём, для чего упомянуты гоголевские Манилов и Ноздрёв, а равно чеховский Беликов, ни понять, ни объяснить (вразумительно, а не по либерально-литературоведчески) невозможно. Попытка блеснуть литературной эрудицией привела к тому, что автор «хотел выпендрится, но опозорился».

Боже мой, как это гнусно!
Боже — какое паденье!
Танки по Ян Гусу.
Пушкину и Петефи.

Пишет Евтушенко. Рифма «паденье — Петефи» уже сам по себе говорит о литературных способностях и вкусе автора. Но кроме этого, нелишне помнить, что эта фамилия читается как Пе́тёфи с ударением на первый слог. А во-вторых, Шандор Пе́тёфи не чешский, а венгерский поэт, и к Праге никакого отношения не имел. Если бы подобное позволил себе кто-то из советских поэтов-патриотов, то либеральная общественность глумилась бы, не переставая, до сего дня. Но Евтушенко можно. Он ведь занял очень любимую либеральной публикой позицию «простите нас чехи», а это в глазах либеральной публики уже даёт индульгенцию.

Внезапная смелость Евтушенко объясняется просто. Это была попытка выслужить Нобелевскую премию. Как следует из недавно рассекреченных документов ЦРУ, американская разведка имела самое непосредственное отношение к присуждению нобелевской премии, именно ЦРУ организовало нобелевку Пастернаку. Документы о более позднем периоде взаимоотношений нобелевки и ЦРУ пока не опубликованы, но по многим косвенным данным видно, что в те годы как раз решался вопрос о присуждении премии кому-то из советских писателей-диссидентов. Какие именно слухи дошли до Евтушенко, неясно. Но ничем другим этот внезапный «взбрык» верного холуя властей объяснить невозможно.

Премию, однако, вручили Солженицыну. И это неудивительно. Во-первых, давать «за диссидентство» премию кавалеру ордена трудового красного знамени, автору поэм «Под кожей статуи Свободы» и «Братская ГЭС» было бы несколько странно. Во-вторых, масштабом личности, а тем более литературного дарования Евтушенко явно не вышел. В отличие от дня сегодняшнего, в те годы нобелевский комитет всё же обращал внимание не только на политическую целесообразность, но и на литературные способности авторов, которым присуждал премии.

В качестве покаяния Евтушенко пишет панегирическую поэму о Ленине «Казанский университет», и продолжает верой и правдой служить властям, выполняя один за другим социальные заказы. Его тиражи не падают, но напротив растут, как и его благосостояние. И продолжалось это до тех пор, пока силы, придавленные после окончания Оттепели, не прорвались к власти и, захватив все рычаги управления, не начали Перестройку. Тут-то Евтушенко воспрял, а из него — одного из самых печатаемых и состоятельных людей в СССР, официального певца комсомольских строек и прижизненного классика, даже пытались слепить жертву режима. В это, впрочем, едва лик то поверил.

Таким образом, неудивительно, что бывший шестидесятник, заявлявший не так давно «бой зa Советскую влaсть не окончен. Бой зa Советскую влaсть продолжaется... Я, кaк никогдa, понимaю, что мы отвечaем зa зaвоевaния революции, зa кaждую ниточку знaмени нaшей революции. И нa нaших плечaх сегодня, кaк никогдa, лежит большaя ответственность перед ленинскими идеями, перед зaвоевaниями революции, кaк никогдa!..» — первым ринулся в Перестройку и самым активным образом принялся очернять и мазать нечистотами «каждую ниточку знамени нашей революции».

Впрочем, предпочитал этим заниматься Евтушенко из США, куда уехал в 1991-м году, и где жил, лишь изредка посещая Россию. Собственно, именно за это он так и любим нашей элитой — духовное родство иногда оказывается посильнее кровного.

И это всё, что можно сказать об Евтушенко в коротком очерке.